– На самом деле у меня нет причин печалиться, вспоминая государыню, которой я стольким обязана, – с недоумением произнесла Амелия. – Видеть вас несчастной – вот что расстраивает меня на самом деле, Софи. Не переживайте из-за сказанного супругом. Вы мечтали об этом празднике целый месяц! Вам не стоит плакать, это плохо скажется на глазах и цвете кожи…
Тронутая участием и доброжелательностью Амелии, маркиза обратила на нее восхищенный взор.
– Вы – ангел, спасибо вам за утешение. Значит, мне оставить украшение?
– Конечно! Вы будете королевой вечера, вас никто не затмит. Этот наряд вам очень к лицу, от вас исходит сияние. Простите, верно ли я употребила это слово?
Красавица в изгнании часто сомневалась в выборе какого-либо выражения, которое, однако, само слетало с ее губ. Софи вновь удивилась тому, что баронесса так хорошо владеет французским языком.
– Все верно, и я очень вам признательна. А вам, Амелия, нравится ваше платье?
– Я позволю себе покапризничать. Платье очаровательное, но оно не совсем подходит для той, кто выдает себя за вдову.
На слове «вдова» она запнулась. Однако траур она носила по своему жениху, будущему мужу и отцу своего ребенка. Софи пришлось в который раз заметить:
– Это не до конца ложь, Амелия. Вы собирались выйти за Карла замуж. Кто во Франции мог бы заподозрить, что на самом деле вы не были женаты? К тому же траур не должен мешать вам выглядеть элегантно.
Маркиза выбрала для подруги платье из шелкового муслина жемчужно-серого цвета. Строгий цвет разбавляли розы из лиловой тафты. Фасон, навеянный модой времен Первой империи[14], подчеркивал грудь, однако скрывал талию.
– Вы сможете надевать его и на другие званые обеды, Амелия, – сказала она.
– Но у меня оголены плечи, а декольте кажется мне чересчур смелым.
– Мое декольте еще более смелое, – лукаво ответила Софи, оценивая прическу своей подопечной: шиньон с длинной закрученной прядью, спускающейся на левое плечо.
– Хорошо, моя милая, еще раз спасибо. Мне нужно припудриться, прежде чем начинать высматривать наших гостей. Обожаю наблюдать за тем, как по парковой аллее подъезжают экипажи.
Амелия с грустной улыбкой кивнула. Оставшись одна, она нервным жестом повернула помолвочное кольцо вокруг пальца. Ей не хотелось присутствовать на этом вечере. Она знала, что придется с кем-то беседовать, шутить, смеяться, возможно, танцевать, что, как ей казалось, было неуместным в ее ситуации. Однако ей не хотелось разочаровывать Софи де Латур.
5Праздник в поместье
Праздник обещал пройти как нельзя лучше. Были приглашены все зажиточные соседи, состоятельные семьи виноделов и землевладельцев.
Возле навесов уже готовился оркестр: слышно было, как скрипачи настраивают свои инструменты. Экономка с остальной прислугой начали расставлять на столах прохладительные напитки, столовые вина и шампанское, а также красиво оформленные блюда с легкими закусками.
Амелия решила присоединиться к Софи и спустилась на первый этаж. Она застала ее стоящей у широкого окна. Тюлевые занавеси дрожали от дуновения легкого вечернего ветерка. Не увидев маркиза, юная баронесса расслабилась, очарованная идиллическим декором ярко освещенного поместья. В парке тоже было светло: между деревьями протянули гирлянды из бумажных фонариков.
– Как бы императрица была счастлива побывать у вас! – прошептала Амелия на ухо маркизе. – Я представляю, как она ходит здесь, по этой лужайке, или как прогуливается верхом в окрестностях, всегда самая красивая, самая элегантная. Никто не в силах устоять перед ее шармом, ее блеском…
Очень взволнованная, Софи, сложив руки, вздохнула:
– Я завидую вам, Амелия: вы так часто находились рядом с ней, когда служили при дворе. У меня есть исключительная привилегия: вести с ее величеством переписку, но если бы Господь подарил мне безмерную радость еще одной встречи, этот день стал бы самым лучшим в моей жизни. Однако я не жалуюсь: вы здесь, и временами у меня возникает ощущение, будто я нахожусь в Хофбургском дворце. К тому же вы так ласковы, так красивы, словно в вас, в вашей душе, есть немного чарующего света нашей очаровательной Сисси.
Амелия хотела возразить, однако в этот момент в конце аллеи показалась первая карета. Черные лошади бежали размеренной рысью. За каретой следовала коляска, а еще дальше – тильбюри[15].
– Вот и наши друзья! – воскликнула Софи.
– Я смущена, мне нехорошо. Как вы меня представите? Я не хочу слышать фамилию Карла, это причинило бы мне сильную боль, – призналась юная австрийка.
– Не беспокойтесь. Вы – моя дорогая подруга, которая приехала произвести на свет ребенка в нашем милом краю, так как после смерти супруга ваше здоровье пошатнулось. Я не буду называть его фамилию.
В это мгновение на плечо Амелии опустилась чья-то теплая, мускулистая рука. Прикосновение длилось от силы несколько секунд. Удивившись, она обернулась и оказалась нос к носу с Эдмоном де Латуром.
– Прошу прощения, если я вас напугал, баронесса, но я хотел вас успокоить. Моя супруга, должно быть, забыла об одной важной детали. Вправе ли она упоминать о вашей жизни в Вене, ваших отношениях с императрицей? Я хотел бы получить ваше согласие, поскольку Софи сгорала от нетерпения рассказать об этом нашим самым именитым гостям.
Маркиз пристально и серьезно смотрел на нее, но улыбался.
– Эдмон, ты невыносим! – возмутилась его супруга.
– Прошу вас, не ссорьтесь из-за меня! – взмолилась Амелия. – Софи, говорите вашим друзьям все, что пожелаете. Поскольку я не сумела избавиться от акцента, все поймут, что я чужестранка. К тому же вы поставляете коньяк Габсбургам уже много лет. В том, что вы принимаете у себя гостью из Вены, нет ничего удивительного.
– В таком случае моя совесть чиста, – сказал Эдмон, склоняясь в галантном реверансе.
Амелия смотрела на него непонимающе и с некоторым недоверием, пока Софи не увлекла ее к массивному крыльцу, которым увенчивалась каменная лестница.
– Какая муха укусила сегодня моего мужа? – пробормотала маркиза. – Как бы то ни было, отныне вы знаете, что в нем сможете найти пылкого защитника. Мне кажется, вы ему нравитесь.
– О господи, не говорите так! – разволновалась юная австрийка.
– Простите, я пошутила. Я забыла, что вы не привыкли к тому, что французы называют бадинаж.
– Бадинаж? Я не знаю этого слова.
Софи поняла, что по-настоящему напугала Амелию. Заметив приближающуюся к ним чету своих друзей, она веселым тоном поспешно объяснила:
– Прошу прощения, моя милая, это было глупо с моей стороны. Мы с Эдмоном часто вздорим, но мы любим друг друга. И все же случается так, что кто-то из нас бывает кем-то очарован. Тогда мы без всякой задней мысли обсуждаем сложившуюся ситуацию, при этом не воспринимая ее всерьез. Это и есть бадинаж… Ну же, теперь давайте развлекаться!
У Амелии не было ни малейшего желания развлекаться. Ей казалось, что она все еще чувствует на своем плече руку маркиза, от чего она испытывала невыразимый дискомфорт. Однако времени разобраться в своих неприятных ощущениях у нее не было. По аллее поднимались все новые экипажи. Оркестр играл сонату Моцарта. Софи, явно очень довольная, встречала гостей, заливаясь гортанным смехом, когда ей делали комплименты относительно ее платья или прически.
Церемония представлений длилась более получаса, при этом часто звучала одна и та же фраза:
– Баронесса Амелия фон Файрлик, подруга императрицы Австрии, по состоянию здоровья ей необходим наш мягкий климат.
Каждый раз эти слова воспринимались с воодушевлением, по крайней мере теми из приглашенных, кто до этого не был знаком с молодой женщиной. Гости удивлялись, даже склонялись в реверансе, мужчины целовали Амелии руку, стремились завладеть вниманием прекрасной чужестранки. Любопытство гостей сдерживало лишь хорошее воспитание, но они обещали себе удовлетворить его позже, после ужина.
Амелии понадобился весь опыт пребывания при венском дворе, чтобы сохранять внешнюю безмятежность и одаривать всех любезной улыбкой. Наконец Софи пригласила веселую компанию, собравшуюся в большой зале, пройти в парк. Великолепная хозяйка, она направилась к накрытым столам под руку с пожилым седовласым аристократом.
Чувствуя, как к горлу подступает комок, а тело охватывает дрожь, Амелия воспользовалась этим моментом, чтобы уединиться в расположенной поблизости библиотеке.
«Я не смогу провести вечер с этими людьми. Маркиз был прав: привлекать ко мне внимание было не самой лучшей идеей», – подумала она.
Амелия с трудом переводила дух; ей пришлось присесть. Но ей стало еще хуже, когда в комнату вошел Эдмон.
– Все в порядке, моя милая? – тихо спросил он.
В золотистом свете керосиновых ламп его смуглая кожа приобретала медный оттенок. Его довольно длинные каштановые волосы были собраны на затылке, и он совсем не походил на богатого и знатного землевладельца.
– Легкое недомогание, месье, – ответила она.
– Я хотел сказать, что в этом платье вы выглядите восхитительно, – заявил он. – Ну же, смелее! Худшие минуты, когда на вас было направлено всеобщее внимание, позади.
– Конечно, это было весьма неприятно, однако я была обязана оказать вашей супруге эту услугу. Я так признательна ей за ее доброе отношение ко мне, за ее преданность.
Лицо Эдмона приняло едва уловимое насмешливое выражение. Он взял Амелию за руку.
– Что же, раз уж речь зашла о благодарности, о долге, который вам следует уплатить, вы должны завоевать наших гостей, завоевать весь наш край виноградников. В противном случае Софи будет разочарована. Не бойтесь, я буду вашим галантным кавалером…
Юная баронесса поднялась, ее щеки зарделись: пальцы Эдмона сжимали ее руку с такой силой и нежностью… Маркиз провел ее через большую залу, затем они неспешно прошли в парк.