[214]. Но план раскрыли. «Перл» захватили вместе со всеми, кто был на борту.
После возвращения шхуны в городе начались беспорядки. Толпа угрожала уничтожить дома и предприятия аболиционистов. Возмущены были обе стороны. Рабовладельцы и их сторонники пришли в ярость от попытки украсть их живую собственность. Противники рабства возмущались, что множество рабов, пытавшихся бежать из столицы, оказались в тюрьмах. Организаторы побега на это и рассчитывали: они хотели не только освободить людей из рабства, но еще и вызвать всеобщее возмущение негуманной практикой.
Искра воспламенила Капитолий. Много лет правила, принятые в палате представителей, но не принятые сенатом, позволяли вносить законы против рабства. После событий на «Перл» прогрессивно настроенный сенатор Джон Хейл предложил закон, явно показавший, что стоит на кону. Его предложение включало выплату компенсаций за поврежденную во время беспорядков собственность, но противники понимали, к чему он клонит. Как заявил сенатор Колхаун: «Я вижу, к чему это приведет… Когда эту тему затронули впервые, я сказал друзьям, что есть лишь один вопрос, способный разрушить Союз и все наши институты, и это вопрос рабства»[215].
Генри Фут, сенатор от Миссисипи, решил пригласить коллегу из Нью-Гэмпшира в гости. «Пусть он приедет в славный штат Миссисипи, где я имею честь проживать, – заявил он, – и очень скоро его найдут на самом высоком в лесу дереве с веревкой на шее, что одобрят все добродетельные и патриотически настроенные граждане». Получивший прозвище Висельник Фут сенатор предложил лично поспособствовать повешению коллеги.
Крафты оказались на самой сложной территории. Они находились так близко к Капитолию, что видели, как блестят его окна. И из них, как заметил представитель Иллинойса Авраам Линкольн, были прекрасно видны бараки и загоны, где обитали городские рабы. Будущий президент надолго запомнил эти постройки, откуда рабов отправляли на южные рынки, «в точности как табуны лошадей»[216]. Бизнес резко активизировался в последние недели: рабовладельцы Вашингтона опасались решения о запрете торговли рабами в столице и стремились продать живой товар, пока возможно.
А тем временем президент-«хромая утка» Джеймс Полк покупал и продавал людей прямо из офиса, хотя и держал подобные сделки в тайне. Как он писал одному из агентов: «В этом нет ничего плохого, но обществу не стоит об этом знать. В моем положении лучше, чтобы об этом не узнал никто»[217]. Президент, имя которого будет навечно связано с Воплощенной Судьбой, жил в тех же противоречивых условиях, что и вся нация. Никто не знал, каким станет будущее рабства. В последние дни президентства Полк написал завещание, в котором выразил желание освободить своих рабов. И в то же время он приказал купить новых, в том числе десятилетнего сироту по имени Джерри.
От Капитолия экипаж свернул за угол, и Крафты оказались на вокзале. Здание бывшего пансиона было слишком мало для страданий, испытанных на этом месте. Всего несколько месяцев назад пятьдесят беглецов, захваченных на «Перл», посадили на поезда и отправили в Балтимор, а оттуда дальше на Юг. Многие были домашними рабами и самостоятельными ремесленниками, как Уильям и Эллен. Близкие, пришедшие проститься с ними, оглашали все окрестности громкими рыданиями. За всем наблюдал высокий седой мужчина возраста отца Эллен. Это самый печально известный торговец рабами в Балтиморе, человек, которого Эллен знала с детства.
Хоуп Халл Слэттер много лет бы шерифом Клинтона, а потом перебрался в Балтимор, где повесил вывеску, ставшую самой надежной рекламой: «Из Клинтона, штат Джорджия»[218]. Он был дядей Джесси Банкли, того самого притворщика, которого некогда защищал отец Эллен. «Хоуп Хелл Слотер» (Хоуп Ад Бойня), как его иногда называли, не знал жалости[219]. Пока беглецы с «Перл» ожидали отправки, он разделил мужа и жену, хотя муж утверждал, что его жена свободна. Когда они попытались еще раз взяться за руки через окно, Слэттер жестоко избил мужчину.
Уильям и Эллен вошли на вокзал, как и на все остальные. Мистер Джонсон опирался на руку раба. Хотя вокзал выглядел не лучшим образом, вагоны поезда оказались красивыми и яркими. Вагоны первого класса украшали картины, и видам за окнами приходилось соперничать с изображениями далеких стран и сражений[220]. На этой линии имелись небольшие ватерклозеты, которыми могли воспользоваться джентльмены. Располагались они рядом с обогревающими вагоны печами.
Уильям помог Эллен устроиться в роскошном вагоне первого класса, а сам отправился в негритянский. Поезд тронулся, день клонился к закату. Крафты приближались к последнему и самому опасному порту своего путешествия: в Балтиморе предстояло сделать последнюю пересадку на пути к свободе.
Балтимор[221]
День вновь сменился ночью, в вагонах потемнело. После бегства из Мейкона это был уже третий закат Крафтов. На борту шумных пароходов в Чарльстоне и Уилмингтоне они почти не спали. Еще сложнее было заснуть в поездах. Расслабиться не удавалось, не зная, что ждет впереди. Пропуска действовали четыре дня, и сегодня был четвертый день пути. Ясно одно: они узнали.
К этому времени Элиза и столяр наверняка начали расспрашивать родственников и друзей Уильяма и Эллен. Они могли послать к больной тете Эллен, и что им ответили бы? Что Крафты не появлялись? А вдруг кто-то отправил телеграмму в Балтимор?
По мере приближения к Балтимору погода становилась все более мрачной. Страх Крафтов усугублялся еще и тем, что они уже знали об этом городе. Хотя здесь проживала самая большая в стране община свободных чернокожих, город оставался последним крупным работорговым портом на пути на Север, и беглецов здесь разыскивали с особым рвением. Тщательно досматривались поезда, поскольку многие выбирали именно такой путь. Одним из этих беглецов был конопатчик кораблей Фредерик Бейли, после освобождения принявший имя Фредерик Дуглас. Он нарядился моряком, надел красную рубашку, парусиновую шляпу и черный галстук, а также запасся украденными документами моряка, то есть свободного человека.
Костюм Эллен за несколько дней путешествия серьезно поистрепался. Она готовилась к последнему испытанию. Ей не нужно было расписываться в книге, как в Чарльстоне, и покупать билеты, поскольку она уже расплатилась и имела при себе корешки билетов – и деньги. Но предстояло общение с кондуктором поезда и всеми, кто может усомниться в ее праве владения рабом. Уильям усердно ухаживал за нездоровым хозяином, демонстрируя такую преданность, что ему удалось заслужить одобрение других пассажиров, увидевших в его внимании доказательство близости между хозяевами и рабами.
Поезд преодолел большой виадук, высившийся на 18 метров над рекой Патапско. Гранитная постройка весом 63 тысячи тонн получила название «Забава Латроба». И вот в утренних сумерках показался Балтимор, освещенный газовыми фонарями, – настоящее созвездие искусственных звезд. Железный конь остановился, к вагонам подъехали экипажи, запряженные живыми лошадями. В городе, насквозь прорезанном железной дорогой, использовать поезда с ненадежными топками было слишком опасно, поэтому пассажиров перевозили в конных экипажах.
Они проехали мимо оживленного вокзала Маунт-Клер и двинулись на восток по Пратт-авеню мимо огромных складов и фабрик. Где-то поблизости находились старые бараки для рабов Хоупа Халла Слэттера[222]. Теперь всеми делами заправлял другой человек, а седовласый Слэттер вместе с молодой невестой перебрался в Алабаму, следом за беглецами с «Перл». Но работорговец из Джорджии оставил в Балтиморе свой след. Вонючий туннель длиной два квартала использовался для доставки рабов из старых бараков в порт, который ныне назывался Иннер-Харбор. По этому темному бесконечно длинному туннелю людям приходилось пробираться ползком.
Крафты добрались до вокзала, где им предстояло сесть на очередной поезд. Позади шумело море и порт. Из Балтимора корабли всех размеров отправлялись по всему миру. Вокзал был последней пересадкой Уильяма и Эллен на пути в Филадельфию.
Их окружал настоящий хаос: на вокзале кишели не только пассажиры, но и зазывалы, выкрикивавшие названия отелей. До отправления оставалось несколько минут. Уильям проводил хозяина на платформу и помог подняться в вагон. Последняя пересадка, последний поезд, последняя остановка. Железная дорога Филадельфия-Уилмингтон-Балтимор не была похожа на те, которыми путешествовали Крафты. Здесь имелись полки для сна, что сулило Эллен чуть больше комфорта. Она могла прилечь и немного расслабиться душой и телом. Именно так следовало закончить путешествие.
И тут произошло неожиданное. Уильям уже направлялся к своему вагону и собирался подняться, как вдруг сзади раздался грубый голос:
– Куда собрался, парень?[223]
– В Филадельфию, сэр, – спокойно ответил Уильям.
Перед ним стоял полицейский, по статусу явно уступавший его так называемому хозяину.
– И что ты там забыл?
Уильям сказал, что сопровождает хозяина, который уже занял место в вагоне.
Слова полицейского огорошили Уильяма: ему следовало немедленно вызвать хозяина, поскольку поезд вот-вот отправится, а никто не может перевозить раба, не доказав права на него на вокзале. Полицейский ушел, Уильям остался на платформе в одиночестве.
Какое-то время он просто стоял. Сердце билось так часто и сильно, что чуть не выскакивало из груди. Позже он вспоминал, что в тот момент им руководила вера – убежденность, что Бог, который довел их так далеко, не бросит в трудный момент. Но думал он и о другом: Уильям решил драться до смерти, но не сдаваться в руки рабовладельцев