Невозможно сказать, насколько широкой была поддержка войны. Но есть свидетельства того, что многие организованные рабочие выступали против нее. Ранее, когда рассматривался вопрос об аннексии Техаса, в Новой Англии рабочие провели митинг протеста. Газета, выходившая в Манчестере (Нью-Гэмпшир), писала: «Раньше мы молчали по поводу аннексии Техаса, чтобы увидеть, сможет ли наша страна предпринять такую подлую акцию. Мы называем ее подлой, ибо она дала бы тем людям, которые живут за счет крови других людей, благоприятную возможность еще глубже запустить руки в грех рабства… Разве сейчас у нас недостаточно рабов?»
По данным Ф. Фонера, демонстрации рабочих-ирландцев против аннексии Техаса прошли в Нью-Йорке, Бостоне и Лоуэлле. В мае, когда война против Мексики уже началась, нью-йоркские трудящиеся собрались на антивоенный митинг, в котором приняли участие многие рабочие-ирландцы. На нем войну назвали заговором рабовладельцев, и было выдвинуто требование о выводе американских войск со спорной территории. В том же году съезд Ассоциации рабочих Новой Англии осудил войну и объявил, что не «поднимет оружия, чтобы сохранить положение южного рабовладельца, грабительски отнимающего у пятой части наших соотечественников результаты их труда».
В самом начале военных действий некоторые газеты протестовали. Двенадцатого мая 1846 г. Горас Грили писал в нью-йоркской газете «Трибюн»: «Мы легко можем разгромить мексиканские армии, уничтожить тысячи их [солдат] и гнать вплоть до столицы [Мехико]. Мы можем завоевать и «аннексировать» их территорию, а что потом? Не служит ли нам уроком истории разрушение греко-римских свобод, последовавшее за таким расширением империй силою меча? Кто поверит тому, что масштаб побед над Мексикой и «аннексия» половины ее провинций дадут нам больше Свободы, очистит Мораль, сделает Промышленность более процветающей, чем теперь? Не является ли Жизнь слишком убогой, а Смерть слишком скорой и без того, чтобы прибегать к отвратительным махинациям Войны?»
А что же думали те, кто воевал, – мексиканские и американские солдаты, которые шли маршем, обливаясь потом, заболевая, погибая?
Мы мало что знаем о настроениях мексиканских солдат. Зато нам известно, что Мексика была страной деспотов, страной индейцев и метисов (помесь индейцев и испанцев), контролируемой креолами – белыми испанского происхождения. Там жили 1 млн. креолов, 2 млн. метисов и 3 млн. индейцев. Было ли естественное нежелание крестьян воевать за страну, принадлежащую землевладельцам, преодолено националистическим духом сопротивления завоевателям?
Гораздо больше нам известно об американской армии – не о призывниках, а о волонтерах, прельщенных деньгами и возможностью продвижения по социальной лестнице благодаря повышению воинского звания. Половина солдат генерала 3. Тейлора были недавними иммигрантами – в основном ирландцами и немцами. Притом что в 1830 г. 1 % населения США составляли уроженцы других стран, к началу войны с Мексикой их количество достигло 10 %. Эти люди не обладали слишком развитым чувством патриотизма. Их доверие ко всем аргументам, которые газеты помпезно приводили в пользу экспансии, тоже было, скорее всего, не очень велико. И в самом деле, многие из них, соблазненные деньгами, дезертировали, переходили на сторону Мексики. Некоторые записались в мексиканскую армию и сформировали собственный батальон – Батальон Святого Патрика.
Поначалу в войсках США царил энтузиазм, подогретый деньгами и патриотизмом. Боевой дух был высок в штате Нью-Йорк, где легислатура уполномочила губернатора собрать 50 тыс. волонтеров. Плакаты гласили: «Мексика или Смерть». В Филадельфии прошел массовый митинг, в котором приняли участие 20 тыс. человек. Штат Огайо выставил 3 тыс. добровольцев.
Вскоре этот первоначальный дух иссяк. Вот какую запись оставила в своем дневнике жительница города Гринсборо (Северная Каролина): «Вторник, 5 января 1847 г… сегодня был всеобщий сбор, выступали с речами мистер Горрелл и мистер Генри. Генерал Логан встретил их на нашей улице и потребовал, чтобы все волонтеры следовали за ним.
Пока он прохаживался взад и вперед, я рассмотрела человек шесть-семь, выглядевших довольно плохо. Впереди шел бедняга Джим Лейн. Сколько таких бедолаг уже положили или еще пожертвуют на алтарь гордыни и амбиций?»
В Массачусетсе плакаты призывали добровольцев: «Мужчины старинного Эссекса! Мужчины Ньюберипорта! Сплотитесь вокруг храброго, доблестного и неустрашимого Кашинга[81]! Он приведет вас к победе и к славе!» Плакаты обещали заработок от 7 до 10 долл. в месяц и премию федеральных властей – 24 долл. и 160 акров земли. Однако один молодой человек написал анонимное письмо в кембриджскую газету «Кроникл»: «У меня нет и мысли о том, чтобы к вам «присоединиться» или вообще каким-либо способом содействовать несправедливой войне, которая развязана против Мексики. Нет у меня желания участвовать в «славной» резне женщин и детей, подобной той, что произошла во время захвата Монтерея и в других местах. Нет у меня и какого-либо желания подчиняться диктату какого-нибудь унтера-тирана, каждый каприз которого пришлось бы безоговорочно выполнять. Нет, сээээр!
Пока я способен работать, или просить милостыню, или жить в ночлежке, я не отправлюсь в Мексику и не буду спать там на сырой земле полуголодным, полумертвым, ужаленным москитами и сороконожками, укушенным скорпионами и тарантулами. За 8 долл. в месяц и гнилой рацион я не стану маршировать, проходить строевую подготовку, подвергаться избиениям и служить пушечным мясом. Не стану.
…Мясорубка достигла своего пика… И быстро приближается время, когда профессионального солдата поставят на одну планку с бандитом, бедуином и головорезом».
Росло количество сообщений о тех, кого заставили стать добровольцем, завербовали насильственно. Некто Джеймс Миллер из Норфолка (Виргиния) возмущался тем, что его убедили «под влиянием необычайного количества горячительных напитков» подписать бумаги о поступлении на военную службу. «На следующее утро меня затащили на корабль, прибывший в Форт Монро, и заперли на 16 дней» в домике для охраны.
Для формирования волонтерских частей в ход шли нелепые обещания и неприкрытая ложь. Автор истории волонтерских частей штата Нью-Йорк писал: «Если считается жестоким насильно вытаскивать из домов чернокожих, то насколько более жестоко выманивать оттуда фальшивыми соблазнами белых людей, принуждая их бросить жен и детей, оставив без цента в кармане и какой-либо защиты, в самое холодное время года, чтобы отправить на верную смерть в чужом и болезнетворном климате!..Многие записались в армию ради своих семей, поскольку у них не было работы, а им предложили «трехмесячный аванс» и обещали, что часть оплаты они смогут оставлять своим семьям… Я открыто заявляю, что целый полк был собран путем обмана – обмана солдат, города Нью-Йорка и правительства Соединенных Штатов».
К концу 1846 г. численность рекрутов стала падать, поэтому были снижены требования к их физическому состоянию, а каждый, кто приводил подходящих людей, получал по 2 долл. за человека. Но даже это не срабатывало. В начале 1847 г. Конгресс США разрешил сформировать десять новых полков регулярной армии для службы в течение всей войны, пообещав после увольнения в запас каждому солдату по 100 акров из фонда государственных земель. Но недовольство сохранялось. Волонтеры жаловались на то, что к солдатам регулярной армии относятся иначе. Рекруты были недовольны офицерами, которые обращались с ними как с людьми второго сорта.
Вскоре реалии военной поры затмили славу и обещания. Пятитысячная мексиканская армия под командованием генерала Аристы противостояла трехтысячной армии Тейлора на Рио-Гранде, у города Матаморос, и когда полетели снаряды, артиллерист Сэмюэл Френч увидел первую смерть в бою. Вот как Дж. Уимс описывает это: «Так случилось, что он [Френч] глядел на находившегося поблизости всадника, когда увидел, как выстрелом оторвало луку седла, пробило тело этого человека, и с другой стороны хлынула багровая кровь. Куски костей или металла вонзились в бедро лошади, разорвали губу и язык, выбили зубы второй лошади и сломали челюсть третьей».
Лейтенант Грант из 4-го полка «видел, как ядро влетело в строй, вырвало из рук одного солдата ружье, другому оторвало голову, а затем рассекло лицо знакомого капитана». Когда сражение закончилось, потери мексиканцев убитыми и ранеными составили 500 человек. С американской стороны было около 50 убитых. Вот как Уимс рассказывает о последствиях битвы: «Покров ночи скрыл уставших людей, от изнеможения улегшихся спать прямо в растоптанной траве прерии, пока вокруг них другие обессиленные люди из обеих армий кричали и стонали, агонизируя от ран. При мрачном свете факелов «пилу хирурга ожидала долгая ночь»».
Вдали от поля битвы, в армейских лагерях, романтика вербовочных плакатов быстро забывалась. Еще до начала войны, летом 1845 г., молодой офицер-артиллерист писал о людях, расквартированных в Корпус-Кристи:
«Нашей неприятной задачей… стало ссылаться на болезни, страдания и смерти, являвшиеся следствием преступной халатности. Две трети палаток, которые получила армия для полевых условий, были потрепанными и прогнившими… и это при том, что они предназначены для использования в стране, которая фактически затоплена три месяца в году… В течение всего ноября и декабря либо как из ведра лили дожди, либо неистовые северные ветры набрасывались на хрупкие шесты палаток и раздирали прогнившие холсты. В течение дней и целых недель каждый предмет в сотнях палаток оставался вымокшим насквозь. На протяжении этих жутких месяцев страдания больных, скопившихся в госпитальных палатках, были столь ужасны, что это трудно себе представить.».
Войдя в Новый Орлеан, 2-й стрелковый полк штата Миссисипи подвергся испытанию холодом и болезнями. Полковой врач рапортовал: «Спустя полгода после того, как наш полк был сформирован, мы потеряли 167 человек, которые скончались, а 134 были демобилизованы». Остатки полка поместили в транспорты – 800 человек на три корабля. Доктор продолжал свой рассказ: «Над нами все еще висело мрачное облако болезни. Трюмы судов… вскоре оказались переполнены больными. Испарения были невыносимы… На море началась непогода… Долгими ночами больного бросало из стороны в сторону на раскачивающемся корабл