Как река в половодье, прорвав плотину, растекается, несется вслед колеснице могучая конная сила.
«Не задержать ли бешеный порыв, развернуться вправо или влево, осмотреться? – думает Атосса. – Задержать порыв? Может, он и принесет победу? Может, Беата разогнала этот сброд, ведь у нее пять тысяч мечей. Решайся, Атосса, решайся! До Белькарнаса недалеко, каких-нибудь десять стадий. Времени мало, решайся!»
И только Атосса хотела крикнуть дочери «Гони!», как справа увидела облако пыли. Конница, не менее чем в тысячу воинов, шла наперерез Атоссе. Не нужно большого расчета – всадники отсекут ее от амазонок!
– Гляди влево, мама! – крикнула Агнесса. Паномарха повернула голову – слева, из-за холма, шла вторая конная тысяча. Впереди ее скакала Годейра, Атосса сразу узнала ее, и это больше всего напугало паномарху.
– Стой! – крикнула она дочери. Агнесса рванула вожжи, кони резко остановились, колесница наехала на лошадей, перевернулась.
Передовые амазонки окружили колесницу, спешились, поставили ее на колеса, помогли поднять лошадей, распутать постромки. Атосса поднялась с земли, выхватила меч, махнула им сначала вправо, потом влево, приказывая идти навстречу вражеским конникам.
Речку Белькарнас вброд переходили рабыни Чокеи. Они двигались темной массой, медленно шагая по сухой траве, и казалось, им не будет конца. Атосса поняла, что битва будет скоротечной и фальшивый пояс богини не спасет амазонок. Может быть, впервые в жизни Атосса по-настоящему перепугалась и растерялась. На заступничество богов рассчитывать было бессмысленно. Все враги, которых она считала или погибшими, или обреченными, будто встали из пепла. Атосса видела: правое крыло конницы, вела в бой Годейра. Что произойдет, если царские амазонки увидят царицу? С колесницы хорошо было видно, как стремительно и сильно вогнала Лота левый клин конницы в ряды амазонок. Атосса знала: Лота в бою отважна и мудра. Беата, вместо помощи, предала Атоссу… Кто же теперь остался с нею? Антогора? Пелида? Лаэрта? И еще одно понимала Священная: ее воительницы хороши в стремительных набегах, там они действуют привычно, там они непобедимы. А здесь…
– Почему мы стоим, мама? Погляди, кругом кипит битва!
– Я молюсь богам, дочь моя.
– Помни, ты сейчас не в, храме. Ты – паномарха. Оглянись назад!
Атосса повернула голову. Сзади на них катилась могучая волна рабынь. И впереди на коне Чокея. Она узнала колесницу Атоссы и указывала на нее мечом.
– Раздави ее, – крикнула Священная и толкнула дочь в плечо.
Агнесса круто развернула колесницу, хлестнула лошадей вожжами и ринулась на Чокею. За колесницей поскакала приданная для охраны сотня…
…Три стремительных потока сшиблись посреди долины и закружились в стремительном водовороте боя. Но ненадолго. Битва – тогда битва, когда воин видит впереди себя врага. Если же он не знает, против кого поднимать ему меч, отвага покидает его, уступая место сомнениям и страху. Так случилось и на этот раз. Сотенные, устремляя своих воительниц за Атоссой, знали одно: нужно вырваться из ущелья, проскочить долину, перебраться через мелководный Белькарнас и там построиться в боевой порядок.
Когда сотенные увидели, что колесница Атоссы врезалась в огромную массу рабынь и утонула в ней, как в болотной пучине, они поняли, что прорыв не удался, войско лишилось паномархи и настало время каждой сотне драться так, как подскажет ум. И они начали сражаться. Амазонки знали: мужчина всюду враг и его нужно убить. Но как быть, если конников ведет царица Годейра? Их паномарха, которую они считали погибшей? Как поднять меч на воинов, впереди которых скачет Лота? Та самая Лота, с которой многие сотенные ходили когда-то в набеги, помнили ее и любили. Да и рядовые амазонки опустили копья; какая из них подняла бы меч на царицу, на бывшую полемарху Лоту, на Мелету и Кадмею?
Царица предвидела это и предупредила торнейцев. Конники Лоты и Годейры, царские амазонки смешались вместе и опустили мечи. Они кружились по долине, метались из края в край и не знали, как быть. Пыл схваток, начавшихся в первый момент встречи, потух. Годейра металась от сотни к сотне и коротко приказывала прекратить бой, и сотенные слушали ее. Сеча, не успев как следует начаться, прекратилась.
От Белькарнаса сплошной стеной двигались рабыни Чокеи, а слева выводила в долину свое пятитысячное войско Беата.
Случилось небывалое: рабыни и царские воительницы, гоплитки и торнейцы оказались в одном стане, и только храмовые амазонки все еще не показывались из ущелья.
Тифис и Диомед наблюдали за полем боя с холма. Молодой царь Олинфа был в восторге:
– Боги благоволят ко мне, Диомед! – воскликнул он, когда волнение в долине улеглось. – Посмотри, мы почти без потерь добились успеха! С такой силой нам ничего не стоит раздавить храмовых, если они посмеют напасть на нас. Ну, что ты молчишь, Диомед?
– Я скован страхом, царь Олинфа. И о каком успехе ты говоришь? Это победа может обернуться страшным поражением.
– Но у нас великая сила! Такого войска не было ни у одного царя Эллады.
– У нас? Сейчас не мы хозяева Фермоскиры, а Годейра. И она понимает это лучше, чем ты. Неужели ты разучился считать? У нас всего четыре тысячи, а все остальные у Годейры. Там не менее сорока тысяч. Мы в руках царицы, как ты не можешь понять? И она не нападает на нас только потому, что не разделалась с храмовыми и боится повстанцев.
– Но мы же договорились с нею, Диомед! Ты сам твердил мне, что амазонки верны клятве. А она поклялась!
– Я и сейчас повторю: амазонки – да. Но не царицы. Ты сам царь и хорошо об этом знаешь.
– Что же делать?
– Настало самое время жениться, царь Олинфа.
– Жениться? Ты спятил, Диомед?
– Это единственное, что может спасти нас. У нас нет времени для спора – царица скачет сюда. Послушайте старого Диомеда.
К холму действительно скакала Годейра в окружении женщин. С нею были Лота, Беата, Кадмея, Мелета и несколько молодых кибернетов.
Годейра соскочила с коня, бросила поводья в руки Кадмее, сама поднялась на холм.
– Хвала богам, царица Фермоскиры! – воскликнул Тифис. – Я вижу, ты несешь мне весть о победе.
– Нам осталось покорить Антогору, царь Олинфа. – Годейра встала рядом с Тифисом.
– Настало время. Но прежде я хотел бы знать: намерена ли ты сдержать свое царское слово?
– О чем ты, царь Олинфа?
– Ты обещала мне в жены Кадмею.
– Сдержу я слово, бери ее – она твоя.
Вслед за Годейрой на холм поднялись и другие, они встали чуть в стороне.
– Мои славные кибернеты! – Тифис повернулся к капитанам, и те, сделав несколько шагов вперед, встали перед ним. – Еще одно усилие – и мы закончим сражение. Царица Фермоскиры и ее отважные подруги явили нам чудеса боевого предвидения, мудрости и отваги. Ответим им тем же. Я приказываю посадить на коней всех ваших воинов, мы поскачем в ущелье и рассеем храмовых всадниц. Я сам поведу вас в бой, кибернеты.
– Да будет так, достославный Тифис!
– Пусть и нам достанется немного славы!
– Но прежде я хотел бы вам сказать: отныне у царя Олинфа есть царица! Кадмея, подойди сюда. Встань рядом. Согласна ли ты быть моей женой?
Кадмея подошла к Тифису, встала около него и спокойно, как будто давно считалась невестой, ответила:
– Я готова, царь Олинфа, с тобой рядом идти в бой на храмовых. Вот меч мой!
– Ты мой держи! Отныне ты царица!
– Отныне ты мой царь.
Они обменялись мечами. Тифис поднял руку:
– Для поздравлений будет время. Сейчас пора в бой!
– Может быть, следует послать гонца к Антогоре? – заметил Диомед.
– Не следует, – твердо ответила Годейра. – Я не хочу с ней мира.
– И я, – кратко произнесла Лота.
– Смерть Антогоре! – воскликнула и Беата.
– Подайте мне коня. Ты, Диомед, останься здесь.
Тифис, Кадмея и кибернеты спустились с холма к лошадям. Царь и молодая царица Олинфа почти одновременно вскочили на коней и поскакали рядом.
– Он баловень богов, – сказал, обращаясь к Годейре, Диомед. – Если он привезет в Олинф одну твою дочь…
– Не беспокойся, славный Диомед, будет и приданое. Только бы вернуться в Фермоскиру. – Годейра приложила ладонь к бровям, защищая глаза от солнца. – Посмотри, Диомед, кто-то едет сюда?
– Да… Колесница…
– Это же Чокея! – воскликнула Лота и пошла навстречу колеснице. Чокея осадила лошадей около холма, спрыгнула с облучка, пожала протянутую руку Лоты.
– Они там, – и кивнула головой в сторону колесницы.
Лота заглянула в кузов. На днище лежала раненая Атосса. Ее обнаженная грудь залита кровью, глаза закрыты. Связанная Агнесса сидит, откинувшись на передний щиток кузова, глаза ее расширены, и не понять, что в них: страх или ненависть.
Подошли Годейра, Мелета и Беата.
Атосса открыла глаза, увидев Годейру, поднялась, оперлась на локоть и зловеще прохрипела:
– Всю жизнь… ты предавала заветы… теперь погубила Фермоскиру. Проклятье тебе навеки… смрадная душа.
– Фермоскира жива, Атосса. И я ее царица. Ты хотела в бесславной битве погубить мое войско, а я спасла его. Мы заключим с торнейцами почетный мир, а Кадмея поедет в Олинф царицей. Фермоскира поднимется снова… Залогом этому ее лучшие дочери: Лота, Беата, Мелета, Гелона.
– Рано торжествуешь, Годейра. Все повторяется. Вспомни Медею.
– Хватит, Атосса. Все свое ты уже сказала. Увезите их в город и охраняйте.
– Позволь спросить, царица? – Чокея подошла к Годейре.
– Говори.
– У нас нет пищи. Мы не ели двое суток. Что нам делать?
– Ты, Чокея, подняла рабынь и метеков, чтобы получить свободу?
– Да, царица.
– Скажи своим, что они могут идти, куда захотят. Прокормить такую ораву бездельниц я не смогу…
Антогора поднялась на вершину горного перевала, и вся долина перед ней была как на ладони. Она раньше Атоссы поняла, что прорыв не удался. Если Атосса, вырвавшись на простор, думала, что Белькарнас не задержит ее, то Антогоре с высоты видны были неисчислимые толпы рабынь, скрытые в кустах за речкой. Она видела также неподвижные порядки гоплиток – о предательстве Беаты нетрудно было догадаться. Выводить храмовых на помощь сестре было бессмысленно. В первое время Антогора надеялась, что положение изменится, она верила в ум Атоссы, в самые трудные моменты жизни Священная находила выход.