оюсь, на следующих выборах многие вновь отдадут голоса левым.
Пока что непримиримые сторонники сандинистов ушли в джунгли (их называют compas или neocompas) и воюют с оставшимися там ультраправыми (contras или neocontras), причем и те, и другие питаются за счет местного населения, которое, по-моему, все больше путается в названиях. В целом же, несмотря на бедность, никарагуанцы остаются веселыми, доброжелательными и искренними, что вообще свойственно людям, не обремененным лишним имуществом.
Первым делом мы зашли в посольство Коста-Рики. В Москве костариканскую визу выдают за большие деньги и только при наличии 15 разных документов, в том числе приглашения, кредитной карточки, страховки и т. д. Поэтому мы не на шутку волновались — ведь хотя эта страна и маленькая, объехать ее очень трудно. Но сотрудники посольства, привыкшие к потоку катающихся туда-сюда гринго, просто не заметили, что паспорта не совсем обычные — визы шлепнули за 20 $ в течение минуты.
В прекрасном настроении мы доехали до расположенного неподалеку национального парка Масайя и начали восхождение на одноименный вулкан. Только пройдя пару километров, мы сообразили, что 10 $, которые мы обменяли на местные cordobas в аэропорту, уже кончились, а вся остальная наличка у нас в стодолларовых купюрах.
И, конечно, на радостях мы забыли купить еду. Но делать было нечего, и мы поплелись дальше, благо красота пейзажа позволяла забыть о бытовых сложностях.
На большей части Центральной Америки атлантическая сторона отличается влажным климатом, а тихоокеанская — сухим. Мы были на западной стороне, поэтому вокруг рос сухой тропический лес. Был разгар жаркого сезона, многие деревья стояли без листьев, толстый слой сухой листвы покрывал землю, а ветви сгибались под тяжестью лиан, которых в сухих джунглях почему-то еще больше, чем во влажных. Но первые дожди уже прошли, кое-где появилась нежная дымка молодой листвы, и повсюду распускались цветы. Тут и там белыми облачками маячили кроны Plumeria, цветки которой удивительно похожи на пластмассовые детские вертушки. Выше по склону росли алые плюмерии, а вдоль застывших лавовых потоков — усыпанные желтыми цветами кактусы. Ярко-голубые длиннохвостые сойки (Cyanolica) перекликались в ветвях, и большие черные колибри с деловитым гудением носились сквозь чащу.
Сильная жара даже в это время года бывает только 6-7 часов в день, так что вскоре мы смогли продолжить путь. Вулкан всего 680 м высотой, и наверх мы поднялись еще до заката. Бросив рюкзаки за полкилометра до вершины, мы взобрались на край кратера — глубокого колодца диаметром около пятисот метров, над которым поднимался огромный столб едкого темно-рыжего дыма. К моему удивлению, в стенах кратера гнездилась многотысячная колония длиннохвостых попугаев-аратинг. Стаи ярко-зеленых птиц, проносящиеся над багровыми, кирпично-красными и черными скалами, выглядели совершенно фантастически. В старых норах попугаев жили маленькие стрижи. Каким образом птицы, обычно крайне чувствительные к загрязнению воздуха, могут выводить птенцов в насыщенной сернистым газом воронке кратера, для меня загадка.
Еще недавно на дне кратера было большое лавовое озеро, одно из пяти в мире.
Индейцы приносили здесь человеческие жертвы богу огня, а испанцы считали это место входом в ад. Увы, шесть лет назад озеро, благополучно существовавшее много веков, застыло, а потом образовавшееся дно кратера провалилось, и теперь грозно светящуюся жидкую лаву видно только на дне узкого отверстия.
У самого обрыва мы обнаружили бочку с водой и приняли душ, мысленно благодаря сотрудников парка. Потом спустились к рюкзакам, оставленным у ветхой беседки без крыши, и уже в темноте поставили палатку, с опаской глядя на подкравшиеся с востока мрачные тучи.
Наша палатка была результатом многомесячного творческого процесса. Стремясь сделать ее как можно легче, мы сшили крышу из зеленой курточной ткани, а боковинки из черного шифона. Весила она всего 400 г, и закрывалась абсолютно надежно — ни один москит или муравей так и не смог пробраться внутрь. В ней было прохладно даже в самую жаркую ночь, но у нас оставались сомнения по поводу ее водостойкости. К счастью, она с честью выдержала испытание тропической грозой — наутро мы были сухими и довольными, а палатка высохла за несколько минут.
Утром мы взобрались на самую вершину, увенчанную деревянным крестом, посмотрели на восход солнца сквозь густую пелену дыма, потом успешно спустились к шоссе до наступления жары и поймали попутку до городка Масайя. Сменяв на базаре деньги, мы принялись закупать фрукты. Нам пришлось потратить всего доллар, чтобы стать тяжелыми, круглыми и липкими, а еще за пять долларов такая же судьба постигла наши рюкзаки. Манго, ананасы, папайя и всевозможные бананы стоили издевательски дешево, так что остановиться было нелегко.
Наконец мы направились в битком набитом автобусе дальше на юг, к костариканской границе. Хотя климат тут довольно сухой, на проводах вдоль дороги повсюду торчали растения-эпифиты. Вскоре слева распахнулось огромное озеро Никарагуа с высокими конусами вулканических островов. Мы загляделись на пейзаж, проскочили развилку и оказались на побережье, в старинном городке Порто-Боа, испокон века служившем приютом контрабандистов, пиратов и партизан всех мастей. Наш водитель, которому мы сообщили об ошибке, тут же ударил по тормозам, выскочил на дорогу, остановил встречный автобус и отправил нас обратно на «Панамерикану». Еще час жары и давки (здесь курсируют желтые школьные автобусы из США, не рассчитанные на такое количество народа) — и мы на границе.
Границы в Латинской Америке обычно почти не охраняются. Но переходить их лучше легально, если не собираешься вскоре вернуться тем же путем. Легальность означает наличие в паспорте выездного штампа предыдущей страны и въездного — той, где в данный момент находишься.
Практически все страны региона имеют давние территориальные претензии ко всем своим соседям. В некоторых случаях спорные территории составляют более половины общей площади той или иной страны. Некоторые из этих споров приводят к периодическим конфликтам, но обычно о них помнят лишь официальные лица. Тем не менее каждая страна с идиотской пунктуальностью изображает спорные территории как свои на всех картах и регулярно упоминает их в прогнозе погоды. Поэтому понять, где проходит граница на самом деле, иногда очень непросто.
Если же вас ловят без въездного или выездного штампа в паспорте, то автоматически считают шпионом той страны, где поставлен последний из штампов, имеющихся в наличии, со всеми вытекающими последствиями. Поэтому, перейдя границу где-то в глубинке, иногда приходится несколько дней искать, где можно шлепнуть хоть какую-нибудь печать, или ждать, когда кончатся очередные праздники и откроется таможня.
В здании никарагуанской таможни было не меньше 60 градусов жары, так что офицеры сидели в трусах и фуражках. Тем не менее всех выезжающих шмонали с торжественной добросовестностью, не делая исключения и для многочисленных туристов, которые толпами путешествуют автостопом и на автобусах по Панамериканскому шоссе. Что можно вывезти из Никарагуа, кроме бананов и гепатита, трудно понять. Нам удалось пройти мимо шмонального столика за спинами остальных и очень быстро, всего за час, проставить заветные штампики. Для этого пришлось собрать кучу талончиков об уплате всяческих сборов, в названиях которых путались сами чиновники, и еще десяток долларов истратить на подозрительные сборы, талончиками не подтвержденные.
Пара километров пешком — и мы на костариканской стороне. Здесь все заняло пару минут. У выхода с таможни за складным столиком сидел интеллигентного вида сеньор, который проверял наличие у въезжающих гринго таблеток от малярии и при необходимости бесплатно выдавал их, а заодно проводил короткий инструктаж. Нам такой сервис очень понравился. Пожалуй, при въезде в Россию стоило бы читать лекцию об алкоголизме и выдавать «Алка-Зельцер».
— Hablen castellano? Вы говорите по-испански? — спросил он нас.
В Латинской Америке свой язык обычно называют не испанским, а кастильским, поскольку здесь распространен именно этот диалект.
— Un poquito, чуть-чуть, — ответили мы.
— Чуть-чуть? Странно! Откуда вы?
— Из России.
— А-а, тогда понятно.
Нам было очень стыдно. В последние месяцы перед отъездом у нас не было ни одной свободной минуты, и мы успели пройти по самоучителю всего несколько первых уроков. Между тем испанский язык такой легкий, что почти все туристы-гринго выучивают его заранее. Из-за этого, кстати, многие местные жители, постоянно общающиеся по роду работы с иностранцами, так и не удосуживаются выучить английский. В странах с трудными языками, вроде Израиля или Венгрии, знание английского намного более распространено.
Впрочем, всего через месяц мы уже могли беседовать с шоферами попуток на несложные темы, а через полгода я уже трепался по-испански довольно свободно, хотя слов все еще очень не хватало.
Коста-Рика, «Богатый Берег», действительно живет неплохо, особенно в последние годы, когда сюда валом валят туристы и пожилые американцы, покупающие виллы в горах, чтобы спокойно и дешево провести остаток жизни в райском климате «вечной весны». Прекрасные дороги, удобные автобусы, довольно меркантильная публика и, конечно, все втрое дороже, чем в Никарагуа, хотя и намного дешевле, чем в Европе или США.
Попутный грузовик доставил нас к подножию уходящего в облака вулкана Ороси (1571 м) и высадил у неприметной развилки, откуда узкая дорожка спускалась к расположенному в 30 километрах побережью. Когда-то почти весь этот (северо-западный) угол страны был собственностью одного помещика (такие гигантские участки здесь называют латифундиями), а сейчас превращен в национальный парк Санта-Роса. Уже темнело, и в билетном киоске на входе никого не было, что, как потом выяснилось, большая удача (см. эпиграф к этой главе). Мы долго шли вниз через зарастающие пастбища и п