Между нами установился хрупкий мир. Ломкий, словно тонкий лед, который по утрам стягивал тонкой коркой лужи за стенами Академии.
На Изиль шла зима. Скоро уже выпадет снег, и будет катание на санках с Трех Холмов, и острые полозья коньков по городскому пруду, и, конечно же, длинные каникулы, и Новый Год…
Но сейчас куда больше приближающихся праздников меня радовало воцарившееся между мной и магистром Вилларом перемирие, которое я не решалась нарушить неосторожным словом или же другой какой глупостью. Например, рассказать декану, что я, вообще-то, незаконнорожденная дочь короля Имгора. Ну или принца Рореда на худой конец. Единственный ребенок в роду Гервальдов, которому предстоит продолжить этот самый род, если магистр Виллар не разгадает тайну Алерона. Правда, декан пока еще был слишком далеко от утерянного триста лет назад «Сердца Центарина».
– Блуждаю во тьме, – признался мне однажды.
Зато магисса Финли и король Имгор во тьме не блуждали. Они устремили в мою сторону хищные взоры и уже вовсю тянули длинные руки.
– Я обо всем договорилась, – сообщила мне пожилая преподавательница, когда я пришла к ней на очередную консультацию по Высшей Магии. – В Хасторе тебя ждут с нетерпением. Король Имгор желает обнять собственную дочь!
Про Рореда не упоминала, словно и не было его. Конечно, куда удобнее считать меня дочерью Имгора, ведь это поможет ему обзавестись новыми сторонниками…
А я?! Меня никто не спрашивал, хочу ли я видеть, а уж тем более обнимать того, чьим незаконнорожденным ребенком являюсь. Попыталась протестовать, но мои возражения лишь позабавили магиссу Финли. Какие могут быть возражения у пешки в большой игре? Мне надлежало держать язык за зубами, хорошо учиться и в нужное время отправиться на запад. На этом моя роль заканчивалась, потому что не я, а другие приведут Имгора на трон.
И вот тогда я решила… Держать язык за зубами, хорошо учиться, а затем отправиться в Хастор и сказать Имгору, что в этом не участвую – ни в гражданской войне, ни битве за трон Центарина. На меня он может и не рассчитывать, потому что мой отец – Двейн Райс, а уж никак не он, несмотря на все эти родинки на моем плече!
Уже через неделю мы догнали первую четверку и уверенно продолжили набирать очки. «Это же такая честь! Огромная честь!» – помню, как восторженно твердила Инги, когда мы собрались в чистеньком трактире на границе Первого и Второго кварталов, чтобы отпраздновать нашу, несомненно, грядущую победу в Отборе и сдвинуть кружки за будущую славную битву на Все-Магических Состязаниях.
В том, что мы выиграем Отбор, не сомневался уже никто – не только мы, но и преподаватели, – и нас принялись готовить к Все-Магическим Состязаниям. Мое расписание запестрело дополнительными занятиями по Высшей и Драконьей Магии и консультациями по Некромантии. На две из них я ходила вместе с четверкой и еще на одну – индивидуально. Это было то самое наказание, придуманное магистром Вилларом за зеленое развратное платье и «полфартинга, если по-быстрому».
У моей четверки расписание оказалось немного другим. Инги вместе с Йенном скакали по полю, совершенствуясь во владении мечами. Маг Земли, все еще не отчаявшийся получить от меня положительный ответ, оттачивал владение Стихийной и Ментальной магией. К тому же у нас были три командные тренировки в неделю, которые вел сам архимаг Ибр, и по два часа хасторского каждый день. Его преподавал такой же древний, как и магисса Финли, мессир Индерих, перебравшийся в Изиль из Меерса.
На Все-Магические Состязания мы отправлялись в середине декабря. Еще совсем немного, и черные кареты с гербом Центарина – лев на распаханном поле – помчат нас по весь опор на запад, в столицу Хастора…
Где-то в середине ноября пришло письмо от отца. Папа сообщал, что следующим летом в деревне состоится небольшое семейное торжество, после которого, судя по всему, у меня появятся мачеха и сводный брат. По тону письма было ясно – отец немного растерян от грядущих перемен, но держится молодцом. В ответе я поздравила его и Нессу, в конце приписав, что этой зимой, судя по всему, я еду отстаивать честь Центарина в Хастор, где мы, уверена, поборемся за первое место.
Написать ему о родовой отметке Гервальдов так и не решилась… Да и опасно это!
Впрочем, вскоре мысли о ней вылетели из головы. Расписание нам составили такое, что мы учились с утра до ночи, а затем еще и патрулировали до рассвета. В Первом Квартале нашлось, чем заняться: то возницы передерутся, не уступив друг другу дорогу, то придворные маги загуляют. Примутся запускать фейерверки, пугая добропорядочных соседей… Обессиленная, я частенько возвращалась в свою комнату, падала на кровать, чтобы… снова учиться, пока Залавита не начала прятать от меня книги и словари по хасторскому, гасить магические светлячки и пугать меня тем, что нажалуется декану и попросит научить ее заклинанию подавления воли. Применит ко мне ночью, когда я сплю и воля моя слаба, и будет кормить насильно.
Утверждала, что на меня страшно смотреть из-за чрезмерной худобы.
Подозреваю, на меня смотреть страшно было не только Залавите. Зря Эстар волновался – предложений прогуляться после занятий с каждым днем становилось все меньше и меньше. Наверное, на моем лице откровенно было написано: лучше трогать, а то ведь могу и прибить ненароком!
И только на индивидуальных занятиях с магистром Вилларом отходила от этих мыслей, отдыхая от всего. Знала уже, что в его кабинете мне дозволено ни о чем не думать. Еще на первом занятии он разрешил мне скинуть тяжелые теплые туфли, которые надевала на тоненькие шерстяные чулки из Детрии – страшную редкость, которую за безумные деньги раздобыла Залавита. В старом замке Академии, несмотря на разложенные камины и заботливо подогретые магией аудитории, по переходам и галереям вовсю гуляли зимние ветра, задували под мантию, холодили ноги, норовя забраться все выше…
Поэтому я залезала с ногами в большое мягкое кресло в углу кабинета, одергивала ученическую мантию, под которую надевала – ну и путь не видит! – самое лучшее свое платье, накидывала вязаный плед, который магистру Виллару прислала его матушка и он принес из своего коттеджа, подозреваю, специально для меня. Смотрела на разожженный камин, на пляшущие по осиновым брусьям языки огня и ничего, ничего не делала!
Потому что оказалось, нет никаких индивидуальных занятий по некромантии, которыми он так меня пугал. Вместо них – сладости, финики и шоколад на инкрустированном столике – терпкий, но сладкий напиток из Остара. Потом я смотрела, как магистр возился с учебными свитками, или показывал мне что-то из новых заклинаний – исключительно ради забавы! – или же разбирал старые записи архимага Офина – и не думала ни об учебе, ни о Хасторе, ни о двух принцах Гервальдах, один из которых оказался моим родным отцом.
Либо магистр Виллар садился в кресло напротив и потягивал ароматный напиток, который называл «кофе». Как-то предложил и мне, затем долго смеялся, когда я морщилась, недоумевая, как можно пить такое!.. Затем мы долго разговаривали, и я всеми силами старалась не потеряться в его синих глазах. Напоминала себе о четырех правилах семьи Райс – вернее, о последнем, в котором отец мне запрещал влюбляться, – но тут же признавалась себе: у меня из рук вон плохо выходит следовать его заветам.
Магистр расспрашивал меня о жизни в Калинках, о папе, его научных трактатах. Рассказывал о своей семье – его воспитал отчим, потому что родители расстались, когда был еще маленьким. Затем переходил на излюбленную тему – поиск древнего артефакта. Разворачивал на своем столе старые, полуистрепанные карты, которые скупал у торговцев и пиратов, и я склонялась над древними пергаментами, водила пальцем по изгибам неведомых мне берегов, очерчивала контуры стран, пытаясь отыскать сказочный Алерон. Мне казалось, что это – затерянный город, и стоит лишь быть чуточку более внимательными, и мы его обязательно найдем.
Не отыскали, но какое же это было чудесное время!
А еще магистр частенько смотрел на меня… В его глазах отражались отблески огня, и было еще что-то, что меня безумно волновало. Но потом, сидя в кресле и рассматривая через полуприкрытые ресницы склонившуюся над свитками высокую фигуру, резкий мужской профиль, нервные пальцы, под которыми рождалось истинное магическое колдовство, – я думала…
Догадывается ли магистр Виллар, насколько он для меня притягателен? Пусть он и не был таким лощеным красавцем, как магистр Дирин, с аккуратно расчесанной бородкой и роскошными рыжими кудрями, но… Какой уж тут магистр Дирин?! Я бы и не взглянула на него дважды, сколько бы он ни чесал свою бороду и ни переводил на себя дорогие заморские духи.
Мое сердце давно уже неровно билось при виде собственного декана.
Нравлюсь ли я ему хоть немного?
Наверное, нравлюсь, раз уж… и сладости, и шоколад! Но при этом он ни разу – ни словом, ни делом – не выказывал своего расположения, и мне начинало казаться… Выходило, что декан Академии Магии попросту спасает перспективную адептку, будущую гордость Центарина, от нервного истощения из-за двух часов Высшей магии и хасторского ежедневно с мессиром Индерихом, который со своим блеющим голосом и всклокоченной бороденкой напоминал мне бодучего козла из Калинок.
Но каждый раз, закрывая за собой дверь кабинета магистра Виллара и отправляясь в общежитие – раз неделю, по четвергам – я уже начинала ждать следующий.
А потом нашу четверку официально объявили победителями Отбора и всячески славили в большом зале Академии, украшенном флагами и гербами Центарина. Архимаг Ирб стоял на высоченной трибуне, и над его головой сквозняк трепал огромный вышитый гобелен с ликом Ийседора I. То ли свет из арочных окон падал по-особому, то ли кто-то из шутников-преподавателей постарался, но мне казалось, что угрюмый бородач на гобелене совсем уж как живой. Косится на нас исподлобья, сводит черные брови, подозревая всех и каждого в симпатиях к его старшему брату Имгору.
Вскоре мне представился случай увидеть нынешнего короля не только на портрете – нашей четверке пришло приглашение во дворец. Король пожелал лицезреть цвет будущей магической элиты королевства и напутствовать нас добрым словом перед отъездом в Хастор.