Тифис удивленно поднял брови, развел руками:
– Слава Арею! А я беспокоился, думал, вы непримиримы. Садитесь вместе, а мне предоставьте ваших красавиц. – И он взял под руки Кадмею и Мелету и посадил с собою рядом.
Царица и Лота, молча глядя друг другу в глаза, присели на указанное им место. Слуги наполнили их килики вином…
…В разгар ужина, когда захмелевшие кибернеты начали шумно переговариваться между собой, Лота заговорила:
– Думали ли мы, царица, что наша встреча произойдет среди мужчин…
– И перед битвой, которую мы поведем против Фермоскиры. На все воля богов. Ты посмотри на наших дочерей, они рады встрече.
– А ты? Чокея говорила, что ты не хотела меня видеть?
– Это правда. Я не могла представить тебя среди врагов.
– Теперь мы вместе. Я верю, нас ждет удача.
– Тебя, скорее всего. Если Тифис станет царем Фермоскиры… Погляди, он не сводит глаз с Мелеты. Прекрасная будет пара.
– Нет, – Лота покачала головой. – Мелета любит другого. Ждет от него ребенка. Мы не останемся здесь. В селении Тай меня ждет Ликоп. Ты не раскаиваешься, что позволила мне отпустить его с агапевессы?
– Теперь нет… не раскаиваюсь, – Годейра впервые улыбнулась. – Кто знает, что ждет нас впереди? Может, твой Ликоп отплатит мне тем же?..
За стенами восточной крепости – теснота. Построила эту крепость Атосса для отдыха. Сюда она приехала лечиться от лихорадки – сухой, чистый горный воздух действовал на здоровье Священной целительно. Крепость невелика: дворец, домашнее святилище, сад и широкий двор. Теперь здесь толпятся все служительницы храма, девочки из паннория и обоих гимнасиев, гоплитки и служанки. Сотни храмовых и царских воительниц расположились в узкой долине между двух горных гряд по руслу высохшей реки.
Там властвует Антогора. Беате и Гелоне Атосса не доверяет, держит их около себя во дворце.
Никогда не было так тревожно на душе у Атоссы. Даже тогда, когда Агнессу готовили к сожжению на костре. Перед нею был противник, которого она хорошо знала. Гелона, Беата, Годейра – ее враги; Антогора, храмовые жрицы – ее защитники. И подземный ход. А что теперь? Лота, Чокея и повстанцы. Она их знает плохо. Уйдут ли они, пока торнейцы сидят в осаде? Если придется драться, без Гелоны, Беаты не обойтись. Не подведут ли они в битве? Не изменят ли? Сильны ли торнейцы в бою? Это не мирные жители гор, это моряки, воины. Будут ли они сидеть в осаде?
Вопросы, вопросы, вопросы…
Сомнения, сомнения, сомнения…
Лазутчикам вход в город закрыт, что там происходит, Атосса не знает. Лагерь повстанцев доступнее, но торнейцы перекрыли все дороги, и шпионки добираются оттуда по двое, трое суток. Вчера принесли радостную весть: моряки готовят крепость к осаде, бунтовщики собираются уходить.
Но не передумают ли они?
У Беаты и Гелоны мысли еще мрачнее, чем у Священной. Они не знают, что им делать, как поступить? Если бунтовщицы уйдут – торнейцев можно разбить. Но что это принесет им? Атосса будет всевластной и уничтожит их. Если победят пришельцы – или позорный плен, или смерть. Гелона твердит: бежать при первом удобном случае. Беата не хочет скитаний. Лучше смерть в решительной битве. Она родилась амазонкой. «Смерть в бою – высшее благо!» – этот завет Ипполиты она всосала вместе с козьим молоком еще в паннории. Стоит ли бежать? А может, боги принесут им удачу?
Наконец Атосса решилась. Она позвала Беату, сказала:
– Бери сотню, поезжай к городу. Боя не принимай. Только узнай, что там происходит.
– Я поеду. Но хотела бы сказать: наездниц надо выводить в долину Белькарнаса. В ущельях нас передушат, как крыс.
– Рано, Беата, рано, – Атосса не глядит в сторону полемархи, недовольно цедит слова сквозь зубы: – Пусть эти скоты перепьются и передерутся между собой. Пусть…
– А если они нагрянут сюда, как снег на голову?
– Для этого ты и едешь, чтобы узнать. За ночь, я думаю, успеешь обернуться.
Беата выбросила руку вперед, молча вышла.
– Напрасно ты ей веришь, – сказала Агнесса матери. – Она не вернется, она предаст.
– Пусть! – зло ответила Атосса. – Сотня – невелика потеря. Зато будем знать, кто она – враг или…
– Это давно ясно. Если бы они могли, придушили бы нас давно. Дай мне сотню, я пойду вслед за ней.
Спустя часа полтора, когда сумерки сменились темнотой, а во дворце зажгли свет, вошла Беата.
– Ты все еще здесь? Не уехала!
– Куда? – Беата швырнула щит в угол. – Ущелье закрыто. Там стоят эллины.
– О боги! – застонала Атосса. – Куда же глядела эта слепая корова? Где Антогора?
– Она, как и ты, до сих пор думает, что торнейцы сидят в осаде. А ей поручены царские наездницы! Если так, я не дотронусь до щита и не выйду из этой двери. Лучше умру здесь, чем…
Атосса ничего не ответила полемархе. Она поднялась с кресла, прошла мимо Беаты, оставив дверь открытой. В комнате появились встревоженные Гелона, Агнесса, Пелида, Лаэрта и, спустя немного, Антогора. Кодомарха сказала:
– Священная всем велела идти в святилище.
Женщины торопливо спустились вниз, прошли мимо мраморных колонн, окружавших домашний храм с трех сторон, открыли двери. Атосса стоит около статуи богини, вокруг нее суетятся жрицы. В колеблющемся свете факелов горит и сыплет искрами алмазный пояс на бронзовых бедрах Ипполиты.
Священная неузнаваема: она стала как будто выше и моложе. Ее ноги обтянуты штанами из тонкой кожи. На них сплошь нашиты внахлест медные чешуйчатые пластины. По преданиям, в таком наряде сражалась великая наездница. Точно такой же панцирь одет и на грудь Атоссы. На голове блестящий золотой шлем с гривой белых перьев.
– Пояс! – властно приказала Атосса. Жрицы сняли со статуи пояс, одели на бедра верховной жрицы, застегивая пряжки.
– Меч! – ей подали меч Ипполиты, она опустила его в ножны на поясе.
– Щит! – ей подали щит.
– Почему на вас пеплосы и хитоны, дочери Фермоскиры? – сурово спросила Атосса, поглядев на женщин. – Разве не настал решительный час? Разве не стоят у наших стен враги? Где ваши боевые одежды? Где доспехи?
Эти слова относились к Гелоне, Пелиде и Лаэрте. Они попятились к двери, но Атосса подняла руку:
– Успеете. Впереди ночь. Слушайте! Я принимаю на себя полновластие паномархи. Кодомарха Антогора, как и прежде, поведет в бой храмовых наездниц. Я поведу царских. Ты, Беата, выведешь гоплиток, ты, Пелида, пойдешь с Беатой и заменишь ее в случае гибели. Вам я поручаю самое трудное дело. Вы поднимете пеших воительниц на перевал, скрытно за ночь спуститесь в долину и навяжете бой сброду, который ведет Чокея. Вы задержите их в долине и не допустите сюда любой ценой. Ты, Лаэрта, посадишь на коней всех воительниц гимнасия и паннория…
– Паннория? Они же малы…
– Выслушай сначала. Посадишь на самых старых лошадей и поведешь в сторону города. Больше пыли, больше шума…
– Я поняла тебя, Священная.
– Ты, Гелона, останешься в крепости. Всех, кто может держать оружие, служанок, жриц посади на стены. Да поможет нам священный пояс Ипполиты и она сама!
И женщины склонились перед кумиром Девы.
Беате показалось, что бронзовый лик богини скорбен, а глаза, словно живые, смотрят на грешниц укоризненно. Полемарха знала, что пояс этот сделан в подвале Атоссы, об этом теперь знали все, кто находился здесь, и никто не возмутился невиданным кощунством.
Беата поняла: жрицы великой богини сами не верили в нее. Она не стала ждать, когда переоденется Пелида, спустилась во двор, вскочила на коня и поскакала к гоплиткам. Пять тысяч пеших воительниц нужно было за ночь перевести через горный хребет. Гоплитки уже знали, что враг рядом, и были наготове. Беата понимала: в скалах легко заблудиться. Она хотела послать полусотню воительниц разведать удобные пути, Но ей сказали: среди гоплиток есть женщины, которые охраняли дворец Атоссы, они жили здесь долго и знают горы хорошо.
– Тогда в путь, – приказала Беата. И сотни одна за другой потянулись по горному склону. Сама полемарха решила подождать Пелиду.
В этот вечер только сейчас Беате удалось обдумать свое положение. Она первая увидела, что ущелье заперто врагами.
Что же произошло? Ее, полемарху, отторгли от царских наездниц и послали командовать пешими. Ей, лучшей всаднице Фермоскиры, придется оставить коня и карабкаться по скалам, спускаться на ягодицах по кручам. Что может быть обиднее для полемархи и амазонки? Мало того, что Атосса унизила ее этим поручением, она оскорбила недоверием, послав с нею Пелиду. Эта растолстевшая баба лет тридцать, если не больше, не одевала боевые доспехи; эта жирная взяточница и лихоимка, разучившаяся воевать, не отойдет от нее ни на шаг и будет вмешиваться во все приказы. Почему Атосса сказала: «И заменит ее в случае гибели»? Может, верховной судье дан приказ убить Беату в нужный момент? На это у нее хватит силы. Злость и обида душили Беату. И, как нарочно, не появлялась Пелида. Сотни уже растворились в темноте, а судьи все не было. Наконец она появилась. Беата решила сразу показать ей свою власть и сказала строго:
– Ты не в суде, дорогая. Изволь помнить – ты в строю. Сотни уже ушли.
– Прости, полемарха. Эти проклятые доспехи… Я еле нашла их. А уж одеть совсем было тяжело. Они малы…
– Чего сидишь? Слезай с коня. Будем догонять сотни.
– О, боги! Я не заберусь на такую высоту.
– Тряси мясом, сбрасывай жир! – зло крикнула Беата и зашагала по склону. Пелида, пыхтя, тронулась за ней.
Беата ожидала более трудного пути. Передовая сотенная, видимо, и вправду хорошо знала горы. Она вела го-плиток наикратчайшими тропинками, минуя крутые и опасные подъемы.
Когда сотни спустились в долину, до рассвета было еще далеко.
Вид у Пелиды плачевный. Одежда под панцирем потная, хоть выжимай. Ремни в кровь растерли тело. Пряжки у пояса лопнули, и судья несла его в руке. Меч волочится по земле, щит утерян в дороге. Беата поглядела на нее, покачала головой:
– Иди в кусты, Пелида. Отдыхай. Я сама расставлю сотни.