Все идет, как задумала Гелона.
Жрица, ведающая жертвоприношениями, подходит к Агнессе, срывает с нее хитон, бросает на раскаленные угли алтаря. Одежда чуть затлела, выбросила облачко дыма, вспыхнула и тут же превратилась в сероватый пепел. Ветер сорвал пепел с углей и унес его вместе с дымом.
Сейчас жрица должна достать кровь жертвы и ею окропить алтарь. Если огонь не потухнет, значит жертва угодна богам. Вынут нож, занесен над рукой Агнессы, но девушка неожиданно ловко выхватила у жрицы острый клинок, полоснула по левой руке и протянула ее над алтарем. Брызнула кровь на огонь, зашипела и тут же испарилась. Есть знак – боги готовы принять жертву. Жрицы, стоявшие по обе стороны алтаря, принялись сооружать костер. Возложены на угли смолистые ветви вперемежку с дубовыми поленьями, брошены травы, срезанные специально для этого медными серпами лунной ночью.
Ветер мечет над агорой клубы дыма с запахами смолы, трещат дубовые поленья, зловеще гудит костер.
Вдруг на площади раздались выкрики, толпа заволновалась. Гелона глянула в проход, где только недавно проехали Беата и Антогора, и оцепенела. По проходу шла Атосса. Волосы ее были распущены, ветер трепал их, забрасывал то на грудь, то на лицо. Она терпеливо смахивала их с глаз и шла торопливо, почти бежала. «Как же так, – думала Гелона, – Атосса была закрыта на замки, окружена верной стражей. Неужели боги пришли ей на помощь?» Гелоне хотелось крикнуть, чтобы Атоссу схватили, но она побоялась. Вряд ли кто-нибудь посмеет сейчас дотронуться до нее. Атосса вышла по ступенькам на площадку, бросилась к дочери, свела ее с приступка алтаря, поставила рядом с собой.
– Что вы делаете, люди?! – крикнула она исступленно. – Зачем великим грехом еще более умножаете грехи ваши? Зачем вы пролили чистую и невинную кровь? – Атосса подняла окровавленную руку дочери. – Разве она виновата в греховном рождении? Разве молодая и непорочная дева должна расплачиваться за грехи матери. Это на мне страшный грех, меня кладите на костер. Вот я стою перед вами, и я готова искупить все наши прегрешения. А ты, девочка моя, будешь жить. Ты чиста и безгрешна, ты еще прославишь Фермоскиру. Прости меня за все, и вы, люди, простите!
Атосса рванула хитон, распахнула его и сбросила с плеч. Ткань упала на гранит, обнажив тело Атоссы.
– Ну, что ты стоишь, царица? Отвори мою кровь, веди меня на алтарь. Я готова!
Жрицы стояли не шелохнувшись. Они растерялись и не знали, что делать. Растерялась и Гелона. Площадь, зашумевшая при первых словах Атоссы, притихла, и только ветер тонко свистел в барельефах фриза.
– Что ты молчишь, Гелона?! – выкрикнула в тишине Атосса. – Ты боишься тронуть меня? Ты заперла меня на три замка, ты окружила меня стражей, а я, смотри, стою перед тобой. Это великая богиня вознесла меня и над запорами, и над стражей. Это она, моя вечная покровительница, велела мне идти сюда и лечь на жертвенный костер. И я, покорная богине, смело взойду на него и, клянусь всеми огнями небес, что счастья тебе не будет без меня! Смотри, Гелона, я иду!
Атосса подняла с гранита одежду, вошла на приступок, скорее не бросила, а накинула хитон на пламя и бросилась в костер. На какой-то миг ее скрыли клубы густого дыма, сгоревшие внизу угли осыпались под колосники. Сильный порыв ветра налетел на алтарь, сбил остатки пламени с костра, и площадь ахнула. Жертвенный костер погас!
Атосса медленно поднялась над алтарем, сошла на гранит и громко, чтобы слышали все, сказала Гелоне:
– Если ты не поняла знамения богов, прикажи еще раз разжечь костер, и я снова взойду на него и снова выйду неопалимой. Ты боишься, Гелона!
Атосса подошла к дочери, взяла ее за руку и повела вниз по ступеням.
– Я ухожу от вас, дочери Фермоскиры. Простите меня, я ничем не могу помочь вашим бедам. Пусть Гелона выносит пояс Ипполиты, если богиня позволит ей это. Слышишь, Гелона, входи в наос, одевай на свои бедра священный пояс и спасай Фермоскиру. Может, тебе удастся это сделать. Прощай!
И все, кто находился на площади, в немом молчании провожали взглядами две обнаженные фигуры, удалявшиеся в глубину улицы. Беата подбежала к Гелоне и что-то сказала ей тихо. Гелона подняла ладонь над головой:
– Боги не желают смерти грешниц. Покоримся и мы воле богов. Но Атосса права в одном: нам надо спасать Фермоскиру. И я иду в наос, к подножию кумира. Я иду за поясом богини!
Беата скрестила руки над головой, амазонки, все как одна, спешились, взяли поводья лошадей в руки и встали на колени, склонив копья к земле. Восшествие в наос храма началось. У дверей храма жрицы, сопровождавшие Гелону, остановились – дальше могла идти только одна Священная.
Гелона подошла к двери, амазонки, охранявшие наос, разомкнулись, и Гелона, трижды повернув ключ в замке, вошла в святилище.
Томительно идет время.
В немом благоговении стоят на коленях амазонки, склонив копья. Устремив лица к небу, стоят на ступенях жрицы. Беата, переступая с ноги на ногу, покусывает в нетерпении губы. Полна беспокойства Антогора. Она никак не может осмыслить происшедшее.
Курится струйками дыма потухающий жертвенный костер.
Гелона не появляется.
И вдруг возглас облегчения проносится над агорой – между колонн появилась Гелона.
Но что это? Волосы ее растрепаны. Венец она держит в опущенной руке, в другой ее руке священный пеплос. Гелона идет медленно, пошатываясь, пеплос волочится по каменным плитам. Глаза ее расширены, она глотает ртом воздух, словно ей нечем дышать.
В. едином порыве поднялись с колен амазонки.
Беата бросилась к матери, но остановилась, пораженная. Гелона шла без пояса. Она остановилась и со стоном выкрикнула:
– Горе нам, горе! Пояс Ипполиты… он… его нет в храме!
Вопль и стоны всколыхнули площадь. Женщины в задних рядах начали рвать на себе волосы. Кто-то начал посыпать голову пылью агоры, как в дни великого несчастья…
Осада
Хети и Арам вернулись из каменоломен не скоро. В первом же селении пришлось остановиться на двое суток. Когда изумленные жители узнали, что парни побывали на земле ойропат, расспросам не было конца.
Хети рассказал, что среди рабынь на побережье зреет бунт, а Арам со свойственной ему горячностью добавил:
– Если вы не поможете этим несчастным женщинам, то вас не стоит называть не только мужчинами, но и людьми!
– Мы не в обиде на тебя, юноша, – сказал староста селения. – Мы ближние соседи ойропат и больше других претерпели от них бед и горя. Но мы должны знать, кому помогать, когда и где?
– Мы вам, уважаемые, скажем все, когда придет время, – обещал Хети. – Вы только будьте готовы.
– Тогда надо собирать сходку. Вам придется заночевать у нас.
Сходка единодушно решила выступить на помощь рабыням, когда это будет нужно. Договорились также послать ходоков во все окрестные селения, чтобы там тоже готовили оружие, запасали еду на время похода.
Так было чуть не в каждом селении. Все сходились на одном: терпеть дальше грабежи и убийства нельзя, и коль настал удобный момент, надо выступать.
Не встречали Арам и Хети селения, где бы не побывали амазонки. И всюду они уводили женщин. В каждом селении надеялись при удаче похода вызволить кто жену, кто дочь, кто сестру или мать.
Подходя к пасеке, Арам сказал Хети:
– Ты заметил, как Лота изменилась после встречи с Мелетой? Я уверен, она сейчас готовит таянцев к походу на Фермоскиру.
– Еще бы… Теперь она пойдет на все, чтобы выручить Фериду и Мелету.
– Ты думаешь, она заботится только о них?
– А оком же ещё?
– Она теперь таянка, жена старосты, – горячо заговорил Арам. – Ей теперь о всех думать надо. Мы почему-то поднимаем все селения…
– И ты ни о ком не думаешь?
– Думаю, Хети, думаю. Мелета из головы не выходит. Чокея обещала спасти ее. Сдержит слово?
– Если бы Мелету спасли, ойропаты тотчас же бросились бы в погоню. Они раньше нас побывали бы в этих местах и обшарили бы все вокруг. А ты посмотри – на пасеке все спокойно, вон видишь, отец хлопочет около пчел. Нет, Арам, я боюсь, что Чокея не смогла спасти Мелету, и, может быть, теперь их уже нет в живых.
– Зачем так говорить, неразумный?! Разве ты не слышал, Чокея говорила, что ей помогут знатные амазонки и даже сама царица. Если их выкрали, если Чокею поймали… Я подниму наше селение, мы соберем все племена на нашем пути, я ворвусь в город и вырву Мелету или погибну!
– Ты любишь ее?
– Мало сказать, люблю. Я не смогу жить без нее. Я не хотел тебе говорить, но… она моя жена.
– Я знаю, – тихо сказал Хети.
– Мы поговорим с таянцами и начнем готовиться к походу. Надо, чтобы всех нас вела Лота.
– Согласятся ли на это мужчины. Она женщина, к тому же ойропата. Поверят ли они ей?
– Еще раз говорю – ты молод и неразумен. Все наши люди – хорошие пахари, рыбаки и охотники. Но воевать они не умеют. А Лота когда-то водила в походы всю царскую рать. Ты понимаешь, она знает, чем сильны и чем слабы амазонки. Это мы растолкуем всем, кто пойдет с нами. Давай пойдем, твой отец уже заметил нас, и Лота бежит нам навстречу…
Безысходность и страх обуяли Фермоскиру. Весть об утрате священного пояса дошла до самых отдаленных границ басилейи. А когда рабыни и метеки узнали, что на побережье восстали рыбачки, что к ним присоединились царица, Чокея, Мелета и Ферида, туда стали стекаться невольницы со всех концов государства. Они убивали стражниц, грабили склады с оружием и шли сотнями к Чокее.
В городе наступило безвластие. Гелона после страшных событий на агоре растерялась и не знала, принимать ли ей сан Священной или так же, как и царице, спасаться бегством. Беата упрекала мать в безволии и трусости. Она убедила было мать в том, что все можно поправить. Пусть нет пояса Ипполиты, но всадницы все еще верны ей и пойдут на любое опасное дело. Усмирить бунтовщиц будет не так уж трудно, они не пойдут в бой против воительниц, а скорее всего разбегутся по родным местам. Атосса сломлена и не посмеет больше показаться в городе, с Годейрой можно договориться. Если ей обещать трон, она не пойдет против. Пусть она будет царицей, Гелона – верховной жрицей, а Беата – полемархой. Кадмее можно обещать звание кодомархи. Мелета же не в счет.