«Долгота более трудна [чем широта] для вычисления и поддается немногим, кроме тех, кто всегда бодрствует и следит за совпадениями Луны и планет. Ради вычисления упомянутой долготы я потерял сон и сократил свою жизнь на десять лет. Но усилия не пропали даром, потому что я надеюсь стяжать, если мне суждено благополучно вернуться домой, давно заслуженную мною славу. Да не осудит Господь мою гордыню, ибо моя работа посвящена служению ему»[159].
Ростки его интереса к космографии взошли, как мы видели, во время учебы во Флоренции. Жизнь в Севилье, вероятно, усилила честолюбивые устремления. Крайне заманчиво – и множество историков поддались искушению – романтизировать честолюбивые помыслы, обратив их в мечты, словно Веспуччи был предтечей Гумбольдта или Вильяма Эрнеста Хенли, которого усердное чтение в детстве отправило к неизведанным берегам. В какой-то момент он, похоже, купил карту. Факт может показаться малопримечательным, но даже во времена, когда карты были редкими и дорогими, его карта выделялась среди прочих. Она стоила 130 дукатов – дороже, чем те ценные картины, что Лоренцо Великолепный развесил у себя в спальных покоях. Более того, это была морская карта, сделанная на Майорке (где работали некоторые из лучших картографов Средних веков) Габриэлем де Вальсека, чье мастерство известно по многим сохранившимся до наших дней образцам. И на ней была изображена Атлантика – не просто побережье Средиземного моря или атлантический берег Европы, как на большинстве карт того времени, но океан во всю ширь. Как и все работы Вальсека, эта была попыткой изобразить мир реалистически: картографический эквивалент живописи эпохи Ренессанса в эстетике реализма. На ней были отражены все новые открытия в Атлантике, сделанные португальскими мореплавателями за последнее время. К примеру, эта карта – единственное дошедшее до нас свидетельство об экспедиции 1427 года португальского мореплавателя, впервые установившего истинное расположение Азорских островов друг по отношению к другу; до этого их изображали выстроившимися вдоль оси, направленной с севера на юг. Но неизвестно, когда Веспуччи приобрел эту карту. Само свидетельство ненадежно: просто сноска на краю карты, сделанная рукой в конце 15-го или начале 16-го века. Предположение, что Америго купил ее во Флоренции еще в молодости – обычная «утка», запущенная его биографом 19-го века[160]. Карту, если ее можно связать с Веспуччи, невозможно хронологически соотнести с его карьерой. Но она легко укладывается в контекст его развивающегося интереса к изучению моря и растущих исследовательских амбиций.
Переезд в Португалию
После бесцельных шатаний в районе экватора часть флотилии, где находился Веспуччи, вернулась и воссоединилась с Охедой. Туманная хронология сохранившихся отчетов не дает точных данных. Но описания Веспуччи сражений с аборигенами достаточно схожи с отчетами Охеды и других членов экспедиции, чтобы можно было с определенной долей уверенности предположить, что все они принимали в них участие. (Хотя может статься, что Веспуччи в некоторых местах своего отчета использовал не только собственный опыт, но и что-то заимствовал у своих товарищей по путешествию.) Охеде же, раз он не сумел установить право собственника на промысел жемчуга на побережье, нужно было думать о том, чтобы утвердить за собой открытие Кокибакоа – побережья от мыса Кордеро до мыса Кабо де ла Вела. В 1501 году монархи отдали ему эту область для дальнейших исследований, присвоив титул «губернатор Кокибакоа». В результате ненужных проволочек к тому времени, как суда отошли от побережья, они были изъедены червями-древоточцами. Пришлось искать убежище на Эспаньоле.
Веспуччи, похоже, не остался с Охедой, который посвятил несколько месяцев (возможно, целых полгода) подстрекательской деятельности на форпостах Колумба, яростной ругани с его людьми и рейдам с целью захвата рабов. Веспуччи отправился домой, чтобы реализовать жемчужины, полученные им задешево путем обмена у аборигенов: четырнадцать из них «доставят большое удовольствие королеве»[161], а остальные, стоимостью по меньшей мере в тысячу дукатов, он, по позднейшему признанию, оставил у себя. Хотя ему удалось получить достаточный барыш, не все из его товарищей по плаванию оказались столь же удачливыми. Снаряжение похода обошлось относительно дешево, но в целом предприятие едва ли оказалось прибыльным: оно принесло только 500 дукатов, которые были поделены между выжившими, или (что в пересчете давало примерно ту же сумму) 190.000 maravedies, имевших тогда хождение в Кастилии. Это оценка Веспуччи, и она как будто согласуется с той сохранившейся частью документов, которые показывают прибыль в 120.000 maravedies. Но документы, повторимся, сохранились не полностью[162].
Этих денег было недостаточно, чтобы «отбить» расходы на экспедицию. Поэтому инициаторы похода захватили 200 аборигенов в качестве рабов, чтобы покрыть издержки. В жуткой тесноте на бортах возвращавшихся судов 32 из них умерли в пути. Но яркие, хотя и зыбкие перспективы гораздо больших богатств в виде россыпей жемчуга, если удастся грамотно организовать его добычу, не говоря уже о других драгоценностях, о которых Веспуччи туманно намекнул, оказались неодолимым соблазном. Путешествие дорого обошлось Америго, ибо он заканчивал поход, будучи болен лихорадкой. Но, как он писал, «я надеюсь с божьей помощью скоро выздороветь, ибо лихорадка не длится долго и меня не бьет дрожь»[163].
В конце своего отчета о первом путешествии Веспуччи утверждал, что ему вот-вот поручат руководство флотилией из трех кораблей для выполнения некоей миссии. Вместо этого мы видим, что вскоре он покидает Испанию и переходит на службу в Португалию. Это никак не задевало его честь; исследователи, как ученые и художники, колесили по миру в поисках покровителей. По словам Веспуччи, его пригласил король Португалии. Так как он был, насколько мы знаем, единственным участником в своем предыдущем путешествии, кто честно сообщил об открытии земли в зоне навигации, приписанной Португалии по договору, это утверждение не кажется невероятным. Более того, сообщение Веспуччи о существовании такой земли было независимо подтверждено португальскими навигаторами в мае 1500 года, когда Педру Алвариш Кабрал, отправившийся в индийскую Калькутту, проник глубоко в Южную Атлантику в поисках западных путей, по которым он мог бы обогнуть Мыс Доброй Надежды и попасть в Индийский океан. В процессе этих поисков он «наткнулся» на Бразилию.
Тем временем для Веспуччи, даже отставляя в сторону манящие огни Португалии, Кастилия становилась проблемной гаванью. В 1499 году волна неприязни к иностранцам накрыла королевство. Одной из жертв стал Колумб, ибо это был год его унижения: «подпавший под обвинения, – писал адмирал, – как никому не нужный чужестранец». Среди пострадавших в Севилье было много генуэзцев. Старый знакомец Америго Франческо да Ривароло был среди тех, кто подвергся штрафам и более или менее произвольной конфискации собственности[164]. Пока Веспуччи находился в своем первом плавании, монархи запретили дальнейшее участие иностранцев в исследовании Атлантики. Этот запрет распространялся и на поход, назначенный на август 1500 года[165]. Предположение, что метили главным образом в Веспуччи – явное преувеличение. Он был посторонним, захваченным событиями гораздо более крупными, причиной которых отдельная личность стать никак не могла.
В этих обстоятельствах Португалия была естественным убежищем. Помогли флорентийские связи. Колония соотечественников в Лиссабоне была более многочисленной и влиятельной, чем в Севилье. Когда Веспуччи унаследовал бизнес Берарди, клиентом последнего был не только Лоренцо ди Пьерфранческо де Медичи. Берарди также представлял Бартоломео Маркиони, крупнейшего флорентийского банкира в Лиссабоне, который помогал в подготовке и финансировании португальских изысканий в Индийском океане.
Итак, ближе к концу 1500 года или в самом начале 1501-го Веспуччи отправился в Лиссабон. Но в каком качестве португальский король принял его на службу, остается неясным. Цель и характер путешествия, в которое он отправился в 1501 году, совершенно неопределенны, кто и как руководил флотилией – непонятно. Разумно предположить, что основная задача состояла в том, чтобы пройти путем Педру Алвариша Кабрала и повторно обследовать землю, названную им Вера Крус – часть того, что сегодня мы знаем как Бразилию. Таково предположение большинства португальских хроникеров, имевших доступ к документам, ныне утраченным. Более того, на обратном пути один из штурманов Кабрала отметил встречу в море (в конце мая 1501 года недалеко от островов Кабо-Верде) с флотилией (на одном из ее кораблей, вероятно, находился Веспуччи), «которую наш король Португалии отправил исследовать новую землю»[166]. Сам Веспуччи докладывал о той же самой встрече Лоренцо ди Пьерфранческо 4 июня и немедленно записал свой вывод, что земля, на которой высадился Кабрал в Новом Свете, была «той самой, которую я открыл для короля Кастилии, только несколько восточнее»[167].
Сейчас этот факт, хотя и никем не отмеченный, выглядит исключительно курьезно. Веспуччи находился в экспедиции, занятой повторным открытием земли, которая уже была открыта Кабралом; и всё же он сообщил о Кабрале своему покровителю так, словно это была новость. Возможно ли, что он не знал о цели собственной экспедиции? Или у него был какой-то важный мотив (который уже невозможно установить), чтобы тревожить своего покровителя открытием, скрывая запоздалость своего отчета? В любом случае вывод Веспуччи, что «его» земля совпадает с землей Кабрала, был верным, хотя и рискованным, поскольку он не мог знать, что побережье тянулось от точки, в которой он покинул его, до точки высадки Кабрала.