Э-эх!
Э-хе-хе.
И-хи-хи.
Излишне, я думаю, вам сообщать, что эту записку написал я.
Печатными буквами.
Коряво.
Я положил ее на стол генералу Ахиллу (толстяка не было, он уехал за город, на смотр). А полковнику Энею велел взять записку — у! — и передать мне.
Ах-а-ха-ха-ха-ха-ха!
Ох!
Хотите знать, что я там написал? «ЭНБИ СГИФАНДЖ О УХ. ТЫЕМУРЕИЧВ ГРОГСЦВАЙ АХАХАХАХАХАХ. А.».
Для любви нет лингвистических барьеров.
18
Если река течет вспять, мельница работает наоборот.
Из муки — и-хи-хи — получается зерно.
По этому принципу — у! — я и собираюсь действовать.
Ковыляю во двор.
Кажется, что двор заполнен туманом.
На самом деле это дым заводов и фабрик. В нем тонет все, и только если лечь на землю, можно иногда что-то увидеть. Да и то когда ветер.
В середине двора не столько видна, сколько угадывается коническая гора — гигантская свалка (помойка).
Во двор выходят окна тюремных камер, занимающих первый этаж.
Камеры всегда пустуют.
Заключенных нет благодаря оперативности нашего правосудия. Процессы проходят быстро. Приговоры сразу — ух! — приводятся в исполнение.
Осужденных (и-их!) сталкивают в помойку во дворе. Это древнейшая помойка великой Страны, исторический памятник, восходящий к папе Адаму — у, теперь я знаю.
Но процессы у нас, как известно, редкость.
При честном законе граждане ведут себя безупречно.
Поняли, что я оставил скуку за плечами (и-хи-хи), за горбом?
Скрипит дверь. Открывается.
Это идет мой брат Георг.
Мой несчастный брат.
С ним жена (ах!), удивительная Анна.
Однажды — я вам еще не говорил — Анну избрали королевой красоты.
Мисс.
Мисс великая Страна (Блюз Кантри Рок).
Ее невозможно не любить, я вам говорил — о, — она образец, идеал для наших женщин. А наши женщины — самая здоровая, самая серьезная часть великой Страны, плоть от плоти лучшей нации в мире.
Потому я и хочу — у! — Анну.
Она будет моя.
Вот вы, друзья. Что вы делаете, когда становитесь важными шишками? Когда получаете высокий пост?
Заводите новую женщину.
Соответствующую вашему — у! — положению, представительную, такую, с которой не стыдно показаться на людях.
Как Анна.
В моем же случае — сама Анна. Ах!
Ага.
Анна пришла навестить (проведать) муженька.
Свидание происходит под охраной.
Георг не сразу замечает меня в дыму.
— Разрази меня гром, брат, ты еще живой?
Я отвожу Анну в сторонку.
— Готовь подвенечное платье. Черное.
Она невозмутима. Как всегда, никаких эмоций.
— Черт.
Прелесть. Подхожу, хромая, к Георгу.
— Не бойся, Георг, следствие — чистая формальность.
— В тюрьме не так уж плохо, разрази меня, гром, разрази!
— Куколка! Лапочка!
Мой брат чудесно выглядит. У! У него прекрасный цвет лица.
Выныриваю у него за спиной.
— Я произнесу впечатляющую речь на суде. В твою защиту.
— Йес, вроде той, после которой меня посадили. — Георг радостно хихикает. — Разрази меня гром, если это была плохая речь. Верно я говорю, жена?
— Ну.
— Про то, что я стану королем. Вот здорово! Знаешь, Ричард, а я тебе скажу: не такой уж ты урод. Правда, Анна?
— Ну.
— Увидишь, Георг, как только тебя освободят, наш отец сделает тебя кардиналом.
Георг блаженно хихикает. Радуется картинам, громоздящимся в него в мозгу. Угу.
У! Картинам мусорного богатства.
— Йес, фургон, разрази меня гром. Анна будет ездить за покупками на автофургоне.
Так же как Елизавета, Анна (ах, Анна!) ездит за покупками на пикапе. Они всего-навсего жены аббатов.
Пока что.
— Ура.
Слушать мою невестку — ух! — истинное удовольствие (наслаждение). Душа-а-а радуется! Подскакиваю к ней.
— Анна, я уже назначил день нашей свадьбы.
Георг ищет меня на ощупь (в дыму-у-у).
— Брат, я не понял одну вещь, разрази меня гром. Где я должен стать королем — здесь у нас или в Европе?
— Не все ли равно? — (Ой, не могу! У, умора!) — Король везде король.
Георг кладет руку жене на плечо.
— Соображаешь, Анна? В Европе мы можем построить красивый дворец. Огромный мусоросборник — и всего одна комната. Тронная комната, разрази меня гром. Йес, дворец на тонны и тонны мусора. В первые дни тебе придется ездить за покупками на товарном поезде.
— Ну.
В детстве она не казалась глупее других девочек, а теперь не понимает ни слова из того, что слышит. Не улавливает смысла.
Может, она и как женщина того? Не слышит голоса плоти.
Не улавливает. А? А-а-а!
А я ее изнасилую. И-хи-хи. В свое удовольствие.
Верно, верно. Ах-трах! Она и не ахнет. А?
— Йес, жена, скажи, где в Европе ты хочешь дворец? Я думаю, Кейптаун подойдет. Разрази меня гром, если не подойдет. Название мы поменяем. Сделаем Кингтаун.
— Ура.
Я спешу. Начинаю нервничать.
Поглядываю на часы, хотя знаю, что они стоят.
Они всегда стояли.
Надо сказать Елизавете — не забыть бы! — чтобы дала (выделила) мне новые часы. Одни из тех — эх, — которые она регулярно покупает.
Но будет непросто — у! — уговорить ее не выбрасывать часы. Она обязательно начнет спорить: дескать, будь уверен, часы тебе не нужны. Эй, парни — эй, парни. Просто ты, мол, хочешь, чтобы я чувствовала себя бедней других. И-их!
Ну что можно сказать на такие слова? А, люди?
Проклятье! Да куда ж он запропастился?
Если он опоздает, не придет раньше судей, мой план грозит провалиться.
А другого — запасного — я не приготовил.
Альтернативного.
Георг тем временем вошел во вкус.
— Разрази меня гром, послушай, брат, что я еще придумал. Я смогу стать папой европейским. Как по-твоему, отец будет рад?
— Еще бы! Не сомневайся.
Я готов разбить вдребезги эти чертовы часы.
Чего — о! — он ждет, этот болван, кретин, недоумок, почему — у! — опаздывает?
Вот он.
Наконец-то.
На полковнике Энее новая — с иголочки — форма. (Думаю, они выбрасывают по два комбинезона в день. Армия всегда была отличным потребителем за счет государственного бюджета.)
Эней отдает мне честь.
— Явился! На две десятых секунды раньше, раз такое дело.
О!
— Браво, Эней. Из тебя получится прекрасный генерал.
— А Ахилл?
— Я позабочусь, чтобы он получил по заслугам. Теперь твой черед.
Он вытягивается по стойке «смирно». Э, это уже лишнее, если учесть, что мы старые друзья.
О’кей. Я тороплю Анну:
— Идем, Анна. Двум соратникам нужно о многом поговорить.
Георг складывает губы — у! — трубочкой.
— Поцелуемся, жена.
— Ура.
Он шлет ей воздушный поцелуй.
Последний поцелуй. Э-хе-хе.
Трогательно. А?
19
У выхода со двора — ах! — я расстаюсь с Анной.
Она собралась за покупками.
Я бегу (ковыляю, ползу, лечу) в свою каморку. Ух!
Боюсь пропустить сцену встречи.
Эней дал мне время включить телекамеру, нацеленную во двор.
Камера — на инфракрасных лучах.
Поэтому ей нипочем дым. Пар, туман, газ.
О! А!
Э! Эней обращается к страже:
— Можете идти. Со мной охрана не нужна.
Стражники — у! — улетучиваются. Как ветром сдуло.
Георг замечает (угадывает в дыму) товарища по оружию.
— Йес, молодец, полковник, что пришел меня навестить. Как там наша армия?
— Солдаты вернулись на работу, раз такое дело.
— На производство, ясно. Мне их здорово не хватает. Ну и задали мы жару этим дуракам европейцам! Разрази меня гром, кампания прошла отменно. Знаешь, что я тебе скажу, полковник? Думаю, нам не помешает небольшая военная прогулка в Китай. Это где-то по соседству с бывшей Японией. Тебе не кажется, что эти желтомордые чересчур уверенно держатся? Несколько бомбочек P — и мы приструним и китайцев, если они только еще есть. У меня руки чешутся, пальцы так и просятся к пусковым кнопкам ракетных установок. С тобой этого не бывает? Как по-твоему, Китай начинается сразу за Европой — или между ними есть какое-нибудь чертово море? Йес, ты бы проверил, полковник. Может, китайцам нужен король. Вот бы здорово! По моим подсчетам, десяток наших бомб, не больше, сделает их голодранцами. В полном смысле слова. Будут срам прикрывать руками. И-хи-хи. О-хо-хо.
Ого!
Ага, у, ага!
Эней щелкает каблуками.
Георг делает то же самое. По-уставному. У, устав!
— Э! — говорит Эней («Георг, аббат Гаррисбергский!»).
— А? («Йес, это ты мне?»)
— У! («Сожалею. Время вышло».)
— Ну! («Я рад, разрази меня гром!»)
— О! («Прощай, командир, раз такое дело».)
Георг поворачивается спиной к древнему мусоросборнику. Эге.
Энею достаточно слегка его подтолкнуть.
Георг зарывается в мусор.
У! Не успев опомниться.
О! Даже не охнув.
Эх! Эхехе!
Еще одним меньше.
Люди! В данный момент я не могу вспомнить, что меня заставило, шантажируя и улещая Энея, (у!) убрать моего брата.
Представлял ли он серьезную опасность для моих планов?
Нисколечко. Потому-то отец и поручил ему командование армией. И никогда бы не сделал его кардиналом.
И все же мне казалось, причина у меня была. Притом серьезная.
Я вижу во дворе разноцветные мантии.
Вот и кардиналы.
Подходят к Энею.
Очки кардинала Марка тут же запотели (от дыма).
Полковник Эней уже здесь. Так сказать, заблаговременно. Военная дисциплина!
Сигара у Матфея погасла, конец ее смотрит в землю.
— О’кей, можем начинать. Поторопимся.
Лука подстриг бородку. Теперь она у него все равно как нарисованная.
— Ты готов дать показания, полковник?
— Готов, великий инквизитор.
Марк снял очки.
— Так сказать, за или против обвиняемого?
Матфей, как я и ожидал, сдвигает шляпу (недовольным движением). Интересно, что она у него не пачкается — всегда белая.