му, – спрашивал автор, – суровые приговоры почти ничего не могут сделать с преступностью?» Прежде всего потому, что «полиция и тюрьмы практически не влияют на источники преступного поведения». Клиэр указал эти источники: «Около 70 % заключенных в штате Нью-Йорк выросли в восьми районах города Нью-Йорка, которые страдают от полной нищеты и отсутствия связей с окружающим миром; они находятся в маргинальном, отчаянном положении. Все это умножает преступления».
Президент Клинтон и его предшественники-республиканцы имели между собой нечто общее. Они старались сохранить власть, направляя гнев граждан против групп, которые не могли защитить себя. По едкому выражению критика общественного строя 20-х гг. Г. Л. Менкена: «Единственная цель практической политики заключается в том, чтобы поддерживать в населении постоянный уровень тревоги с помощью бесконечного ряда пугал, причем все они являются воображаемыми».
Среди таких пугал были и преступники. К ним также относились иммигранты, люди, живущие на «вспомоществование», и правительства ряда государств: Ирака, Северной Кореи, Кубы. Переключая на них внимание, придумывая или преувеличивая их опасность, можно было скрыть упущения американской системы.
Иммигранты являлись удобной мишенью для нападок, так как они не имели права голоса, и поэтому их интересы можно было просто игнорировать. Политики легко играли на ксенофобии, разгоравшейся время от времени в американской истории. Речь идет об антиирландских предубеждениях середины XIX в.; о постоянных актах насилия против китайцев, ввезенных для работы на железных дорогах; о враждебности по отношению к иммигрантам из Восточной и Южной Европы, способствовавшей в 20-х гг. XX в. принятию законов, ограничивавших иммиграцию.
Реформаторский дух 60-х стал причиной снятия части упомянутых ограничений, но в 90-х гг. как демократы, так и республиканцы играли на экономических страхах трудящихся-американцев. Люди теряли работу, так как корпорации увольняли персонал, чтобы сэкономить средства («проводили сокращение»), или перемещали предприятия за пределы страны, туда, где получали больше прибылей. Иммигрантов, особенно многочисленных выходцев из Мексики, пересекавших южную границу США, обвиняли в том, что они отнимали рабочие места у граждан Соединенных Штатов, имели правительственные пособия, вызывали повышение налогов, взимавшихся с американцев.
Обе основные политические партии объединились, чтобы принять закон, впоследствии подписанный Клинтоном, согласно которому социальные пособия (продуктовые талоны, выплаты престарелым и нетрудоспособным) перестали получать не только нелегальные, но и легальные иммигранты. К началу 1997 г. почти 1 млн. последних: малообеспеченных, престарелых или нетрудоспособных – письменно предупредили о том, что через несколько месяцев они лишатся продовольственных талонов и выплат наличными, если эти люди не станут гражданами США.
Почти для полумиллиона легальных иммигрантов сдать экзамены, необходимые для получения гражданства, было практически невозможно – они не умели читать по-английски, были больны или нетрудоспособны либо просто слишком стары, чтобы учиться. Один иммигрант из Португалии, живший в Массачусетсе, сказал репортеру через переводчика: «Каждый день мы боимся, что нам придет письмо-предупреждение. Что мы будем делать, если лишимся наших чеков? Будем голодать. О Господи. Нам и жить-то не стоило».
В начале 90-х гг. ужесточилась борьба с нелегальными иммигрантами из Мексики, спасавшимися от нищеты. Штат пограничной охраны увеличился на тысячи человек. В сообщении от 3 апреля 1997 г. агентства Рейтер из Мехико говорилось об этой политике: «Любое подавление незаконной иммиграции сразу же вызывает гнев мексиканцев, миллионы которых каждый год мигрируют, легально или нелегально, через 2000-мильную границу в США в поисках работы».
Сотни тысяч жителей Центральной Америки, покинувших Гватемалу и Сальвадор из-за «эскадронов смерти», в то время когда Соединенные Штатаы предоставляли военную помощь правительствам этих стран, теперь подлежали депортации, так как их не считали «политическими» беженцами. Признать, что мотивы этих людей являются политическими, значило бы подтвердить ложность утверждения США, будто репрессивные режимы предпринимают усилия по защите прав человека и, следовательно, заслуживают продолжения военной поддержки.
В начале 1996 г. Конгресс и президент объединились, чтобы принять Закон о борьбе с терроризмом и применении смертной казни, дававший возможность высылать из США любого иммигранта, когда-либо осужденного за преступление, независимо от давности и серьезности содеянного. Это распространялось и на тех людей, которые имели законное право на постоянное жительство, состояли в браке с американскими гражданами и имели от них детей. «Нью-Йорк таймс» сообщала в июле 1996 г., что «сотни человек, легально долгое время проживавшие в стране, были арестованы с момента принятия Закона». В этом новом Законе была некоторая иррациональность, поскольку он стал ответной реакцией на взрыв здания федеральных учреждений в Оклахома-Сити, который осуществил американский гражданин Т. Маквей.
Новая правительственная политика по отношению к иммигрантам, далекая от выполнения обещания Клинтона о «новом правительстве в новом веке», являлась откатом к печально известным Законам об иностранцах и подстрекательстве к мятежу (1798) и закону Маккаррэна – Уолтера, принятому в 50-х гг., в эпоху маккартизма. Она мало соответствовала главному требованию, выбитому на пьедестале статуи Свободы: «Отдай мне всех, отринутых тобой – / изгоев, нищих, сломленных судьбой, / усталых, жаждущих расправить грудь – / дай мне плевелы с тучных нив твоих: / раскрыв объятья, я встречаю их, / и светоч мой им озаряет путь»[253].
Летом 1996 г. (вероятно, стремясь получить поддержку избирателей-«центристов» на грядущих выборах), Клинтон подписал закон, положивший конец полученной в период Нового курса гарантии федерального правительства предоставлять финансовую помощь малообеспеченным семьям с детьми-иждивенцами. Это называлось «реформой государственного вспомоществования», а сам закон был лживо озаглавлен: «Примирительный акт 1996 г. о личной ответственности и возможности работы».
Этим решением Клинтон оттолкнул многих либералов, ранее поддерживавших его. Питер Эделман ушел со своего поста в министерстве здравоохранения, образования и социальных служб, резко критикуя президента за действия, говорившие, по мнению Эделмана, о том, что тот сдался правым и республиканцам. Позднее этот человек писал: «Его [Клинтона] целью было переизбрание любой ценой… Его политическим подходом – не рассчитывать риски, а вообще не рисковать… Его склонность ставить химеры выше конкретных фактов повредила детям бедняков».
«Реформа государственного вспомоществования» имела целью заставить работать малообеспеченные семьи (многие из которых состояли из матерей-одиночек с детьми), получавшие денежную помощь от государства; для этого пособия прекращали выдавать через два года, пожизненные выплаты ограничивались пятью годами, а бездетные могли получать продовольственные талоны только в течение трех месяцев в любой трехлетний период времени.
«Лос-Анджелес тайме» сообщала: «Теперь, когда легальные иммигранты потеряли доступ к программе «Медикейд», а семьи бедняков борются против нового пятилетнего ограничения выплаты денежных пособий… эксперты в области здравоохранения предсказывают новую волну туберкулеза и заболеваний, передающихся половым путем». Целью сокращения вспомоществования было сэкономить за 5 лет 50 млрд. долл. (это меньше стоимости планируемого строительства нового поколения истребителей). Даже «Нью-Йорк таймс», газета, поддерживавшая Клинтона во время выборов, подчеркнула, что положения нового закона «не имеют никакого отношения к созданию рабочих мест, но непосредственно направлены на то, чтобы сбалансировать бюджет за счет сокращения программ помощи бедным».
Очевидной, но почти неразрешимой проблемой урезания пособий малоимущим стал вопрос: как заставить их найти работу? Рабочих мест не хватало для тех, кто должен был лишиться помощи. В 1990 г. в городе Нью-Йорке, когда департамент санитарии заявил о наличии 2 тыс. вакансий с зарплатой 23 тыс. долл. в год, на них нашлось 100 тыс. желающих. Через два года в Чикаго 7 тыс. человек пришли, чтобы занять 550 рабочих мест в сети ресторанов Стоффера. В городе Джолиет (Иллинойс) в Содружество Эдисона в 4.30 утра явилось 200 кандидатов на рабочие места, которые еще не существовали. В начале 1997 г. к отелю «Рузвельт» на Манхэттене в очередь выстроилось 4 тыс. соискателей на 700 вакансий. Было подсчитано: при существовавшем темпе роста числа рабочих мест в Нью-Йорке, притом что на пособия в городе проживало 470 тыс. взрослых, понадобится 24 года, чтобы трудоустроить этих людей.
Что администрация Клинтона твердо отказывалась делать, так это разработать правительственные программы занятости, как было сделано во времена Нового курса, когда израсходовали миллиарды долларов на то, чтобы дать работу нескольким миллионам человек, от строительных рабочих и инженеров до артистов и писателей. «Эпоха большого правительства позади», – заявил Клинтон, когда баллотировался на пост президента в 1996 г., в своей погоне за голосами опираясь на предположение, будто американцы поддерживают убеждение республиканцев, считавших, что правительство тратит слишком много средств.
Обе партии неправильно толковали общественное мнение, и часто этому способствовала пресса. Когда на выборах, состоявшихся в середине 1994 г., только 37 % электората пришло на избирательные участки и чуть больше половины проголосовало за республиканцев, СМИ сообщили об этом как о «революции». Один из заголовков «Нью-Йорк таймс» гласил: «Народ демонстирует доверие «Великой старой партии»[254] в Конгрессе», намекая на то, что американцы поддержали план республиканцев сократить правительство.