Вмешалась Билли Джин:
— Она знает, как мы выглядим.
Митч не ответил. Теодор, уставившись одним глазом на револьвер, перестал раскачиваться. Билли Джин твердо проговорила:
— Когда Флойд вернется, мы не сможем тратить много времени. Лучше покончить с этим сейчас.
— Ты только что сказала, что он не вернется, — заметил Митч.
— Все равно, — настаивала Билли Джин, — нужно остановить ей часы. Мы же не можем взять ее с собой и оставить здесь тоже не можем: она все расскажет.
— Подождем Флойда, — заявил Митч.
— Джорджи умер, — возразил Теодор. — С какой стати он сюда вернется?
Эти слова стеганули всем по нервам. Митч, помолчав, сказал:
— Будем ждать.
— Он должен нам деньги, — сердито проворчала Билли Джин.
— Ты говоришь так, будто он уже сбежал.
— Ну ведь так и есть. Ты знаешь, что он сбежал. Кто помешает ему взять деньги и пересечь границу? Вот ты на его месте вернулся бы?
Я-то вернулся бы, подумал Митч. Но я — не он.
Билли Джин предположила:
— А вдруг он возьмет деньги и позвонит полицейским, скажет, где мы?
Теодор нахмурился.
— Флойд не такой, он пакость нам не сделает.
— Ты уверен?
В двери появилась бледная Терри Коннистон. Очевидно, она все слышала и с надеждой смотрела на Митча. Теодор сказал таким тоном, будто говорил о погоде:
— Надо пристрелить ее и убираться отсюда, ждать Флойда поближе к шоссе. Появится Флойд — о’кей. Появятся полицейские — мы скроемся среди камней, подождем, пока они проедут, потом уберемся как можно быстрее. В десяти милях отсюда есть хорошее место у дороги.
Билли Джин недовольно сказала:
— У нас уже совсем нет времени ждать.
Митч упрямо покачал головой.
— Машина все равно двухместная. А ключи у Флойда.
— Ты хочешь, чтобы нас всех посадили?
— Будем ждать. — Митч стиснул зубы.
Теодор пробормотал что-то вполголоса и повернулся к Терри, она испуганно отшатнулась. Билли Джин, хмурясь, села рядом с Теодором и стала нашептывать ему на ухо. Митч сделал шаг в их сторону. Теодор, глядя на него, согласно кивал в ответ на слова Билли Джин. Митч продолжал медленно идти к ним.
Когда он был уже футах в шести, Билли Джин умолкла и поднялась. Митч направил на них револьвер.
— Успокойтесь оба.
Билли Джин пошла к двери, где на пороге стояла Терри.
— Ты хочешь ждать здесь полицейских, Митч?
Она остановилась у двери. Ее пухлое лицо было обращено к Митчу, но рука стремительным движением схватила Терри за запястье и вытащила на крыльцо. Терри вскрикнула.
— Отпусти ее! — крикнул Митч, угрожая револьвером.
Билли Джин насмешливо улыбнулась. Терри пыталась высвободиться. Митч сделал шаг — и тут на него обрушился Теодор, как мешок с цементом.
Они все это распланировали: Билли Джин отвлекает, Теодор нападает, а он попался как идиот. Он успел подумать это, когда услышал шорох за спиной. Потом он уже падал вперед, в спине вспыхнула боль, там, куда угодило колено Теодора. Револьвер отлетел куда-то. Теодор придавил Митча всем телом к земле, выкрутил ему руку. Лицо Митча вдавилось в доски крыльца; он почувствовал, как рвется кожа на нижней челюсти. Он не был бойцом, но страх за собственную жизнь придал ему силы. Извернувшись, он дрыгнул ногами и попал куда-то Теодору — тот даже вскрикнул. Рванувшись всем телом, Митч чуть не высвободился. Теодор отпустил его руку, схватил за торс — так медведь мог бы схватить человека и задушить. Митчу не хватало воздуха, перед глазами поплыл красный туман. Ему удалось взяться за опору крылечного козырька, и он опять рванулся всем телом. Этот рывок сбросил их обоих с крыльца. Долгое-долгое мгновение он переворачивался в воздухе. Вместе они упали на землю, и Митч оказался наверху. С трудом переводя дыхание, он вскочил на ноги.
На крыльце девушки пытались завладеть револьвером. Теодор пополз на четвереньках к кухонному ножу, который выпал у Митча из-за пояса.
Завопив, Митч бросился на Теодора и ударил кулаком в лицо. Этот удар приподнял Теодора, из носа хлынула кровь. Девушки на крыльце кричали, отталкивая друг друга от револьвера.
Теодор, взревев, вскочил, его единственный глаз горел. Нож в его руке ярко блестел на солнце. Митч похолодел от ужаса. Увертываясь от ножа, он поскользнулся на мелких камешках и, падая, выбросил ногу вперед. Теодор споткнулся об эту ногу и упал с размаху. Митч ухватился за край крыльца; поднимаясь на ноги, увидел на уровне глаз револьвер: он еще вращался, поддетый ногой одной из девушек.
Митч схватил револьвер и повернулся. Теодор был уже совсем близко, он бежал на Митча, держа нож на уровне живота. Митч нажал на курок и продолжал нажимать, пока выстрелы не прекратились.
Он стрелял впервые в жизни, и револьвер дергался в его руке, но все же несколько пуль попали в Теодора. На его белой рубашке стали появляться красные пятна, еще до того, как он упал.
Морщась от едкого порохового запаха, чувствуя боль в ребре при каждом вдохе, Митч с немым изумлением смотрел на Теодора. Ему никак не хотелось верить, что он убил человека. Через некоторое время он очень медленно повернулся к девушкам.
Они стояли на небольшом расстоянии друг от друга, замерев. Выстрелы оборвали их драку. Терри медленно опустилась на доски крыльца и закрыла лицо руками. Тело ее подрагивало, но не было слышно ни звука. Прошло еще немало времени, прежде чем Билли Джин спустилась с крыльца и прошла мимо Митча, как будто его не было. Она остановилась у тела Теодора, потрогала носком туфли. Митч присел рядом и пытался найти у Теодора пульс, но он и не знал толком, где искать. В ярости пнул Билли Джин в бедро:
— Это ты виновата! Ты его убила! — голос его срывался.
Билли Джин холодно посмотрела на него и обронила:
— Дурак.
Терри была бледная и надломленная. Митч поднялся на крыльцо, сел рядом с ней. Она ничего не сказала, даже не посмотрела на него. По щеке у нее шла длинная царапина, одежда была разорвана, волосы спутались.
По ступенькам крыльца взобралась Билли Джин, как огромная черепаха, выползающая из моря.
— Давайте не будем оставлять его просто так, посреди улицы, — сказала она.
— Делай, что хочешь, — вяло ответил Митч.
— Я его сама не утащу. Он тяжелый.
— Какого черта ты от меня хочешь?! — завопил Митч. — Я должен похоронить его с военными почестями? Забальзамировать и поместить в хрустальный гроб? Оставь меня в покое!
Билли Джин переждала его вспышку и спокойно сказала:
— Сделай с ним то же, что он сделал с Джорджи.
Сначала Митч упорствовал, но потом выполнил просьбу Билли Джин. Он не знал, куда Теодор отнес Джорджи, и не хотел выяснять. Теодора он оставил за домом у муравейника, а одежду сложил в мешок вместе с одеждой Джорджи. Потом, как велел ему Флойд, тщательно уничтожил все следы, говорящие об их пребывании.
Усталый, запыленный, поднял голову: Терри стояла у того места, где умер Теодор. В руке у нее был нож. Билли Джин с раздосадованным видом прислонилась к крыльцу. Она тяжело дышала. Очевидно, девушки одновременно вспомнили о ноже, но Терри опередила.
Револьвер был у Митча в набедренном кармане. Он вытащил его и после нескольких неудачных попыток переломил ствол. Все патроны были истрачены. Он сунул револьвер обратно в карман.
— Ну? — спросила Билли Джин.
— Что ну?! — рявкнул он.
— Делать что будем?
— А, черт, откуда я знаю?
— Тогда придумай что-нибудь поскорее, — сказала Билли Джин. — Я думаю, Флойд не вернется. — Она уже полностью выбросила из головы мысли о Теодоре. — Он не вернется, — спокойно повторила она. — Ты сам знаешь.
Глаза 12
Карл Оукли сидел в «кадиллаке» за поднятыми подкрашенными окнами, на нем была шляпа и темные очки, и он надеялся, что издали его можно принять за Эрла Коннистона. В пустынном полузаброшенном парке, где когда-то устраивались пикники, было совершенно тихо.
Оукли жевал сигару, на душе у него было тоскливо: ему казалось, что уже слишком поздно. Скорее всего, Терри убили. Надо бы сообщить в полицию, но полицейские пожелают поговорить с Эрлом.
Сорок восемь часов назад Оукли считал себя честным человеком. Он удивился легкости, с которой разбилась эта иллюзия. То, что он сейчас делал, было незаконным, опасным и непростительно бесчестным; в течение ночи он все продумал и подошел к пониманию своего преступления. Все эти годы он с удовольствием осознавал, что не алчет того, что не принадлежит ему по праву. Он был уверен, что не завидует Эрлу Коннистону, что его не удручает разница в их положении и что у него нет искушения обмануть Коннистона: если бы это искушение было, обмануть Коннистона он мог бы без труда, Эрл доверял ему полностью, и Оукли с немалым самодовольством думал, что это доверие оправданно. Сейчас он дивился тому, сколь многого не знал о себе…
То новое, что он ощущал в себе последние часы, не могло появиться внезапно на голом месте: нет, оно существовало давно и лишь выжидало. А толчком послужило неожиданное осознание того, что Эрл «уменьшается в размерах», что он уже не тот идол в сверхнатуральную величину, который постоянно ошеломлял деловой мир дьявольским хитроумием и везением. Заметив у Коннистона признаки слабости, а его подозрительность конечно была одним из таких признаков, Оукли позволил своим смутным желаниям обрести форму. Но даже после этого он вряд ли что-либо сделал бы, если бы Эрл был жив. Однако случилось так, что Эрл умер как раз в тот неповторимый момент, когда у Оукли была возможность и решимость отхватить огромный куш. Он не знал, чувствовать ли ему благодарность судьбе или злиться. Слова Эрла, сказанные им много лет назад, навсегда засели у Оукли в памяти: «Во всем, что ни делаешь, риск определяется не тем, что можешь выиграть, а тем, что можешь потерять». Сегодня, впервые в жизни, Оукли переступил черту: он мог потерять все. Абсолютно все. Ему стало страшно.
Сколь многое в жизни определяется случайностью, думал он. Эрлу не повезло, но, возможно, повезло Оукли, когда он вломился в спальню к Луизе явно в неподходящее время. Оукли изумляло, что его совесть совершенно спокойна. Судьба, думал он и мысленно улыбался.