— А теперь я понимаю, что хоть страна эта действительно будет бурно развиваться и дает много свобод, но… — я замялся, подбирая слова, — жизнь тут все равно не мед и патока. И что кроме свободы тут есть жесткая борьба. Предприниматели используют бандитов, чтобы рабочие не возмущались, рабочие режут друг друга… По своей романтической дури я мог вообще погибнуть, не выбравшись из барака. Или быть высланным из страны. Но это — моя вина, Ганс. Не страна оказалась не той, а я плохо представил себе ее. Понимаешь?
— Понимаю. И вот что, Юра. Меня раздражают твой неопрятный вид и небритость. Работать, пока мэр толкает речь, мы не сможем, так что мы сейчас пойдем и потратим твою премию на новый костюм, шляпу, обувь и — самое главное — бритву.
Как ни удивительно, нам и правда хватило. Пара хороших ботинок стоила тут всего два доллара. Шляпа — полтора. Костюм-тройка — восемь. Пара сорочек — еще пять. Дороже всего стоила золлингеновская бритва. Целых двадцать четыре доллара.
— Кстати, Юра, — сказал мне Ганс, когда мы вышли из магазина, — советую тебе делать как я — носить бритву в кармане пиджака! — И он, достав из кармана пиджака бритву, продемонстрировал ее мне. — Во-первых, так она всегда под рукой, а мы не всегда имеем возможность вернуться домой и побриться. Во-вторых, так ее точно не украдут. Вещь дорогая и компактная, поэтому для вора — соблазнительная. Ну и, в-третьих, ею, если что, можно обороняться. Или хотя бы пригрозить…
За беготней по магазинам подошло время обеда. Оказалось, Ганс, как и прочее руководство, обедал в отдельной столовой. Мне теперь тоже полагалось питаться там.
Все было сытно. Недорого. И, что приятно, за еду насчитывали и вычитали с жалованья в конце недели.
На выходе нас встретил Уильям Мэйсон.
— Господин Манхарт, можно вас и вашего помощника на пару слов?
— Разумеется! — любезно ответил тот. Мы подошли. Хотя Ганс, как я уже понял, не очень уважал «дядю Билла», тот был старше по положению. — Что вам угодно?
— Хотел сказать, что мэр остался доволен. Очень доволен. И строительством вообще, и митингом, в частности. Так что руководство фирмы очень благодарно вам за столь своевременное решение проблем.
Ганс поблагодарил его кивком и знаком предложил продолжать.
— Однако… Вы правы, ошибка моего внука была досадной. Я вчера попытался объяснить ему это и… Увы, наткнулся на недостаток собственных знаний. Он просто не понял… А я так за него переживаю. Ребенок в раннем возрасте остался без родителей, так что воспитывали его мы… Он так раним и так замкнут…
— Простите, мистер Мэйсон, мы понимаем вашу тревогу, но — что вы хотите от нас?
— От вас, мистер Манхарт, ничего. А вот молодого человека я попросил бы заглянуть ко мне в особняк в субботу. На обед. И там разъяснить моему внуку Фредди суть его ошибки.
Я коротко глянул на Ганса. «Не очень приятно. Юра, но отказываться не стоит!» — ясно говорил его взгляд. Разумеется, я согласился.
Из мемуаров Воронцова-Американца
«Я потом нередко думал, что судьба могла пойти совсем другой дорогой, если бы я не согласился тогда и мой жизненный путь не пересекся бы с путем Фредди Моргана. Да, он был Морган, а не Мэйсон, внуком Уильяму Мэйсону он приходился по матери. Впрочем, гадать об этом можно долго. И бессмысленно. „От таких предложений не отказываются!“»
Неподалеку от Балтимора, 17 августа 1895 года, суббота
Естественно, к особняку Уильяма Мэйсона я подошел «одетым с иголочки, гладко выбритым и минута в минуту». Встретивший меня слуга принял головной убор и провел меня внутрь дома.
Внутри все стены были увешаны охотничьими трофеями. Сразу видно, что хозяин дома без ума от охоты. Ну и отлично, вот и тема для застольной беседы образовалась.
— Здравствуйте, мистер Воронтсофф! — вышел навстречу хозяин дома. — Хорошо, что вы вовремя. Знакомьтесь — это мой внук Фред.
Рукопожатие у Фреда было твердым, взгляд — открытым, улыбка — широкой. В этом времени, где Карнеги еще не научил американцев всегда улыбаться, именно он, а не я, казался пришельцем из будущего. Впрочем… У меня, видевшего обкатанные образцы, эта «тестовая версия» вызвала легкое раздражение. Глаз невольно замечал слегка наклоненную голову и прочие мелкие приметы дискомфорта. Он старался быть открытым, изо всех сил старался, но… Это не его стиль. И от этого, похоже, бедняга чувствовал себя немного не в своей тарелке. Я невольно посочувствовал ему. И улыбнулся в ответ.
— Ну, проходите за стол, молодежь! — громко, как привык на стройке, распорядился Уильям Мэйсон. — А уж потом и поговорите!
Неподалеку от Балтимора, 17 августа 1895 года, суббота, несколько позже
Разумеется, перед обедом, они все, взявшись за руку, помолились. Причем Фредди пришлось браться за руку этого русского. Он с трудом терпел, чтобы не раздражать деда, но когда прозвучало финальное: «Аминь!» — с облегчением отпустил ее.
Памятуя вчерашнюю беседу с дедом и его просьбу не раздражаться раньше времени, а выслушать и постараться понять, Фредди изо всех сил старался не показать окружающим, насколько этот русский раздражает его. Да и вообще — задавить это раздражение. Недостойно ему, чьи предки живут на Восточном побережье уже шестое поколение, и все это время занимали в местном сообществе видное положение, обращать так много внимания на дикаря, только что с парохода. К концу обеда он почти справился с собой и собрался сказать этому русскому какую-нибудь любезность. Дикари любят, когда что-то лестное говорят об их дикарской родине. Но дедушка и тут успел раньше:
— Кстати, Юрий, вас, наверное, должен вдохновлять опыт мистера Хилкова?[66]
— Кого, простите?
Дядя несколько смешался… Но долго смущаться он не умел, поэтому продолжил несколько преувеличенно бодрым тоном:
— Ну как же, Майкл Хилков! Его в самом начале этого года назначили вашим министром железных дорог. А начинал он тут, у нас, от простого кочегара пошел вверх. Об этом много писали в газетах!
«Разумеется! В их дикарской стране любому нашему кочегару министром стать — раз плюнуть! Только кто ж туда добровольно поедет?» — мелькнула у Фредди ядовитая мысль.
«Вот она — разница! Здесь можно набраться такого опыта, что у нас в России тебя и министром сделают. Ну, не сразу из кочегара, конечно, но если дорасти до начальника — легко!» — синхронно подумал я и ответил:
— Простите, сэр! Но я давно не был на родине. Путешествие вышло небыстрое, с множеством пересадок. Так что эта новость промелькнула мимо меня!
— А жаль, жаль… Романтическая история. Князь прибыл под чужим именем, начал простым кочегаром, дорос до начальника службы движения… Потом еще Аргентина, Болгария… И всюду — очень быстрый рост.
— Да, любопытно, я обязательно найду газеты и почитаю, — дипломатично согласился я.
— Именно, молодой человек! Я вижу в вас большой потенциал! Старайтесь, старайтесь изо всех сил! Будьте полезны компании, и вы повторите его успех!
Минутку помолчал, видимо, ожидая ответа, затем, не дождавшись, сказал:
— В моем возрасте доктора рекомендуют отдыхать после обеда. А вы, молодые люди, идите-ка в библиотеку. Там есть бумага, ручки, чернила и стол. Так что там вы сможете изучить всю вашу электротехническую премудрость. И вот еще что, я надеюсь, в час вы уложитесь. Поэтому, мистер Воронтсофф, жду вас через час в своем кабинете.
Разыгрывая из себя любезного хозяина и непрерывно улыбаясь, Фредди провел русского в библиотеку, усадил за стол и сделал вид, что внимательно слушает.
Поскольку объяснять пришлось уже в третий раз (первый раз у вокзала, второй — письменно — для Манхарта), я изложил все очень просто. И даже формулы писал так, как к этому привыкли в Америке этого времени. В общем, объяснение вместе с аккуратной и подробной записью заняло всего четверть часа.
— Понятно? — спросил я у Фреда в конце.
— Более чем! — ответил Фредди. — Вы все так ясно изложили.
Ему действительно все было понятно. Этот русский ловко использовал предрассудки в обществе. Увы, но современное общество полно предрассудков. Вот, казалось бы, — ситуация яснее ясного! Он, Фредди, выдал гениальную идею, как уменьшить расходы, поставив более тонкий кабель. И она оказалась верной — все работает! И все эти глупости про «точку подключения» — не его, Фредди, забота. На этот случай как раз и нужны все эти «дрессированные головастики», ловко жонглирующие формулами. Все эти манхарты и воронтсоффы. Ведь ясно же. Любому здравомыслящему человеку ясно, что каждый должен заниматься своим делом. Они, васпы, должны давать идеи. Говорить, чего добиться. А эти «головастики» обязаны довести их до ума. Это не заслуга их, а обязанность,[67] понятно?! Но общество, к сожалению, очаровано недоступными большинству умениями этих «головастиков». И считает, что в их умениях что-то такое есть. А с чего вдруг? Ну, взять вот хоть этого русского. Да, он ловко сыпал цифрами и формулами, которые самому Фреду никак не давались, несмотря на годы обучения у лучших преподавателей. Но мало ли что и кому дано. Вон итальяшки ловко стряпают, а мексиканцы — поют, танцуют и играют на гитаре. Негры хорошо пляшут. И ему так не выучиться. Так что теперь, и негров с итальяшками в общество принять? Эдак много до чего договориться можно! Ведь и осел выносливее человека, а конь — быстрее. Может, и их к людям приравняем на этом основании!
Нет, господа хорошие, вы как хотите, а он, Фредди, четко помнит, кто для чего предназначен. И другим забыть не даст, даже если пока они не хотят его слышать. Главное — дать правильную идею. И он, Фред, ее дал. Ведь провод-то и в самом деле, оказалось, можно сделать тоньше!
А этот негодяй, этот дикарь… Он ведь вывернул ситуацию. Сначала убедил всех, что его, Фредди, решение никуда не годится. И уже потом — потом — нашел «спасительное» решение. И все теперь ему ура кричат. Хитер. Присвоил его идею, да еще и требует за э