Американская сказка, в отличие от своего европейского прототипа, более поучительна, более бесконфликтна, в ней нет той тайной грусти, которая придает обаяние великому Андерсену. Сказка Диснейуорлда показывает, как быть богатым и здоровым. Сказка Андерсена пусть не прямо, пусть исподволь, но всегда напомнит, что между ней и жизнью лежит пропасть.
« — Счастливые люди, — сказал писарь, — летаете себе, где хотите и куда хотите, а у нас цепи на ногах.
— Да, но ими вы прикованы к хлебному дереву, — возразил поэт. — Вам не надо заботиться о завтрашнем дне, а когда вы состаритесь, получите пенсию».
Вот как раз этого, типично андерсеновского, конфликта между поэзией и прозой и лишен Диснейуорлд. Здесь детей убеждают: вы рождены, чтоб сказку сделать былью. И делают это с тем же пылом, что и в России, но с гораздо большими основаниями.
Диснейуорлд не настаивает на нерушимости своих границ. Сказка здесь просто живет в более сгущенном состоянии, чем на остальной американской территории, но ей ничего не стоит выплеснуться за пределы «Волшебного королевства».
Похоже, именно это и произошло в случае с космическим центром имени Кеннеди, который расположен неподалеку, на мысе Канаверал.
Вряд ли место для космодрома выбирали исходя из этого соседства, но совпадение потрясающее. Центр Кеннеди как бы завершает флоридский туристский набор. Более того, если вспомнить опять Жюля Верна, а в Диснейуорлде без него не обойтись, то окажется, что знаменитая пушка, благодаря которой его герои попали на Луну, была установлена как раз там, где сейчас запускают настоящие ракеты. Так тезис о сказке и были находит подтверждение на практике.
Хотя американский космодром самый что ни на есть настоящий, в нем немало заимствований из диснеевских аттракционов. Чтобы экскурсанты не скучали, их здесь тоже развлекают искусными иллюзиями. Например, нас привезли на контрольную станцию, в которой при помощи кино и звукозаписей воссоздай исторический момент запуска первой ракеты на Луну. Мы так и не поняли, что здесь было настоящим, а что бутафорским — мелькали загадочные лампочки, раздавался рев двигателей, гремели фанфары и кто-то бархатным голосом произносил: «Это маленький шаг для человека, но большой — для человечества». Покорение Луны мало чем отличалось от космических чудес Диснейуорлда. Разве что тут не продавали мороженого.
Больше всего в центре Кеннеди нам понравились аллигаторы. Мы, конечно, и раньше знали, что ими кишит вся Флорида. Даже в ресторанах тут наравне с гамбургерами продают жареные крокодильи хвосты. Но когда метрах в десяти от пусковой установки мы увидели большого и довольно агрессивного аллигатора, ощущение иллюзии стало уже совсем непереносимым.
Впрочем, крокодил был настоящим. Оказывается, вся территория космодрома — огромный заповедник, где живет уйма всякого дикого зверья. Теперь нам стало понятно, как могло произойти то невероятное нападение аллигаторов на космонавтов, о котором в свое время писали все газеты. Поскольку космический центр охраняется строжайшим образом, животные наслаждаются полным покоем. Так что можно считать доказанным: лучшее место для заповедников — военные базы. Все равно их стерегут от шпионов, так почему же заодно не побеспокоиться и об экологии?
Флоридская фауна вообще-то отдельная тема. Благодаря роскошному климату сюда перебираются на зимовку не только старушки, но и перелетные птицы. Флорида — рай и для людей и для зверей. Лучшее тому подтверждение — очередной развлекательно-познавательный парк «Мир моря».
Если Диснейуорлд проповедует гармонию человека с цивилизацией, то «Мир моря» задуман уже как апофеоз межвидовой любви. Здесь стирается грань между человеком и его младшими братьями. Это не зоопарк, не океанарий, не цирк. Нет, «Мир моря» — это эдем, райские кущи, где волк дружит с агнцем. Вы можете покормить огромных скатов, поиграть с тюленями, похлопать дельфина по резиновой спине. Вот так, должно быть, жил Адам до тех пор, пока не попробовал яблок.
Флорида застыла в этом безгрешном состоянии. Поездка в Орландо — это путешествие в империю Добра и Красоты.
К несчастью, мы, видно, по гроб пресыщены утопией. Нам не хватает ложки дегтя, без которой диснеевский рай кажется пошлым конфетным фантиком. Нам не хватает детской беззаботной веры в кукольные чудеса прогресса и процветания. Во всем мы ищем обратную сторону медали. Во Флориде же медаль, как лист Мёбиуса, имеет всего одну сторону — парадную. Сюда и ездят не столько за развлечениями, сколько за оптимизмом, неиссякаемые запасы которого скопились в Диснейуорлде.
Но что касается нас, то мы вздохнули свободно, только вернувшись домой. Холод, слякоть, в такси воняет марихуаной. Жизнь продолжается, и в Нью- Йорке, слава Богу, она нормальная: у медали здесь две стороны.
ОБ ИСПЫТАНИИ ХАЛЛОВИНОМ
Главный праздник Америки — это, конечно же, Халловин. Наверное, это кощунственное утверждение следует пояснить. День независимости существует везде и везде празднуется примерно одинаково. Нет никакой хитрости в том, чтобы объявить день нерабочим, перекрыть движение за казенный счет и побудить граждан съесть в этот вечер вдвое больше, чем обычно (не говоря уж про выпить).
Ведь все это делается ради красивых и высоких идеалов, в ознаменование важных исторических событий. Счастливое освоение Нового Света (День благодарения), труд как основа народной нравственности (День труда), обретение свободы (День независимости), память о павших (День поминовения) и так далее.
Что касается второй группы праздников, то и с ними все ясно. Даже русские эмигранты из числа лиц еврейской национальности знают, по какому поводу устраиваются Рождество или Пасха.
И лишь один праздничный день выпадает из этой череды значительных событий: Халловин. 31 октября.
Так было не всегда. Возникший среди друидов — жрецов древних кельтов — праздник был посвящен очень серьезной проблеме: чертовщине, ведьмовству, нечистой силе. В нынешней Америке это день не чертовщины, а чепухи. Сохранив древний антураж в виде дьявольских масок и тыкв (тоже наследие друидов), Халловин утратил главное — важность. И главное же приобрел — несерьезность.
Апофеоз несерьезности царит в этот день в Америке. Страна превращается в обитель с уставом «делай что хочешь». И все действительно делают что хотят. Причем это не всегда так уж приятно, но в этот день не принято обижаться. Мы лично не одобряем только дурацкий обычай бросаться яйцами. Хорошо еще, что в Штатах не достать тухлых. Но и свежее разбитое яйцо гораздо уместнее на сковородке, чем на пальто. 1 ноября Нью-Йорк выглядит замощенным яичницей и даже несколько изменяет колористическую гамму за счет веселенького желтого цвета.
Мы не приходим в восторг от американского изобилия. Слоняясь по халловинскому городу, мы думаем о другом изобилии — эмоциональном и даже духовном.
Только пройдя через исторические искусы и обманы главных праздников, можно так беззаветно радоваться празднику принципиально неглавному. Только народ, не ставящий перед собой значительной цели, способен отдаваться стихии бесцельной и незначительной. И не в компании друзей, а во всенародном масштабе.
Мы вспоминали элементы Халловина из наших прежних праздников. Навсегда в памяти осталось 50-летие Октября, когда в 67-м году мы оказались в Москве и пришли на Красную площадь.
Главным аттракционом дня, за который кто-то собирался, надо полагать, получить орден, был трюк с призраком Ленина. С дирижабля над центром Москвы свесили гигантский тканый портрет вождя, который должен был осенять праздничный город. Но изобретатели не учли ветра. Ноябрьский ветер раскачивал портрет. Вместо того чтобы строго, по-отечески смотреть на столицу, вождь подмигивал, гримасничал, кривлялся. Короче, вел себя так же непристойно, как здешние вожди на халловинском параде, когда стройными рядами идут искаженные Вашингтоны, Линкольны и Рейганы. У нас нет оснований подозревать изобретателя московского аттракциона в диверсии, тем более что с ним разобрались, видимо, без нас. И потому нам остается повторить мудрые слова Бахчаняна[29]: «По-настоящему там что-то начнет меняться тогда, когда в газетах появятся карикатуры на Политбюро».
Народу необходимо доказать самому себе право на несерьезность. Возвращаясь к нашей теме — пройти проверку Халловином.
О ПРАВДЕ ПРАВА
Пренебрежительное отношение к закону — генетическая черта третьей волны. Мы вывезли ее с собой и насаждаем здесь с тем усердием, которое ограничено только полицейским. Да и то не всегда — вспомним о мафии на Брайтон-Бич, эффективность которой удостоилась высокой оценки специалистов.
Как бы решительно третья волна ни разошлась с родиной, эмиграция по-прежнему делит с отечеством общее наследство — тоталитарное мышление.
Между прочим, этот популярный термин отнюдь не ругательство. В советском словаре раньше «тоталитарный» для простоты объяснялся синонимом «фашистский». Однако стоит вспомнить, что этот термин происходит от латинского «цельность, полнота». Именно в таком значении он и употреблялся в русской традиции, причем без всякого негативного оттенка. Бердяев, например, называя русское сознание тоталитарным, объясняет, что для русских правда (неложь) и правда- истина — одно и то же. Поэтому та правда, которую устанавливают в суде, и правда в высшем, нравственном значении всегда сливаются воедино. Первая правда без второй неполноценна, бессмысленна, а иногда и преступна.
Тот же Бердяев писал об этом со всей категоричностью: «Всякий правовой строй есть узаконенное недоверие человека к человеку, вечное опасение, вечное ожидание удара из-за угла. Государственно-правовое существование есть существование враждующих».
Дилемма — что выше: закон или совесть? — мучила всех наших классиков. Не зря в русской литературе столько раз описан неправый суд.
Например, у Достоевского суд — орудие справедливости, осуществляемой через бездушный закон. Однако юридическая справедливость еще не есть Правда. Человек вообще не может судить другого человека — это прерогатива Бога.