Он, наверное, считает себя настоящим хитрецом, этот чертов сержант, развернувшийся на сто восемьдесят градусов и осторожно пробирающийся между деревьями. Не выключил двигатель машины и думает, что здорово придумал! Вот, прижавшись к стене, крадется вдоль всего фасада до главного строения. Рокко слышит, как на кухне тихо повернулась ручка входной двери, как в столовой глухо простучали сапоги. Это уже серьезно. А вот и в первой комнате скрипнула дверь.
Выпрыгнуть в окно? Но оно зарешечено. Достаточно надавить чуть посильнее плечом, но сделать это бесшумно, конечно, не удастся…
Сохраняя полное хладнокровие, чему он сам был несказанно удивлен, Рокко заметил, что дверь в его комнату начала медленно открываться. Не теряя ни секунды, он положил на кровать картину с изображенной на ней историей покорения Дикого Запада, а сам юркнул в шкаф. Плечом уперся в висящий на стене рядом с патронташем огромный служебный револьвер. Если этот проныра полицейский приблизится, тем хуже для него, Рокко наведет на него свою «пушку», выйдет, запрет его здесь, а сам воспользуется стоящим во дворе «фордом». Ведь у Рокко не остается выбора. В напряженной тишине сельского дома слышалось урчание работающего двигателя полицейской машины. Да когда же, наконец, все это кончится.
Внезапно дверь шкафа рывком распахнулась. Ствол «смит-вессона» смотрел ему прямо в грудь; этот долговязый дылда в униформе крепко сжимал в руке свое штатное оружие. Рокко успел-таки спрятать за спиной свою «пушку», пока не нужную. Левой рукой полицейский пригласил выйти из шкафа. Почему-то Рокко ничуть не было страшно. Изобразив на лице удивление, он улыбнулся:
— Здравствуйте…
Одновременно удалось засунуть револьвер за пояс. Барабан больно давил на поясницу.
— Спасибо, что вы меня вытащили отсюда… Дверь захлопнулась от сквозняка…
Мортон нахмурил брови:
— Ты что, принимаешь меня за дурака, Мессина? Выходи и для начала подними свои лапы… Теперь становись вон там. Давай поговорим о том о сем. Твой деверь, рэйнджер первого класса, военный в отставке, орденоносец и тому прочее, должен быть доволен! Я думал, что у итальяшек принято уважать семью! Ты у меня еще попляшешь! Не уважать свою сестру… Ты слышишь, что я говорю, мерзавец? Ну и вид у них будет, что у одного, что у другой после всего этого. Еще называются друзьями шерифа! Не шевелись, говорю тебе. Единственное, что меня расстраивает в этом деле, так это то, что я очень люблю своего шерифа! Беннета тоже! Как мне неприятно, что они из-за тебя пострадают. Ладно, давай поговорим начистоту. Если бы я был таким молодчиком, как ты, то знаешь, что бы тогда сделал? Всадил бы в твою глупую башку пулю, а тело сбросил в овраг: тело можно засыпать камнями, это очень просто сделать. Пат решит, что ты уехал. С мужем у нее тоже проблем не будет, и все вернется на круги своя, будет как и прежде… Отвечай быстро, где находится тайник с долларами?
— О чем это вы?
— Ты меня, конечно, можешь не понимать. Это твое право. Но тогда будет другой разговор! Уверен, что ты всегда хорошо готов, даже очень хорошо, к любому нападению! Но только я не городской житель, такой бравый полицейский, со стальными мускулами, подплечной кобурой и стальным взглядом. Я деревенщина, примитив, впрочем, как и мои отец, дед. Но я не могу держать себя в руках, когда вижу одну вещь: кучи мусора на обочине и под деревьями. А тут такая мразь в доме моего друга…
Снисходительная улыбка не сходила с лица Рокко, точно он слушал бред сумасшедшего. Руки его слегка опустились, хотя оставались несколько раздвинуты. Естественно, ни за что на свете не успеть ему вытащить револьвер из-за пояса. К тому же он должен быть еще и заряжен. Нет, все равно полицейский выстрелит раньше…
— Не сочти за труд, подними свои лапки повыше, мой мальчик! Да внимательнее посмотри на мой «вессон», примерно так же ты поступил с пилотом местной авиалинии — полицейские из Шайенны мне все рассказали. Этот пилот, без сомнения, славный малый. Впрочем, как и я. С его работой, зарплатой… Время от времени он крутит роман со стюардессами, а я с туристками… А знаешь ли ты, сколько получает полицейский? Это тебя должно повеселить…
Если верить Маусу, то ты сорвал солидный куш, не так ли? Знаешь, будь я на твоем месте, что бы я себе сказал? «Этот парень, который стоит передо мной, с ним, наверное, можно договориться. Если я пошевелюсь, он точно выстрелит. Но что это может ему дать?..» Вот так, мой дорогой! Тогда я предложу этому деревенщине сержанту: «Поделим деньги пополам и отпусти меня с миром. Будем считать, что ты меня не видел…»
Улыбка сошла с лица Рокко. Играть дальше было бессмысленно. Теперь ему все ясно. У этого типа, героя третьеразрядного вестерна, есть один небольшой порок.
— А что бы вы еще сказали, окажись на моем месте?
— Немного, мой мальчик, например, следующее: «Половина — лучше, чем ничего… С оставшимися деньгами я смогу вернуться на Сицилию». Это, должно быть, красивая страна… Есть также Франция, Лазурный берег. Мне как-то в местной газетенке попались на глаза фотографии с видами Канна… Ты должен лучше меня все это знать, ведь ты много поездил… Если мы договоримся, то я тоже туда прокачусь… Мне бы хотелось сменить обстановку, ведь я же нигде не был, но время для путешествий уже пришло… Мне сорок лет, мой мальчик… Но совсем опускать руки не стоит!
— А что если встреча двух старых друзей в Европе не состоится, что тогда будет?
— В этом случае есть два варианта. Либо сдам тебя коллегам, оставшимся в бюро, и ты проведешь остаток своей жизни в тюрьме, либо здесь же застрелю тебя в упор, поскольку совсем не испытываю удовольствия при виде твоей бандитской рожи. Вот так.
После этого Рокко опустился на кровать. Полицейский, в свою очередь, устроился на грубом стуле. Его пистолет оставался нацеленным на Американца.
— Все же интересная мысль пришла вам в голову, — восторженно произнес Рокко.
На листе бумаги, лежавшем сверху сложенной вчетверо газеты, он написал все, что от него требовалось: «Я, нижеподписавшийся Рокко Мессина, подтверждаю факт угона мною самолета местной авиалинии, перевозившей фонды банка Лас-Вегаса. Моя сестра Патриция и деверь рэйнджер Беннет предоставили мне приют, зная все обо мне, за вознаграждение в размере десяти тысяч долларов каждому…»
— Ну как? Теперь все хорошо? — спросил Американец.
— Давай, подписывай, — приказал сержант. — Попробуй только не сдержать слово, я засажу в тюрьму и ее, твою дорогую сестричку, и ее идиота мужа… И сделаю это в любой момент, когда только сочту нужным!
— Я бы с вами не дружил, — пошутил Рокко.
— Ты знаешь, дружба… Изъездив эту чертову страну вдоль и поперек, я хорошо усвоил одну вещь: в жизни каждый только сам за себя.
Рокко встал, потянулся, точно пробудившийся ото сна хищник, одарил широкой улыбкой полицейского города Джексон.
— Вот так, дядя, — сказал он, — я жертвую тебе половину моей доли не для того, чтобы слушать твои глупости! А теперь, в путь! Придется прокатиться в твоей полицейской машине… Эта поездка мне дорого станет…
Засунув руку за спину, вытащил служебный револьвер и бросил его на кровать:
— Да! Хороша же у вас в стране полиция! После всего этого вы еще удивляетесь, откуда здесь берется мафия…
— Таксист? Он совсем чокнулся после того, как у него не стало жены, — сказал мне Клиппер. — Днем он пару раз заходит в бистро, а в остальное время катает по городу туристов. Утром и вечером подает машину в аэропорт.
— Однако он же дал утвердительный ответ. Опознал Мессину и подтвердил тот факт, что высадил его вчера вечером на ранчо «Родео».
Просто счастливый случай, по-другому никак не назовешь, вывел меня на шофера-гида города Джексон. Пока Клиппер и Маус обсуждали между собой служебные вопросы, ожидая возвращения Мортона, я пошел побродить по деревянным тротуарам живописного городка. На центральной площади, там, где возвышалась, подобно огромной триумфальной арке, целая гора высушенных черепов канадских оленей вперемешку с рогами, я увидел единственное такси. Шофер занимался тем, что до блеска начищал номерной знак.
— Скажи-ка, дорогой, — спросил я у него, сунув ему под нос фотографию Рокко, — это тебе ни о чем не говорит?
— Вчера вечером я доставил этого типа к Беннетам… Он дал мне хорошие чаевые…
— А за что?
— Да просто так… Хороший был турист…
Шериф Клиппер нахмурил брови.
— Этот старый пьянчужка признает кого попало… Поверьте мне, если бы Мессина был у сестры, то Мортон отыскал бы его, чего бы это ему ни стоило. Такого сообразительного человека вам не найти на сто миль вокруг…
И он сочувственно добавил:
— Что вы хотите, с нами тоже такое изредка случается. От получения ложной информации никто не застрахован! Не нужно сильно расстраиваться!
XXVI
— Пропал бесследно. Этот французский полицейский вздумал над нами смеяться!
Эдгар Гувер произнес это обычным тоном, свойственным большому начальнику, проводящему ежедневную десятичасовую конференцию. Его взгляд из-под тяжелых век был устремлен на своих восьмерых сотрудников, составляющих мозговой центр самой лучшей в мире полиции. Справа от хозяина его старый сослуживец вертел в руках нож для разрезания бумаг. Уже более двадцати лет тому назад Клод Толсон вошел в ФБР в прямом и переносном смысле через маленькую дверь и затем, благодаря своему усердию, вознесся на самый верх иерархической лестницы, заняв пост заместителя директора.
Клод Толсон, как и Эдгар Гувер, был закоренелым холостяком. Всех женщин ему заменяла служба. Вдвоем они создали ФБР, оно выросло без серьезных конфликтов буквально на глазах. Потихоньку удалось избавиться от вызывавших сомнение сотрудников, которые поначалу смогли сюда внедриться. Их детищем явилась великолепная машина по борьбе с преступностью любого типа: от уголовных до политических преступников и даже шпионов. Гувер и Толсон свою задачу видели в защите американского порядка.
Бронированный «кадиллак», ежедневно в восемь часов тридцать минут утра забиравший Гувера на работу, уже в восемь тридцать пять останавливался перед домиком Толсона. В дороге, перед тем как выйти из машины точно без пяти минут девять, два друга затрагивали проблемы своих цветников и аппетит своих собак. Свой маршрут они завершали пешком по Пенсильвании-авеню, часто под руку друг с другом. Ровно в девять входили в подъезд и каждый поднимался к себе в бюро. Детально изучались сообщения, принятые ночью, а затем доклады начальников отделов. Каждый агент ФБР был обязан докладывать один раз в сутки в три часа дня о происшедших с ним событиях и своих действиях вне зависимости от своего местонахождения.