Но мнение Веспуччи о Тапробане помогает нам реконструировать его представление о Земле, когда он находился в плавании. Подобно Колумбу, он верил, что если бы смог обогнуть или пересечь вытянутое побережье, которое перерезало предполагаемый прямой путь в Азию, то богатства Востока открылись бы перед ним. Ментальная карта, которую он накладывал на реальность, была основана частично на взглядах Колумба и частично – на тех источниках, которые вдохновляли Колумба.
Эти источники нетрудно идентифицировать. В сущности, общая картина была основана на географических представлениях Птолемея, что неудивительно. Веспуччи мог вспомнить космографию, которую он изучал мальчиком во Флоренции, и использовать ее, чтобы дополнить или, возможно, оспорить какие-то идеи адмирала. И в самом деле, в среде флорентийских схоластов во времена юности Веспуччи процветало то, что можно назвать птолемеевской индустрией. Работавшие во Флоренции в 1460-х и позже картографы изготовили дюжины карт, основанных на представлениях Птолемея[140]. Самую известную карту того времени опубликовал в 1482 году Франческо Берлингьери, член кружка «друзей Платона». Джорджио Антонио Веспуччи, как и большинство образованных флорентийцев, обладал копией птолемеевской Geography, причем переписывал книгу, вероятнее всего, сам[141]. Итогом образования Веспуччи стало то, что он приближался к Новому Свету с головой, полной птолемеевских идей.
Впрочем, в голове Америго разместилась вовсе не точная модель Птолемея. Развитие гуманитарных наук, размышления схоластов и исследования – всё это вместе взятое изменило прочтение флорентийцами Птолемея во времена юности Веспуччи. В частности, в конце 1480 и в 1490-х росло убеждение, что Индийский океан не замыкался сушей, как предполагал Птолемей, но был открыт к югу и потому доступен для навигаторов с востока или запада. В 1488 году экспедиция Бартоломью Диаса, обогнувшего Мыс Доброй Надежды, весьма укрепила данную мысль. В начале 1490-х Португалия послала агентов в Аравию и Эфиопию с намерением найти этому подтверждение. И в 1497-8 годах вояж Васко да Гама в Индию вокруг Африки доказал это безоговорочно. Еще до того, как Веспуччи покинул Флоренцию, один из картографов, работавших в этом городе, Генрикус Мартеллус изготовил карту, на которой Индийский океан был изображен уже в свете новых данных.
Карта Мартеллуса, вероятно, максимально близко отражает представления, которые имел Веспуччи в начале морской фазы своей карьеры. Ближе к восточному краю карты, где испещренный точками островов океан омывает дальний берег Азии, длинный полуостров вытягивается к югу. За ним к западу лежит Малайский полуостров, или «Золотой Херсонес», как его принято было называть на западе. В то время как на большинстве поздних средневековых карт, прямо основанных на картине мира Птолемея, эти полуострова выдавались в окруженный землями океан, Мартеллус и другие, не боящиеся рискованных предположений или просто хорошо информированные картографы, помещали их на краю Евразии, частично поперек входа в Индийский океан или, по терминологии Веспуччи, «Великий Залив». На просторах этого моря лежал остров Тапробана, строго по центру и сильно увеличенный в размерах. Любой, кто сравним с Колумбом и Веспуччи в опыте применения карт, сделает очевидный вывод: открытые Колумбом острова были удобными стоянками на пути в Азию. Протяженное побережье, вдоль которого следовал Веспуччи, являлось, по его разумению, самым восточным полуостровом Азии на карте Мартеллуса.
Нет ничего удивительного в том, что взгляды Веспуччи были так близки и столь сильно зависели от взглядов Колумба. Америго работал на одного из самых ярых почитателей Колумба Джианотто Берарди. Ему было трудно не подпасть под очарование мореплавателя. Как новичок в космографии и навигации, он был просто обязан считаться с мнением человека опытного и получившего признание. Отправившись в собственную атлантическую авантюру, Америго стремился подражать Колумбу, так что вполне естественно для него было принять и некоторые взгляды Колумба.
Более того, Колумб еще не до конца утратил благорасположение к нему картографов, которое он завоевал своим первым трансатлантическим путешествием. С течением времени, после некоторых размышлений и просеивания информации, большинство комментаторов отбросило мнение, что Колумб добрался чуть ли не до самой Азии: размер земного шара просто исключал такую возможность. Но в возбужденной атмосфере, возникшей по возвращении Колумба, многие современники приняли всё им сказанное на веру. Комментарий кастильского адмирала был типичным: Колумб выполнил все свои обещания. Согласно герцогу Мединасели, он «нашел всё, что искал»[142]. Папа – размышляя, очевидно, над текстом первого печатного отчета о путешествии Колумба – согласился с тем, что мореплаватель нашел удивительную и экзотическую землю «в направлении Индии». В этих обстоятельствах Америго трудно предъявить претензии в некритичности. Он был не единственным, стоявшим на позициях Колумба; до Магеллана, нашедшего в 1529 году путь в Азию и показавшего по ходу дела, что Колумб ошибался и в размере Земли, и в легкости путешествия, большинство трансатлантических навигаторов продолжали мечтать о достижении Азии.
Как бы там ни было, но Колумб и Веспуччи черпали знания, в сущности, из одних и тех же источников информации. Так же как Птолемей и Страбон, оба исследователя отчасти опирались на теории Паоло дель Поццо Тосканелли (стр. 36). Хотя его записи практически не сохранились, Тосканелли приобрел огромную популярность. Каждый современник, который знал его или о нем, ставил Тосканелли очень высоко как эксперта в космографии. Йоханнес Мюллер, более известный под именем Региомонтан (схоласты того времени давали друг другу имена на латыни), составивший лучшие на тот момент астрономические таблицы, ставил Тосканелли как математика выше Архимеда. В гуманистических кругах не было похвалы громче[143]. При обмене письмами с Тосканелли Колумб получил подтверждение наиболее важным из своих географических концепций, например, о возможности, хотя бы в теории, доплыть до Азии, двигаясь на запад через Атлантику. Более того, Тосканелли утверждал, что предлагал португальцам осуществить такую попытку, и отправил Колумбу копию письма на эту тему с иллюстративной картой, которую он послал своему корреспонденту в Португалию. Воспитанный во Флоренции в интеллектуальном кружке Тосканелли, Веспуччи вряд ли мог избежать воздействия тех же самых идей.
В одном вопросе он всё же расходился с теориями Колумба. Он разделял мейнстримовский взгляд на размер Земли: 24000 миль по экватору. Это превосходило предположение Колумба; но так как Америго, сообщая это число, рассуждал в кастильских милях, которые короче других – оно было заметно меньше в сравнении с большинством современных ему расчетов. Попытки в этом вопросе конвертировать числа Птолемея в современные дают от 22500 до 31500 римских миль. Колумб также в основном опирался на данные Птолемея, но отбрасывал оценку размеров мира великого александрийца в пользу более скромной оценки, имевшей в то время своих сторонников, которую Птолемей упомянул только затем, чтобы ее опровергнуть. Опираясь также на некоторые другие более или менее случайные вычисления, Колумб давал земному шару размеры на 20–25 % меньше действительных[144]. Число с минимальной недооценкой – примерно на 13 % меньше реального значения – предложил Тосканелли. С ним соглашался влиятельный нюрнбергский космограф Мартин Бехайм, который в 1492 году сделал глобус, дошедший до наших дней и являющийся старейшим из сохранившихся в Европе[145]. Лишь малое число экспертов приняли сторону Колумба.
Курьезный факт: с одной стороны, не вызвало особенных сомнений, что Колумб достиг границ Востока после сравнительного короткого путешествия: 750 лиг (примерно три тысячи миль) согласно лоцману его флагманского корабля, или чуть более тысячи лиг – согласно собственным колумбовым более щедрым и менее надежным вычислениям. И в то же самое время размеры Земли, какими их тогда считал научный мир, делали подобный подвиг невозможным. Даже по расчетам Тосканелли выходило, что Колумб ступил на открытую им землю, находясь в тысячах миль от восточного края Евразии.
По этому вопросу Птолемей оказал на Веспуччи решающее влияние. Вместе с большинством других современных ему читателей Америго принял цифры Птолемея без коррекции. Но как тогда он мог поддержать план Колумба плыть в Азию в западном направлении, если знал, что размер земного шара сделает путешествие обескураживающе долгим? Вероятный ответ – принятие желаемого за действительное в сочетании с отсутствием профессиональных познаний в навигации. С одной стороны он, вероятно, надеялся, что цифирь постепенно будет уточняться, если не оставлять усилий. С другой – Америго явно переоценивал преодоленное Колумбом расстояние, повторяя очевидно завышенные адмиралом значения долгот, будто вычисления он проделывал независимо. Итак, не считая представления Колумба о размере Земли установленными окончательно, Веспуччи видел мир относительно скромных размеров, где Азия располагалась буквально рядом, стоило лишь завернуть «за угол» земель, открытых Колумбом. Не имея практических знаний о море, он испытывал излишний оптимизм относительно того, как далеко и насколько быстро могут перемещаться корабли.
Но стоило ему вернуться домой после пересечения океана, Америго начал серьезно работать над формированием своего нового образа. Он превратился в Америго Веспуччи, божественного навигатора, непревзойденного в искусстве измерения широт и даже долгот – флорентийский маг в действии. «Поскольку, – писал он Лоренцо ди Пьерфранческо, – если я правильно помню, ваше Великолепие имеет некоторые познания в космографии, я хочу описать вам, насколько далеко мы заплыли в нашем путешествии на языке