– Боже, в вас нет ни капли жалости, тетя!
– Ах, вы больше не зовете меня Нани?
– Нет, я зол на вас. Я хочу, чтобы вы знали: пока все будет как прежде. Моя скорбь о Софи безмерна. Мы четырнадцать лет прожили в браке. У Софи были свои недостатки, у меня – свои, но мы были счастливой парой. Нас связывала крепкая дружба и чрезмерное увлечение чувственными наслаждениями. Простите, если это шокирует вас… Нет, пока баронессе де Файрлик комфортно в Бельвю, все будет по-прежнему. Я говорил с прислугой: Амелия покорила их, она показала себя прекрасной хозяйкой.
Видя, как огорчилась тетя Каролина, Эдмон немного смягчился. Он заметил, как она, вся дрожа, вытерла слезу.
– Нани, мне нужно было объясниться с вами. Я уверен, что, советуя мне совершить невозможное, вы считаете, что поступаете как можно лучше, но умоляю вас: давайте отныне довольствоваться разговорами о виноградниках, лошадях и погоде.
Каролина слабым голосом спросила:
– Значит, ужинать вы будете в особняке, племянник?
– Да, Нани, потому что я люблю вас, как родную мать.
Успокоившись, пожилая дама удовлетворенно вздохнула. Буря миновала. В ближайшие месяцы в поместье Бельвю все будет по-прежнему.
12Любовные тайны
В четыре часа пополудни Амелия гуляла с сыном в парке. Тенистая листва дарила приятную прохладу. Ребенок послушно держал мать за руку, с восхищением прислушиваясь к пению несметного количества пташек, сидящих на ветках высоких деревьев.
– Ты устал, Эмманюэль? – спросила Амелия.
Малыш громко выкрикнул «нет», за которым последовал тихий смех. В следующее мгновение он отпустил руку матери и бросился бежать меж деревьев.
– Вот проказник! Осторожнее, ты можешь упасть!
Как не раз говорила Колетта, юная служанка, которую повысили до должности няни, Эмманюэлю от матери достались темные волосы, нежное личико и карие глаза. Умиленная Амелия позволила малышу резвиться.
«Через месяц ему исполнится два года, – подумала она. – Нани считает, что ему следовало бы больше говорить, но он умеет произносить только “мама”, и, когда я это слышу, я на седьмом небе от счастья».
Малыш погнался за бабочкой. Его радостные крики не помешали молодой женщине услышать, как по соседней аллее поднимается чей-то экипаж.
«Наверное, к маркизу пожаловал торговец о-де-ви», – подумала она.
С тех пор как погибла маркиза де Латур, в поместье редко наведывались гости. Раньше светские вечера устраивала Софи: она любила праздники и развлечения. Очень скоро местная знать будто забыла о существовании Бельвю.
– Идем скорее, Эмманюэль, пора полдничать!
Мальчуган засеменил к матери, раскрасневшийся, очаровательный в своем холщовом бежевом костюмчике и подобранной в тон шляпке.
Амелия взяла ребенка на руки и, расцеловав, не спеша направилась к особняку. Внезапно под аркой из вьющихся роз она заметила женский силуэт в траурном одеянии. Лицо скрывала черная вуаль.
Она не могла ошибиться, ее сердце забилось быстрее.
– Графиня! – вскрикнула Амелия.
Сисси сделала по направлению к ней несколько шагов, приподняла вуаль.
– Амелия… А вот и Эмманюэль!
Слезы застилали глаза Амелии; она опустила сына на землю и склонилась в низком реверансе. Однако она сразу же взяла протянутую государыней руку и прикоснулась к ней губами.
– Графиня, как я счастлива встретиться с вами, как рада представить вам сына!
– Меня ждет экипаж. Я попросила графиню Фештетич не выходить из него, потому что хотела поговорить с вами наедине. К счастью, я заметила вас, вас обоих. Амелия, я могу уделить вам всего лишь час. Моя свита уже на пути в Аркашон, где я проведу несколько дней в «Гранд Отеле». Затем в Керкире[19] я сяду на корабль. Ничто больше не удерживает меня при дворе. Мария Валерия вышла замуж, а Рудольф…
– Я знаю, ваше величество. Пойдемте присядем вон на ту скамейку, – предложила молодая женщина, догадавшись, что императрица не желает предать свое появление огласке. – Здесь я часто провожу время за книгой.
– Да, здесь хорошо. Амелия, я хотела увидеться с вами, и не жалею, что приехала. Вы были очень милой юной девушкой, однако сейчас я вижу перед собой молодую мать, удивительно красивую, особенно в этом желтом платье, таком простом и в то же время очаровательном, как и вы.
Императрица любовалась Амелией, затем перевела взгляд на маленького мальчика. Тот замер, глядя на нее.
– Благодарю вас за то, что вы часто пишете мне, Амелия, хоть я вам и не отвечаю. Смерть отбирает у меня всех, кого я люблю. Моего сына, а зимой – графа Андраши… Весной – Элен, мою сестру. Я живу в окружении призраков. Может быть, я сама – призрак, призрак малышки Сисси де Поссенхофен.
Амелия тактично промолчала, однако нежно сжала руку императрицы.
– Расскажите мне о себе, моя милая. Меня очень расстроила весть о гибели маркизы де Латур, однако решение, которое принял ее супруг касательно вас и о котором вы сообщили в письме, меня удивило. Что происходит на самом деле, в каких вы с ним отношениях?
– Между нами дружеские отношения, но мы избегаем друг друга, ваше величество. Я забочусь о его тете Каролине, и он признателен мне за это. Маркиз проявил невероятную доброту. Он предлагает мне свое гостеприимство до тех пор, пока мне не наскучит в Бельвю. Кроме того, он пообещал мне позаботиться о будущем Эмманюэля, его крестника.
– Он выполняет свои обещания, – сказала императрица, наклонив голову и любуясь купающимся в золотистых лучах солнца поместьем. – Эдмон де Латур показался мне своеобразным мужчиной: настоящий оригинал, антиконформист[20]. Таким был и мой горячо любимый отец. Я хотела бы побеседовать с ним, Амелия.
– Думаю, мы найдем его в конюшне. Кобыла должна ожеребиться…
– Ну, в конюшни я дорогу знаю. Представьте Эмманюэля графине. Она будет счастлива вас увидеть. И скажите кучеру, что я скоро вернусь.
Амелия покорилась воле государыни, стараясь скрыть печаль, которую она испытывала, чувствуя, что Сисси, погруженная в глубокую меланхолию, отдалилась от нее.
Полчаса спустя они попрощались. Маленький мальчик с удивлением наблюдал за этой сценой: впервые он видел, как его мама плачет.
Из состояния оцепенения Амелию вывело появление Колетты: служанка вышла на крыльцо в своем сером платье и белом фартуке с оборками. Баронесса проводила взглядом удалявшуюся роскошную черную карету. У нее не хватало духу вновь окунуться в мирное течение своей жизни.
«Может быть, мне это приснилось? Ее величество приезжала на самом деле? Боже мой, как бы я хотела сжать ее в объятиях, удержать еще хоть на мгновение…» – думала она, не слыша окликов няни.
– Мадам баронесса, полдник Эмманюэля готов!
Наконец эти слова дошли до ее сознания. Она поцеловала ребенка в лоб и отпустила его руку.
– Скорее иди к Колетте, дорогой.
Как только ее сын оказался рядом со служанкой, Амелия торопливо направилась к конюшням. Она должна была поговорить с Эдмоном, узнать, виделся ли он с императрицей.
Молодая женщина представляла себе худшее. Государыня, изнеможенная, опустошенная следовавшими одно за другим трагическими событиями, снедаемая печалью и словно равнодушная ко всему миру, могла упрекнуть маркиза ввиду необычности сложившейся ситуации.
«Если Эдмон признался, – а он на это вполне способен, – в том, что живет в охотничьем домике… А может быть, Сисси известно о моей тайне, сердечной тайне, которую я оберегаю, как только могу…»
Задыхаясь, она подбежала к одному из конюхов.
– Где месье? – крикнула она. – Где месье маркиз?
Изумленный юноша указал на центральное строение, предназначенное для ожеребившихся кобыл. Амелия, вбежав внутрь, удивилась, прежде всего, царившей в этом, как казалось на первый взгляд, пустом помещении полутьме и характерному запаху конюшни.
– Эдмон? – прошептала она. – Эдмон…
– Я здесь, в глубине конюшни, по эту сторону, – послышался голос маркиза.
Амелия обнаружила его сидящим на соломе: маркиз склонился над жеребенком медового цвета. Стоящая рядом с ним кобыла нюхала своего детеныша.
– Красавица! – с гордостью объявил Эдмон. – Ее зовут Блондинка. Кличку придумала сама императрица Австрии! Не подходите, Амелия, я выйду. Мать и ее пока еще беспомощная девочка больше во мне не нуждаются.
Он поднял голову и улыбнулся. Его янтарные глаза горели такой страстью, что Амелия вздрогнула. Когда он подошел к ней, ее с такой силой потянуло к нему, что она уткнулась лбом в его плечо. Его руки сомкнулись у нее на спине… Такие теплые, ласковые руки.
Амелия не сопротивлялась. Она не знала, что объятия могут быть уважительными. Маркиз нежно расцеловал ее в щеки, но не коснулся губ.
– Прошу прощения, я не смог устоять, – выдохнул он ей в ухо, после чего отступил.
– Я не сержусь на вас, Эдмон, – сказала она. – К тому же это я должна просить у вас прощения за внезапное вторжение. Но меня так поразил визит императрицы… и в то же время я расстроилась. Все произошло так стремительно и трогательно… Скажите мне правду: я должна уехать, отправиться в Коньяк вместе с Нани?
– Боже мой, Амелия, успокойтесь! Кто же сможет заставить вас уехать? И вы ведь обещали, что не покинете меня!
Эдмон больше не мог выносить пытку, которой подвергал себя вот уже почти два года. Он смотрел на молодую женщину, словно мучимый жаждой заблудший путник, который наконец нашел правильный путь.
– Вы так красивы! – добавил он. – Я был глуп, когда принял решение лишить себя вашей красоты: это словно перестать любоваться розой из страха уколоться о ее шипы.
– Да, достаточно было бы к ней не прикасаться, – тихо произнесла Амелия. – Эдмон, не будет ли бестактностью с моей стороны поинтересоваться, о чем вы говорили с ее величеством?