раза».
Через четверть века, летом 2013 года, тогдашний американский государственный секретарь Джон Керри при обсуждении событий в Сирии, где погибло — как утверждали американцы, «по вине России» — немало мирного населения, заявил, что фразу Рейгана пора обновить. «Теперь, — провозгласил Керри, — мы должны говорить: проверяй и проверяй!» Двусторонние отношения к этому моменту уже находились в глубоком кризисе. После крымских событий 2014 года американо-российские отношения вошли в еще более глубокое пике. Даже сама мысль о каком-либо взаимном доверии или отсутствии необходимости проверять действия партнера больше не приходила в голову политикам с обеих сторон. И не приходит до сих пор. Короче, «не доверяй, так как проверить тебе все равно не удастся».
В свое время я познакомился с очаровательной пожилой американкой, дочерью швейцарского дипломата Сюзанной Масси. Она презентовала в вашингтонском исследовательском центре, которым я руководил, свою новую книгу. Сегодня уже мало кто знает, что именно она сыграла немалую и по-своему уникальную роль в американо-советских отношениях тех лет. Рейган прочитал ее книгу «Земля Жар-птицы: красота Древней России» и захотел встретиться с автором. Надо сказать, что для Рейгана такое было довольно типично: он читал книги и потом приглашал на ланч или обед авторов, чьи работы ему понравились. Некоторые из них в итоге оказывались высокопоставленными сотрудниками его администрации. Рейган, вопреки стереотипам о нем, любил читать, причем читал много серьезной литературы.
Наиболее известный пример автора, далеко «продвинутого» Рейганом, — живая легенда мировой политики профессор Джорджтаунского университета Джин Киркпатрик, ставшая одним из наиболее доверенных лиц президента Рейгана, первой женщиной, представляющей США в Совете Безопасности ООН, и первой женщиной в составе Совета национальной безопасности США. Более того, знакомство с Рейганом привело к тому, что Киркпатрик, всю свою жизнь традиционно поддерживавшая демократов, в 1985 году перешла в лагерь республиканцев. В СССР ее всегда воспринимали как жесткого критика советского строя (кем она, собственно, и была). Именно Джин Киркпатрик еще до премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер заслужила в мировых средствах массовой информации прозвище «железная леди». А все началось с того, что Рейган прочитал ее статью «Диктатура и двойные стандарты: рационализм и разум в политике». Мне довелось плодотворно работать с Джин, а также посчастливилось много лет дружить с ней. Когда-нибудь я расскажу об этом. Мне кажется, что ее роль как теоретика международных отношений и политических систем после окончания холодной войны оценена далеко не в полной мере.
Но вернемся к Сюзанне Масси. После знакомства с Рейганом, увидевшим в ней большого знатока русской культуры, истории и русского национального менталитета, Сюзанна стала неформальным советником американского президента и не менее неформальным посланником от него к Михаилу Горбачеву. Когда Рейган готовился к встрече с Горбачевым в декабре 1987 года, именно Сюзанна предложила американскому президенту выучить несколько русских пословиц и поговорок, ибо считалось, что русские любят употреблять их в разговорах. (Кстати, правда ли это? Я думаю, что да. Впрочем, я слишком долго жил в США.) Одной из таких поговорок и стала фраза «Доверяй, но проверяй».
После того как Рейган публично произнес ее, и в США, и в СССР начались дискуссии о том, существует ли на самом деле такая русская пословица и где Масси могла ее услышать. Не придумал ли кто-нибудь эту фразу для того, чтобы впечатлить наивную американскую исследовательницу? Не является ли она просто хорошим переводом старой американской пословицы, которую американцы сами почти забыли? Убедительного ответа, между прочим, нет до сих пор. Однако с тех пор выражение «Доверяй, но проверяй» стало входить в сборники русских пословиц и поговорок по обе стороны океана, а сама Сюзанна даже написала книгу под этим названием (Trust but Verify), которую и представляла в моем Центре. В мае 2021 года 90-летняя Масси даже объявила, что попросила президента Владимира Путина дать ей российское гражданство.
В целом американцы, будучи людьми сугубо прагматичными и рациональными, склонны с подозрением относиться ко всякому изреченному слову. Было время, когда в США слово джентльмена, слово предпринимателя или банкира стоило дорого и приравнивалось к документу, заверенному нотариусом, но эта эпоха закончилась по меньшей мере век назад. Слово профессионального политика даже в те времена и близко так не ценилось и не вызывало столько доверия, как слово бизнесмена. Это были времена, когда весь мир знал, что «американская реклама не занимается опорочиванием продуктов конкурентов: просто продвигает свои». Из тех времен до наших дней дошли только отсутствие печатей на любых американских документах да поразительная — по сравнению с российской — легкость нотариального заверения чего душе угодно. Нужно только, чтобы нотариус видел своими глазами, как вы подписываете что-либо. Это до сих пор шокирует многих россиян, впервые сталкивающихся с Америкой. А вот тезис «Доверяй, но если тебе важен этот вопрос, то обязательно проверяй» является сегодня повседневной практикой в США.
Десятилетия рекламы, пиара и антипиара, избирательных кампаний и пропагандистских усилий, последствия глобализации и массовой иммиграции в Соединенные Штаты не прошли даром. Американцы сегодня далеко не такие наивные люди, какими они были еще одно-два поколения назад. К тому же возможности проверить информацию или по крайней мере поставить ее под сомнение многократно выросли за последние десятилетия. В начале своей жизни в Америке я ежедневно сталкивался с наивностью американцев, с их верой в сказанное другими людьми… Сегодня же такого американца не разыщешь днем с огнем. Кстати, вот и еще одна русская поговорка.
Президент компании попросил штатного психолога провести собеседование с тремя кандидатками на должность своей секретарши. Психолог спросил кандидаток: «Сколько будет дважды два?» Первая кандидатка ответила: «Четыре». Вторая ответила: «Двадцать два». А третья: «Четыре или двадцать два». Психолог вернулся к президенту компании и докладывает ему: «Первая кандидатка — надежная и цельная натура. Вторая имеет отличное воображение, но не всегда понимает реальность. Третья — умная и глубокая натура. Я рекомендую взять на работу ее. Каким будет, сэр, ваше решение?» Президент компании почесал затылок и говорит: «Возьмем на работу ту, у которой грудь побольше».
Разговаривают два нью-йоркских полицейских. Один говорит: «Прикинь, у нас тут недавно арестовали двух сотрудников крематория. Они продавали пепел людей каннибалам!» Второй спрашивает: «Как так? Зачем?!» Первый: «Они продавали им этот пепел под названием “быстрорастворимые люди”».
В 1970-е годы дипломат из Восточной Европы приехал в Вашингтон. Американские коллеги решили удивить его и повели на дискотеку, где он впервые увидел шейк. «Наверное, вы никогда такого не видели, — говорят дипломату. — Вы знаете, что именно они делают?» «Да, знаю, — отвечает дипломат из страны Восточного блока, — только не понимаю, почему они делают это стоя?»
Немного истории. Я хорошо помню, как в конце 1980-х и в 1990-е годы Соединенные Штаты вдруг захлестнул поток иммигрантов. Рухнул «железный занавес», и сотни тысяч людей ринулись искать свое счастье за океаном. Многие — с семьями и детьми. Я почти ежедневно сталкивался тогда с новыми людьми из бывшего СССР и из стран Восточной Европы. Проще всего обустроиться в США было тем из них, кто приезжал туда на постоянное (или временное) жительство либо в образе заслуженного борца с только что павшим коммунистическим режимом, либо в качестве большого ученого, эксперта, аналитика. Они довольно быстро, без особых процедур и конкуренции получали многочисленные гранты и стипендии от разных американских фондов, предложения работы от всяческих исследовательских центров и институтов, приглашения прочитать курсы лекций от университетов (в том числе и высочайшего мирового уровня). Им легче всего было легализоваться в новой стране. Напомню, что в это время экономика Соединенных Штатов росла как на дрожжах, простые американцы практически катались как сыр в масле. Про терроризм никто не думал, денег хватало на все, и казалось, что так теперь — после окончания холодной войны — будет всегда. Америка жила в эйфории своей бескровной победы над СССР и Восточным блоком.
Американцев того времени, конечно, можно было понять. С одной стороны, рухнул главный враг, внушавший их стране реальные опасения. Американцы действительно очень боялись ядерной войны (я сам это наблюдал) — не меньше, чем тогда боялись ее в СССР. Американские дети так же, как и советские, учились выживать в случае ядерного удара, изучали в школе виды оружия массового поражения и приемы оказания первой помощи. Теперь же можно было расслабиться, облегчить пограничный и визовый режим, а также изматывающий и дорогостоящий контроль за неблагожелательными иностранцами внутри страны, прекратить отчаянно выискивать русских шпионов, ибо они теперь частенько сами переходили на «сторону демократии и свободы», принося свои секреты, за которыми еще недавно американские спецслужбы охотились по всему миру. Причем секреты эти лишь изредка приносились безвозмездно, а в основном — за большие деньги и вид на жительство.
Мне довелось встречать в Вашингтоне немало бывших сотрудников советских и восточноевропейских спецслужб, перешедших на другую сторону. Честно говоря, большой симпатии они у меня не вызывали, и я старался по возможности держаться от них подальше, ибо никогда не любил предателей любых сортов — независимо от их идеологических оттенков. Однако в поисках работы или карьерного роста они нередко сами на меня выходили. Некоторые из них в свое оправдание приводили мне фамилии американских или западных шпионов, перешедших в свое время на сторону СССР и ставших героями в советской прессе или массовой культуре. Такие люди даже удостаивались высших наград СССР, и никто не воспринимал их в советском обществе как предателей: это были «люди доброй воли». Иными словами, трактовка понятий «разведчик» и «шпион» определяется исключительно точкой зрения; то же самое касается и перебежчиков на сторону врага. Впрочем, не об этих людях сейчас речь.