Из груди смущенной Амелии вырвался слабый звук, то ли смех, то ли всхлип.
– Это снова бадинаж? – поинтересовалась она.
– Именно так. И вот вам мой совет: несмотря на траур, на то, что вы здесь в изгнании, нужно быть счастливой, по крайней мере пытаться. Тем самым вы почтите память вашего жениха, научитесь любить жизнь, в конце концов. Испытания, которые вам выпали, не должны вас сломать. Вы напоминаете мне раненую птичку, обезумевшую от того, что ее подобрали и хотят вылечить. У меня есть лишь одно желание: видеть вас исцеленной и готовой снова порхать.
С красавицей баронессой де Файрлик редко говорили в таком духе. Растроганная, Амелия вынула из своей сумочки, сделанной из серебряных колечек, пахнущий фиалками носовой платок и промокнула им глаза.
– Благодарю вас, – со вздохом сказала она. – Я постараюсь следовать вашим советам.
– Я очень рад, Амелия. А теперь поступайте, как вам хочется. Можете отправиться в вашу комнату или же полюбоваться танцующими.
– А как поступите вы?
– Общество моих лошадей мне приятнее общества наших гостей. Я пройдусь по конюшням. И не забывайте, Амелия: нет причины стыдиться рождения ребенка, невзирая на обстоятельства… Наша эпоха позиционирует себя как эпоха морали, и общество сковано ее принципами. Если бы ваш жених был жив, никто бы не осудил вас. Вы – просто-напросто жертва жестоких обстоятельств. Я верю в судьбу. Возможно, ваша не настолько печальна, как вам кажется. Поэтому боритесь, верьте в будущее.
Молодая женщина покачала головой. Даже если она разделяла эту точку зрения, в глубине ее души все еще царили печаль и сомнение.
– Судьба! – вздохнула она. – В Австрии покоряются Божьей воле. «Бог дал, Бог взял». Отец Карла поразил меня, произнеся эти слова спустя час после его смерти.
Они шли по направлению к особняку, где празднования были в самом разгаре. Взошедшая луна бросала на землю свои серебристые лучи. Эдмон любовался изящным профилем Амелии. Он догадался о том, что она погрузилась в болезненные воспоминания о своем прошлом, поэтому не нарушал тишины. Внезапно она обернулась к нему:
– Если вы верите в судьбу, должно ли это значить, к примеру, что мое пребывание в вашем доме связано не только с желанием императрицы мне помочь? Что я должна узнать вашу страну, вашу семью?
– Так оно и есть, однако я не смог бы вам это объяснить! Я понял это, когда впервые вас увидел. Амелия, наше отсутствие, должно быть, начинает возбуждать любопытство, давайте разойдемся. Завтра мы побеседуем втроем: Софи, вы и я. Надеюсь, после нашего разговора вы окончательно успокоитесь. И не избегайте меня: у меня по отношению к вам нет никаких непристойных намерений.
Он попрощался с ней и направился к гостям, позаботившись о том, чтобы скрыться в темноте еловой рощи. Растерянная Амелия в свою очередь сделала большой крюк, чтобы добраться до каменной лестницы незамеченной. Оркестр играл заводную мелодию, возвещавшую о начале кадрили. До молодой женщины донеслись взрывы хохота, перекрываемые пронзительным смехом маркизы.
6Золотая западня
Едва оказавшись в своей комнате, Амелия легла на кровать и закрыла глаза.
«Не похоже, чтобы Софи беспокоилась обо мне или о своем супруге, – подумала она. – Боже мой, я была такого плохого мнения об Эдмоне де Латуре! Этим вечером он показался мне сострадающим, преданным другом… да, он показался мне человеком чести».
Молодая женщина пообещала себе отныне не относиться с таким недоверием к маркизу и наслаждаться крохотными ежедневными радостями в приятной, похожей на маленький рай обстановке.
Она была бы очень удивлена и разочарована, если бы ей представилась возможность подслушать бурный разговор хозяев.
Эдмон де Латур не замешкался в конюшнях. Он только что нашел свою супругу: она была немного навеселе и самозабвенно танцевала. Сразу же оставив своего партнера, Софи устремила на мужа суровый взгляд.
– Где вы были? – спросила она, когда он увлекал ее в сторону. – Кем вы меня выставили? Мадам де Сент-Эдм ненароком обратила мое внимание на то, что баронесса де Файрлик исчезла одновременно с вами.
– Да, я отправился на поиски Амелии, как только заметил, что ее нет за столом. Софи, если бы я не послушался своей интуиции, то, думаю, наша драгоценная подопечная лежала бы сейчас на дне пруда с карпами. Она направлялась именно туда. Я подошел к ней, когда она собиралась открыть дверь в стене, выходящую на луг.
– Что?! Что вы такое говорите?
Маркиза в ужасе схватила супруга за руку, чтобы увести его еще дальше от гостей.
– Нам следовало бы быть более осторожными, рана на ее сердце все еще кровоточит. Я предупреждал вас: Амелия скрывает свою печаль, не показывает, что ей стыдно, и, если бы не строгое воспитание, которое она получила в Австрии, ей бы не удалось ввести нас в заблуждение.
– Нет, я вам не верю, у нас Амелии не так уж и плохо. Я провожу с ней гораздо больше времени, чем вы, Эдмон.
– И все же этим вечером она хотела умереть, Софи! Невзирая на то, что ждет ребенка, того самого ребенка, который столь много для вас значит!
– И для вас, бедный мой друг, потому что я не смогла подарить вам наследника. Господи, какую ужасающую трагедию нам пришлось бы пережить, если бы Амелия покончила с собой! Возможно, она не передумала и еще предпримет попытку свести счеты с жизнью. Что делать, Эдмон? Мы не можем следить за ней круглосуточно. Нужно, чтобы она пообещала нам, что не станет больше пытаться наложить на себя руки.
Охваченная страхом, маркиза была теперь всего лишь женщиной в слезах, которая искала утешения в объятиях своего супруга.
– Я считаю, что сказал ей все, что следовало, однако не совершайте более подобных ошибок. Софи, было безрассудством намекать ей на то, что она мне нравится. А позднее представлять ее как подругу императрицы, начинать бал одним из самых знаменитых венских вальсов. Как вы можете быть настолько эгоистичны и к тому же бестактны? Амелия вспомнила своего жениха, а также о своем положении юной обесчещенной аристократки. Стыдливость мешает ей говорить об этом, однако ей хорошо известно, что она не может рассчитывать на приличный брак. К тому же, заявляя во всеуслышание о ее близости ко двору Габсбургов, вы подразумеваете, что она вскоре туда вернется.
– Конечно же она туда вернется, – сказала Софи. – Эдмон, мы намерены усыновить ее ребенка. Она не может отказаться от такого шанса. У малыша будут фамилия, богатая семья, он получит самое лучшее образование и унаследует наши владения. Ни одна мать не отказалась бы от такого, не так ли? А я хочу нянчиться с младенцем, осыпать его ласками, познать это огромное счастье материнства, которого меня лишила природа. Амелия должна будет согласиться на это и уехать отсюда после рождения ребенка. Выбор императрицы пал на нас неслучайно, это не было вызвано просто симпатией с ее стороны. Я часто писала Сисси, делясь с ней своим горем из-за моего бесплодия. Я уверена: у нее возникла та же мысль, что и у нас.
– Я сильно в этом сомневаюсь, это ничем не подтверждается.
Маркиза в раздражении оттолкнула супруга. Она принялась бесцельно вышагивать вокруг столетней магнолии, от белоснежных цветов которой исходил восхитительный аромат.
– Амелия потеряла все, зачем же отбирать у нее ребенка? – проворчал он.
– Но что его ждет? Судьба незаконнорожденного, отданного на воспитание кормилице? Баронесса не увидит, как он растет, независимо от того, усыновим мы его или нет.
– Вот почему необходимо принять решение, о котором я вам говорил, Софи. Давайте предложим Амелии поселиться недалеко от особняка, в охотничьем домике, который я обустрою. Так она сможет навещать нас, стать няней для своего ребенка. Как бы то ни было, мы обязаны сказать ей правду. Поэтому я сообщил ей о том, что завтра нам троим предстоит кое-что обсудить. Амелия – хрупкая молодая женщина, и если вы хотите, чтобы она продолжала жить, прекратите вести себя столь неразумно.
Получив нагоняй от мужа, Софи сдалась и вытерла слезы.
– Очень хорошо, вы – господин, друг мой, – поддела она его. – Однако знайте одно: какое бы решение мы ни приняли, нужно, чтобы его одобрила императрица.
После воскресного завтрака Эдмон пригласил Софи и Амелию в свой кабинет. Во время трапезы он почувствовал, что обе женщины напряжены, поэтому вел себя осмотрительнее обычного. Он придвинул супруге свое кожаное кресло. Софи молча села.
– Прошу вас, баронесса, – сказал он, указывая Амелии, которую эта условленная заранее беседа привела в сильное смятение, на другое кресло.
Маркиз поочередно окинул женщин взглядом, на самом деле растроганный тем, что они встревожены в ожидании слов, которые вот-вот будут произнесены.
– Дорогая Амелия, – начал он, – инцидент, который произошел вчера во время празднования, побудил нас с Софи прояснить, в какой ситуации мы оказались, и рассказать вам о том, чего мы желаем на самом деле с тех пор, как вы прибыли в поместье.
– И я думаю, императрица разделяет это желание, – произнесла Софи, и это прозвучало несколько натянуто.
Поведение маркизы, которую Амелия никогда не видела столь молчаливой и сдержанной, вселило в душу молодой девушки дурное предчувствие. Она уже представляла, как ее, не желая более видеть, хозяева выпроваживают из дома.
– О чем идет речь? – спросила она. – Я стесняю вас, я стала причиной разногласий между вами?
– Нет, не говорите глупости! – пылко возразил Эдмон. – Мы очень рады принимать вас здесь, в доме моих предков. Прошло два месяца, и мы смогли за это время узнать вас, Амелия.
Софи, раздраженная тем, что супруг начал издалека, теребила в руках аккуратный шелковый носовой платочек. Внезапно она потеряла терпение.
– Мой супруг будет разглагольствовать целый час, чтобы сказать вам одну простую вещь: мы хотим усыновить вашего ребенка, стать его семьей, дать ему фамилию, титул. Я еще не говорила вам об этом, однако природа лишила меня счастья материнства. Я осмеливаюсь упомянуть в этой связи императрицу, потому что в моих письмах я часто делилась с ней своей печалью, говорила, что стыжусь своего бесплодия. Поэтому я убеждена в том, что наша дорогая Сисси предвидела такое наше решение, при этом ясно не высказав своего мнения по этому поводу. Однако в скором времени ее письмо послужит доказательством того, что она нас поддерживает, я уверена.