— Почему только отогнать? — обиженно спросил я.
— А потому, друг, что с такого расстояния надежно убить его могут только профи. Более того, профи могут положить противника из револьвера и с двух сотен. Некоторые — легко. Даже выбирая, куда именно попадут. А с трех сотен да с хорошего револьвера они просто смогут попасть в туловище противника. Но тебе до этого уровня еще как до Луны, так что не морочь мне голову!
Неподалеку от Балтимора, 31 мая 1896 года, воскресенье, после обеда
— Сегодня утром пришел ответ от Манхарта, — довольно сообщил Элайя.
— И что же там?
— Если отбросить ехидное «я же вам говорил», размазанное по двум страницам, то всего три вещи. Во-первых, он не знает, где Воронцов сейчас, тот не писал Манхарту. А во-вторых, что он, конечно же, передаст о моих намерениях Воронцову, если тот вдруг выйдет на связь.
— Тогда почему же ты так сочишься довольством, племянник?
— Потому что есть еще и в-третьих. Манхарт чуть ли не впрямую обозвал меня идиотом, безразличным к окружающим.
— И что? — слегка ядовито осведомился Билл, — тебя именно это привело в состояние довольства? Хочешь, я тебе это буду говорить каждую неделю?
Элайя благодушно махнул рукой и ответил:
— Не в этом дело! Оказывается, этот самый Воронцов — химик по образованию. И не скрывал этого. Более того, Манхарт уверен, что, если его бывший помощник заинтересовался химией, значит у него готово очередное гениальное изобретение. На этот раз — в области химии.
— Ну, допустим… Допустим, что химия нужна ему для бизнеса. Но это не означает, что он не хочет отомстить, правда?
— Не означает! Но мы можем это проверить! Поручи Картеру проверить все заявки на патенты по изобретениям, касающимся химии.
— По всем? — в ужасе спросил Билл.
— Зачем же? Можно ограничиться Нью-Йорком и последней парой месяцев. Если Манхарт прав, то Воронцов уже должен был подать заявку.
— Хорошо, распоряжусь!
Нью-Йорк, Бронкс, 1 июня 1896 года, понедельник, утро
— Дело так не пойдет, Тед!
— А что тебя не устраивает? Мы открыли уже дюжину точек по всем районам города. Среди евреев, итальянцев, китайцев, негров, поляков… Мы все больше накрываем город, прибыль растет. Если так пойдет, в августе уже вернем все первоначальные вложения даже без продажи патента.
— Тед, ты помнишь, что именно я подал идею использовать агентов?
— Помню, конечно, Юра. Но я и не умаляю твоего вклада в партнерство…
— Погоди! Так вот, у такой схемы, как у каждой франшизы, есть свои уязвимые места. Если наши агенты начнут слишком сильно отклоняться от рецептуры… Или попробуют лечить не те болезни, мы получим дурную рекламу. И должны будем забыть о прибыли.
— Хорошо! — сдался Джонсон. — Что именно ты предлагаешь?
— Нам надо ввести контроль. Контроль как обязательный пункт договора. Мы должны иметь право в любой момент прийти и проверить качество лекарства, повязок, какие они болезни лечат, эффект от лечения и все прочее.
— М-м-м… Юра, но контроль можем осуществить только мы с тобой. Наши «точки» расположены вовсе не в лучших районах. Ты уверен, что это хорошая идея?
— Без контроля мы скоро получим плохую рекламу и останемся без денег! — повторил я свой неубиваемый довод. — А что насчет опасностей… Я же недаром тренируюсь, верно? Так что и ходить буду я!
— Генри говорит, что ты быстро прогрессируешь… — осторожно, стараясь не обидеть меня, проговорил партнер, — но для перестрелок тебе пока рановато, по его же словам!
— Ну что ж, — с деланой бодростью сказал я, — значит, нам придется нанять самого Генри. Как считаешь, он справится?
Из мемуаров Воронцова-Американца
«…Компаньона я в конце концов уговорил. Но с Генри мы торговались еще трое суток. Причем я никак не мог понять, действительно ли ему так сильно нужны деньги, или он просто получает удовольствие от самой процедуры торга. В конце концов, Генри согласился на предложенные нами расценки, но выговорил себе 10% премии от суммы продажи патента по окончании работы.
Вот так и получилось, что с начала лета я не только учился у Генри. Но и стал таскаться в его компании по самым опасным уголкам Нью-Йорка…»
Нью-Йорк, Бронкс, 4 июня 1896 года, четверг, утро
Наш первый «инспекторский выход» Генри Хамбл начал с ворчливого заявления:
— Парень, если ты думаешь, что только я буду заботиться о целости твоей шкуры, забудь эту глупость сразу! Мы тут напарники. Да, я опытнее, я лучше стреляю, но глаз на затылке у меня нет, и скорость стрельбы все равно ограниченна. Поэтому мы как два стрелка — намного сильнее, чем комбинация «один стрелок и один охраняемый», понятно?
— Куда уж яснее?
— Ну вот! Поэтому, если улица пуста, я буду с тобой, как ты говоришь, «теорией делиться», понял?
Нью-Йорк, Манхэттен, 4 июня 1896 года, четверг, незадолго до обеда
— Если по тебе стреляют или даже просто взяли тебя на мушку, то делать можешь, что хочешь. Но! Трех вещей, парень, делать нельзя. Первое: нельзя стоять. Надо по-всякому уворачиваться. И чем больше способов знаешь, тем больше шансов, что в тебя не попадут. Можно как боксеры. То вправо, то влево, то приседая… Можно и кувырками, если голова не кружится. Можно резко прыгнуть в укрытие и ползти.
— Хочешь жить — умей вертеться! — машинально сказал я по-русски.
— Что? — заинтересовался Генри. Я перевел.
— Точно! Очень правильно! Именно так! Второе правило: нельзя слепнуть. Ты должен видеть все. Всех противников, все окружение… Все видеть не всматриваясь. А так, разом. Ну и третье: не забывай, что ты тоже вооружен! Не паникуй. Запаникуешь — собьешь себе дыхание. И стрелять не сможешь. А тебе это надо? Пистолет ты не для красоты носишь!
Нью-Йорк, Бронкс, 7 июня 1896 года, воскресенье, начало ночи
— О чем задумалась, Звездочка?
— О тебе! — улыбнулась она.
— А что обо мне думать? Я — простой и работящий Братец-Кролик, который успел соскучиться по своей Зайке. О чем тут думать-то?
— Есть о чем! — не приняла шутки она, — ты необычный, Юра. Тьфу, стой, да обожди ты! Все тебе будет, вся ночь еще впереди! Дай сказать!
Пришлось мне слегка угомониться. Впрочем, из объятий я Стеллу не выпустил и был настроен возобновить игривые поползновения, как только представится возможность.
— Ты необычный! — повторила она. — Может, ты этого не видишь, но ты меняешь людей вокруг. Джонсон редко кого и когда слушал. Но ты раз за разом умеешь убедить его. Понимаешь, не продавить решение, это многие могут, а убедить. Так что он меняет стиль поведения.
— Ну, ради прибыли люди способны на многое! — улыбнулся я.
— Не только! Фань Вэй раньше никогда не стал бы париться в бане с «варваром», как они нас называют. Да, он дружил со мной, но это была дружба, в основе которой лежал интерес ко мне, как к женщине. Ну и жалость тоже. А тебе он старается сделать приятное. Тебя он ценит.
— Так и он тоже имеет с меня деньги! — повторил я свой довод.
— Юра, ну что ты глупости говоришь! Фань — большой человек в китайской общине. Я была там как-то раз, видела его дом. Те деньги, что он имеет с вашего лекарства, для него не очень большие. И он очень занятой человек!
— Тогда почему он вошел в наш бизнес?
— Не знаю. Но думаю, его заинтересовал ты сам. Он говорит, что дружба со способным человеком — сама по себе драгоценность и награда!
— Приятно слышать…
— А Том? Том теперь решил не ходить на бои, а выучиться на помощника аптекаря. А там и аптекарем стать… И все это — ты! — и она поцеловала меня. Я, разумеется, не упустил возможности затянуть поцелуй и перевести его в нечто большее.
Ночью, когда мы со Стеллой уже разошлись по своим комнатам, я долго думал над словами. Меня нередко называли способным и умным. Но способностей влиять на людей, притягивать их вроде не было. Интересно, это что же, она ошибается? Или все же я развиваюсь?
Повертев ее слова так и сяк, я решил, что в чем-то она права. Я развиваюсь. Но ведь это и правильно, так? Америка же — страна возможностей? За этим я и рвался сюда?
Нью-Йорк, Бруклин, 16 июня 1896 года, вторник, время обеденное
За обедом Хамбл снова «поймал волну» и начал учить меня:
— Если тебя поймали без оружия — не тушуйся! Сбей противника с толку. Проповедь, к примеру, начни читать. Или засмейся радостно. Улыбнись искренне. У нас, детей Адама и Евы, выражению лица да интонациям веры куда больше, чем словам. Потому репетируй. Пригодится.
Тут я скосил глаза к носу, вывалил язык изо рта и состроил предельно глупую гримасу, заставив Генри засмеяться:
— Да, так тоже можно! И еще скажу: полезно мелочь иметь в кармане. Много, крупную. Да не россыпью, а в платке. При нужной сноровке и дубинку заменить может. А если в лицо кинуть — отвлечет ненадолго. Тут ты не зевай, добавь чем-нибудь весомым. Скамейкой, к примеру. Или ногой. Я вот, было дело, вилку со стола схватил, да в живот воткнул. Знаешь, как это его отвлекло?
— Да уж, представляю! — сказал я, с уважением посмотрев на местную вилку. Двузубая, но зубцы длинные и мощные. Такая вилка ничем не хуже короткого ножа будет!
— Вот-вот! — радостно подтвердил Генри. — А если противник совсем рядом и оружие достал, но курок не взвел, то лучше всего резко рвануться к нему и захватить кисть с оружием. Только хватать жестко. Как клещами. Так что кисти рук подкачай… Ну а дальше как кошка, по морде его полосни.
— Так кошка когти выпускает! — возразил я.
— Именно! А у тебя пальцы. Вот пальцами надо постараться по глазам попасть.
— Трудновато это!
— Трудно, говоришь? Понимаю, непросто. Но ты, Юра, к простой жизни и не готовишься. Ты, парень, меняешь людей вокруг…
При этих словах я невольно вздрогнул, вспоминая сказанное Стеллой. Сговорились они, что ли? Но Генри продолжил, сделав совершенно иной вывод, чем моя Зайка: