– Вы держите лошадей, маркиз. Я почую запах конюшен на расстоянии в несколько лье. Вы покажете их мне завтра утром?
– Конечно, ваше величество, когда вы только пожелаете. Мой любимец – гнедой жеребец, это превосходный скакун, я приобрел его в Англии. Если бы вы захотели, чтобы его оседлали для вас, вы бы… меня осчастливили.
Он едва не произнес «оказали мне честь», однако спохватился, вовремя вспомнив о просьбе императрицы относиться к ней как к подруге. Она бросила на него исполненный признательности взгляд.
В это мгновение маркиз понял, что шарм знаменитой Сисси был шармом аристократки, что природа наделила ее такой красотой, благодаря которой она выделялась на фоне других женщин. Конечно же, ее лицо, так же как и фигура, было гармонично, однако он считал, что это не объясняло того особенного очарования, которое исходило от императрицы и которое ощущали все, встречая ее на своем пути. Она была красива и при этом трогательно хрупка, с душой романтичной и трагичной, и поэтому имела невероятную власть над людьми.
«Мне была дана привилегия приблизиться к ней тогда, в Сассто, – подумал он. – Это было тринадцать лет назад, и я нашел ее необыкновенно красивой… однако я не чувствовал того, что чувствую сейчас».
Софи де Латур появилась на пороге вестибюля как раз в тот момент, когда туда подошли Амелия и графиня Фештетич. Маркиза надела шелковое платье, то самое, что было на ней во время июньского праздника. Волосы она подняла, собрала их в шиньон и украсила атласным цветком. Она тщетно пыталась совладать с собой: по ее телу пробегала нервная дрожь.
– Ваше императорское высочество, ваше величество, – пробормотала она, – если бы я на секунду могла представить, что вы соизволите оказать нам высшую милость и навестить нас прямо здесь… Боже мой…
– Мадам де Латур, дорогая моя Софи, – вполголоса произнесла Елизавета, – прошу вас, не переживайте так сильно. В переписке вы более свободны. Мне следовало бы вас предупредить, однако, если бы я в последнюю минуту изменила свои планы, вы были бы разочарованы.
– Жестоко разочарована, ваше величество, – признала маркиза.
– Я рада снова вас видеть, Софи. Вы совсем не изменились со времени нашей встречи в замке Сассто. Пожалуй, вы стали еще красивее. Вы выглядите в точности как на фотографии из моей коллекции.
Амелия не решалась произнести ни слова, однако не спускала со своей покровительницы исполненного искреннего восхищения взгляда.
– Мы ужинали, ваше величество. Наша экономка принесет еще два прибора, – сказал Эдмон без видимого смущения.
– С удовольствием разделим с вами трапезу.
– Мы могли бы повременить с этим, друг мой, – торопливо произнесла Софи. – Венсан приготовит что-нибудь более изысканное.
– Не стоит, мы были бы рады поужинать с вами по-семейному, – возразила Елизавета.
В этот момент появилась тетя Каролина, которая все это время терпеливо сидела в столовой и ожидала развития событий.
Эдмон представил тетю императрице и графине Марии. Наконец Амелия решилась заговорить:
– Ваше величество, графиня, будьте так добры, следуйте за мной, столовая находится по правую сторону.
Маркиза побледнела. Ситуация выходила из-под контроля. Она столько раз мечтала принять императрицу в своем доме, но теперь все происходило не так, как она представляла. Раздосадованная, она едва не плакала. Ей так хотелось, чтобы поместье, словно по мановению волшебной палочки, выглядело лучше, ее платье было красивее и чтобы к столу подали изумительные блюда…
– Ваше величество, я совсем забыла о своих обязанностях! – воскликнула она. – Если вы желаете немного отдохнуть перед ужином, то я уже велела приготовить для вас комнату.
– Так скоро? – пошутила Елизавета. – Это замечательно, но понадобятся две комнаты, так как мы с графиней переночуем у вас.
Императрица была растрогана, увидев, с каким восторгом восприняла эту новость Софи. Ее лицо светилось от счастья. Елизавета подошла к маркизе и взяла ее за руку.
– Я так обязана вам, дорогая маркиза, ведь вы согласились приютить баронессу де Файрлик. И вам не стоит беспокоиться. Поместье Бельвю мне по душе, этот парк прекрасен, да и ваш край виноградников тоже.
8Тетя Каролина
Буквально за час слуги, подгоняемые хозяевами, совершили настоящие чудеса. Все канделябры были зажжены, в большой зале, в камине из черного мрамора, потрескивал огонь, разожженный с помощью высохшей виноградной лозы, а на круглом столике на одной ножке стояли хрустальные бокалы, бутылка шампанского, сладости и фрукты.
Прохаживаясь по зале под руку с Амелией, Елизавета любовалась этим очаровательным декором. Она с любопытством рассматривала просторную комнату, а потом присела у камина. Эдмон откупорил бутылку шампанского, а тетя Каролина тем временем показывала графине Фештетич портрет своего брата, отца маркиза.
Софи все это время находилась в состоянии какого-то полусна. Ее пленял малейший жест императрицы. Елизавета, с ее красивым, четко очерченным в свете языков пламени профилем, казалась ей безмерно печальной и такой хрупкой в своем черном платье.
Ошеломленная присутствием знаменитой государыни в доме своих предков, Каролина де Латур скромно хранила молчание, то и дело, однако, поглядывая на своего племянника, юную баронессу, венгерскую графиню, выглядевшую очень уставшей, Софи и Сисси, которые вели тихую беседу.
Императрица объяснила хозяевам, что она рано ложится спать и очень рано встает.
– Маркиз, в шесть часов, по возвращении с утренней прогулки, я буду у ваших конюшен, – уточнила она. – Благодарю вас, дорогая Софи, за этот приятный вечер.
Амелия приглаживала волосы щеткой, когда в дверь ее комнаты постучали. Казалось, поместье погрузилось в сон, однако молодая женщина не удивилась, увидев входящую в комнату императрицу. На ней было длинное домашнее платье, а роскошные волосы темным золотом рассыпались по ее плечам.
– Ваше величество, вы желали со мной поговорить…
– Да, Амелия, это и является причиной моего визита. Несколько часов моего путешествия я хотела посвятить вам. Крюк вышел совсем небольшой, но, как мне кажется, нам с вами необходимо было встретиться.
– Проявив ко мне интерес, вы доставили маркизе огромную радость. Как я могу вас отблагодарить?
Елизавета присела на край кровати и взяла Амелию за руку.
– Просто будьте со мной откровенны, дорогое мое дитя. Я хочу кое в чем убедиться. Осознали ли вы, насколько велика та жертва, которую вы собираетесь принести, отказываясь от ребенка? Я отправила Софи де Латур письмо, в котором выразила свое согласие, поскольку ее просьба была тактичной и пылкой. Но вам не известно, что чувствует женщина, когда впервые, да-да, впервые прикладывает новорожденного к своей груди. Передать его кормилице, другому человеку – от этого разрывается сердце. Я знаю, о чем говорю.
– Да, ваше величество, но я готова к этому, главным образом потому, что у меня нет выбора. Несмотря на приветливость Софи и ее супруга, в начале беременности я так страдала, размышляя о судьбе моего ребенка! Разлука была неизбежна, мы с вами это осознавали. Когда я узнала о желании моих хозяев усыновить ребенка, я смогла вернуться к жизни, смогла дышать, принимать пищу. Я была избавлена от своих самых ужасных опасений: произвести на свет невинное существо, с тем чтобы приговорить его к позорному существованию. К тому же, ваше величество, вы велели мне вернуться ко двору после рождения ребенка.
Сисси повернула к ней свое красивое, удивительно бледное лицо.
– Амелия, я освобождаю вас от службы при дворе. Вы не обязаны возвращаться в Вену. Мария Валерия вскоре выйдет замуж, а я буду вновь скитаться, спасаться бегством… Как я сказала моему сыну, даже открыв для себя рай, я буду чувствовать себя в аду. Рудольф меня понял, я прочла это в его глазах. В этом нет ничего удивительного: он тоже страдает, и я очень за него беспокоюсь. Не стану вдаваться в подробности, но у меня такое ощущение, будто мой сын на краю пропасти, и, если с ним случится беда, у меня больше не будет сил жить.
Амелия расплакалась, сжимая пальцы государыни.
– Умоляю вас, ваше величество, не теряйте надежду! Мне так вас жаль!
– Не стоит, милая, меня жалеть. Оставайтесь вдали от Австрии, рядом с вашим малышом: ваша договоренность с Софи и ее супругом позволит вам это сделать. Поначалу они будут крестными родителями ребенка, а в дальнейшем усыновят его.
Сильно смутившись, молодая женщина покачала головой. Все же ей не хотелось лгать.
– Я сомневаюсь в этом, ваше величество. Я обещала Софи покинуть поместье, как только оправлюсь после родов. Маркиза желает «нянчиться» с ребенком, стать его настоящей матерью. Она уже подыскивает кормилицу. Если я практически не буду видеться с новорожденным, то не успею к нему привязаться.
Изумленная, Сисси ласково провела рукой по щеке Амелии. В глазах императрицы засверкали искорки.
– Маркиз разделяет мое мнение. Он написал мне, – сообщила она, перейдя на немецкий. – Он считает, что разлучать вас с ребенком жестоко и бессмысленно. Я приняла решение навестить вас именно после получения этого письма: чтобы убедить вас согласиться с предложенным Эдмоном де Латуром выходом из ситуации. У него будет наследник, однако вы останетесь здесь, в поместье Бельвю, сын или дочь вашего жениха вырастет на ваших глазах. Когда придет время, я поделюсь с маркизой своим мнением. Она не станет возражать.
Амелия согласилась, ошеломленная мыслью о том, что хозяин поместья действовал втайне даже от своей супруги, а все для того, чтобы избавить подопечную от ужасного испытания и, возможно, чтобы удержать ее здесь, в этом краю виноградников.
– Я безмерно признательна вам, ваше величество! – воскликнула она.
– Завтра я уеду, но в моем сердце останется ваш образ, Амелия. Вы изменились, – более веселым тоном отметила императрица. – Я почувствовала это сразу же, как только вас увидела… Вы кажетесь мне более улыбчивой, более живой, чем тогда… то есть чем до смерти Карла.