– То, что можно сказать мне, можно сказать и Диомеду. – От него у меня нет тайн.
– Хорошо, если так. Я хочу спросить тебя, царь Олинфа: что ты намерен делать с поверженной Фермоскирой?
– Я дал слово царице Годейре. Она останется здесь моей наместницей.
– А ты уведешь свои корабли в Олинф?
– Да.
– Тогда позволь спросить: зачем ты приезжал сюда?
– Отныне Фермоскира станет колонией Олинфа!
– Много ли воинов оставишь ты здесь?
– Немного. Может быть, ты не знаешь, но мои воины одновременно и гребцы. А обратный путь – путь против ветра. На паруса я надеяться не могу.
– Хочешь, я скажу, что произойдет, как только триеры скроются за поворотом реки? Годейра прирежет твоих мореходов, которых ты здесь оставишь. Всех до одного.
– Она не сделает этого. Я возьму с нее клятву…
– Я думала, ты умнее. Предавшая Фермоскиру предаст и тебя.
– Я тоже так мыслю, – заметил Диомед.
– Что же делать? Посоветуй.
– Может быть, оставить тебя, Атосса? – спросил старый кормчий.
– И ты думаешь, я не нарушу клятву? – Атосса глянула на Диомеда насмешливо. – Я сделаю то же самое, что сделает Годейра. Я такая же ареянка, как и она. Запомните: пока у амазонки в руках оружие – она никому не подвластна.
– Ценю твою откровенность, Атосса.
– Спасибо. Оцени и то, что я тебе посоветую. Сегодня же прикажи схватить Годейру, Беату и Гелону. Завтра будет поздно. Наместницей сделай полемарху Лоту.
– Но она тоже амазонка!
– И еще какая, – заметил Диомед. – Я видел ее в бою.
– Но вы забыли: разве не она привела вас в Фермоскиру? Почему восставшие рабыни поставили ее над собой?
– Об этом мы не задумывались.
– Лота много лет жила вне Фермоскиры. Где-то в горах у нее остался муж – отец Мелеты. Там же их сын. Она повела на Фермоскиру горцев и рабынь потому, что хотела спокойствия для жителей Кавказа. И ради этого она останется, и не будет у вас вернее наместницы. Если Годейра мечтает о возрождении Фермоскиры, то Лота сделает все, чтобы мощь амазонок не поднялась больше никогда. Она приведет на эти земли горцев и сделает их верными вашими данниками. Мало того, пока не разошлись по домам послушные ей повстанцы (они уже начали переправляться на тот берег Фермодонта), она поможет вам разоружить царских воительниц. Когда-то она была полемархой, и ей наездницы верят.
– Если бы так, – Диомед вздохнул.
– Слушай дальше, царь Олинфа. Ты высадишь всех своих воинов на берег и оставишь их здесь. А на их место в трюмы триер посадишь амазонок. Самых лучших, отборных. И прикуешь каждую цепь к веслу. Такие цепи у нас есть. Мы ими приковывали строптивых рабынь. Наши амазонки выносливее твоих мужчин, они дотянут триеры куда тебе будет нужно. А на родине ты продашь их. Вавилонские купцы ценят амазонок на вес золота. Ты, я думаю, знаешь об этом. Великую славу и богатство привезешь ты на берега Халкидики.
– А что хочешь за этот мудрый совет ты? – спросил Диомед. – Я хотел бы понять, чего ты добьешься при этом?
– У молодого царя Олинфа есть нечто такое, за что я готова отдать не только себя и свою дочь, но и все сокровища храма. А сокровища эти велики.
– Назови! – блеснув глазами, воскликнул Тифис.
– Твое сердце!
– Зачем оно тебе?
– Не мне – дочери. Неужели ты не видишь, она любит тебя. Скажи ему, Агнесса.
– Еще вчера, на холме, я увидела тебя, царь Тифис, и со мной что-то произошло. Должна признаться, я умышленно вызвала тебя на поединок…
– Чтобы унизить?
– О, нет! Я верна обычаям амазрррк, а дочь Фермоскиры может полюбить только того, кто повержен ею в бою. Ты теперь мой, и тебе не уйти от судьбы.
– Я благодарю богов за это счастье! – воскликнул Тифис. – Скажи, что я должен сделать сейчас?
– Разве ты не слышал? – сказала Атосса. Прикажи схватить Годейру и Беату. Зови сюда Лоту и Мелету.
– Делай, Диомед!
Окончив тризну, женщины разошлись по домам. То, что сказал за столом Тифис, заставило их призадуматься. Царица пошла в комнату Кадмеи. Она действительно хотела остаться наедине. Нужно было выплакать все свое горе. Годейра не знала, что она будет думать о Фермоскире завтра, но сегодня судьба города, как и своя судьба, были безразличны ей.
Беата поспешила к матери. Ей хотелось поделиться с нею новостью и посоветоваться. До тризны они решили, что властвовать в городе будут торнейцы, и нужно было завоевать расположение кого-нибудь из них. Но если у власти останется Годейра, то, может быть, все пойдет по-старому.
Лота и Мелета, наоборот, шли домой обеспокоенные. О, они хорошо знали Годейру. Оставшись наместницей, она немедленно возродит старые порядки. Амазонки не способны ни к какому труду, и жить без рабынь они не смогут. Начнутся набеги еще более хищные и яростные. Снова застонут горы от грабежей, убийств.
Дома их ждали Ферида, Чокея, Хети и Арам. Когда Лота рассказала им о намерении Тифиса, первым возмутился Арам:
– Этот сосунок либо дурак, либо трус!
– Не горячись, Арам, – спокойно заметила Ферида. – Я понимаю царя Олинфа. Он не может остаться здесь. Почти все его воины – наемные люди. Они пошли с ним, чтобы поживиться в грабежах. А жить они тут не будут. Их ждут семьи. Разоружить наездниц царицы он тоже не может: для этого надо начинать вторую битву, а он и так потерял немало своих. Он увяз в Фермоскире, и Годейра для него – камень, на который он и хочет опереться, чтобы вытянуть, ноги из грязи.
– Он же с нами пошел на Фермоскиру! Почему он опирается не на нас, а на Годейру? – сказала Чокея.
– Потому, что он царь. А когда цари опирались на рабов? Вам обеим нужно пойти к нему и сказать все, что вы об этом думаете. Завтра утром…
– Сейчас же! – Чокея сразу стала собираться. – Завтра будет поздно. Мои рабыни расходятся по домам.
Она уже стояла на пороге, когда в дом вошел клевест Гелиодор. Он поклонился и учтиво сказал:
– Царь Олинфа просит полемарху Лоту посетить его по очень важному делу сейчас же. Он ждет.
На следующий день открыли ворота города, и в Фермоскиру вошли рабыни. Они заполнили все улицы, дворы, площади. Вооруженные чем попало: кто мечом, кто пикой, кто луком и колчаном стрел, а кто и просто дубиной, они толпами шли и шли через главные ворота, и казалось, никогда им не будет конца.
Амазонки смотрели на них с тревогой, но не удивлялись. В последнее время они разучились удивляться. Кто враг, кто друг – трудно понять. Была над царскими воительницами Беата, сама царица, потом Антогора, и уже совсем невиданное дело – впереди них шла сама Священная. В бою у Белькарнаса водила их в схватки Кадмея, потом они встали под руку Лоты.
И поэтому, когда по сотенным конюшням пронесли приказ Лоты явиться всем на агору пешком и без оружия, ему никто не удивился. Оставив дежурных у лошадей, сотенные повели воительниц на площадь к храму.
Дело это было привычным, сюда выходили приносить жертвы богам, послушать назидательный суд или важное решение Совета Шести. У каждой сотни было привычное место, и они вставали в давно определенном порядке. Раньше на агоре всегда было тесно, нынче простору больше. Немало полегло в битве у Белькарнаса, а храмовые амазонки на агору придти не могли.
Как только на площадь вошла последняя сотня, все шесть улиц, выходящих на нее, заполнили женщины Чокеи и воины торнейцы. Сначала амазонки заподозрили в этом что-то неладное, но когда под портик храма вышли Атосса, Лота, Агнесса и Тифис, площадь затихла.
На Атоссе, как и прежде, священный пеплос и венец храма. В торжественных одеждах Лота. Агнесса в белом как снег дорийском хитоне, с венком алых роз на голове. Тифис взял Агнессу за руку, спустился по лестнице на площадку.
– Женщины Фермоскиры! Я позвал вас к святому храму, чтобы сказать: отныне богоданная Агнесса – моя жена и царица Фермоскиры. Сегодня мы покидаем наш город, чтобы вернуться к вам после свадьбы в Олинфе. Нашей наместницей остается здесь полемарха Лота, отныне она будет управлять городом, подданным Олинфу. Я хочу, чтобы вы достойно проводили свою царицу. Корабли мои стоят наготове, ветром надуты их паруса, и вы подниметесь на палубы триер, чтобы сопровождать богоданную до Леагр. Там вы проститесь с нею и вернетесь в город. Благослови нас, священная Атосса, в далекий и трудный путь.
Тифис повернулся к храму, вместе с Агнессой встал на колени.
Атосса подошла к ним, накрыла головы молодых полой священного пеплоса, пожелала им счастливой жизни и удачного пути.
Подвели лошадей, Тифис и Агнесса двинулись на улицу, ведущую к пристани. За ними пошли Атосса, Лота, к ним присоединились Диомед и Гелиодор, Чокея и Мелета. Вслед процессии стали вытягиваться пешие сотни.
Вся улица до самой пристани заполнена народом. По краям сплошной стеной стоят вооруженные торнейцы, за ними рабыни и метеки.
Медленно идут амазонки, мысленно прощаясь с родным городом, – теперь им стало понятно, что их обманули и ведут в плен. Угрюмые лица, грустные взгляды, опущенные плечи; настал, горделивая Фермоскира, твой последний час.
На пристани, у трапов, клевесты. Они отсчитывают амазонок и ведут их на триеры, в трюм. Там у весел бронзовые цепи с наручниками, так хорошо знакомые воительницам. Обнимает правую руку металлический браслет, щелкает пружинка замка – вот ты и раба. Мало кто из амазонок ропщет и стонет. Все идет как надо: ты, заковавшая сотни рабынь в цепи, можешь ли жаловаться богам, если заковали тебя?
Тифис доволен и весел. Он привезет в Олинф полные трюмы живого драгоценного товара. Выкопаны и доставлены из Восточной крепости сокровища храма. На тридцати лошадях привезли их и загрузили в трюмы флагманской триеры. Собрали все оружие амазонок – оно также сложено в трюмы кораблей. Это сделать посоветовала Атосса. Мало ли что может случиться в пути? Тифис берет на каждую триеру всего по десять воинов. Вдруг придется где-то драться? Храмовые амазонки тоже прикованы к веслам; они преданы Атоссе, и им можно будет доверить оружие, чтобы защитить корабли в пути. Их, как самых надежных, поместили на триере Тифиса, где будут находиться Атосса и молодая царица Олинфа – Агнесса. Годейру, Беату, Гелону, Лаэрту приковали в разных кораблях.