Теодор Паркер придерживался другой точки зрения. Он никогда не держал в руках оружия, хотя происходил из революционной семьи. Его готовность к бою очень ярко проявилась, когда он изучал арсенал Уильяма. «У него отличный порох, – заметил священник, – и абсолютно сухой. Пистолеты в прекрасном состоянии, чистые и смазанные. Курки взводятся без труда… Я проверил кинжал – идеальное лезвие, достаточно жесткое, но в то же время упругое, прекрасная заточка»[513].
«Для него не было иного закона, кроме закона природы», – писал Паркер. Он и сам вооружился и подготовился действовать как истинный священник.
В тот же день Крафтам поступило предложение, которое могло положить конец их проблемам и восстановить порядок в Бостоне, – по крайней мере, на это многие надеялись. Друг Дэниела Уэбстера Дж. Т. Стивенсон заявил: если Уильям «мирно сдастся», его и Эллен выкупят «по любой цене»[514]. Однако Уильям действовал уже не от себя лично, а от всей общины. Он заявил, что они с Эллен представляют всех беглецов, если он сдастся, «все окажутся в лапах охотников за рабами». Даже если его свободу можно купить «за два цента», он «не пойдет на компромисс».
Эллен в Бруклине также отклонила предложение, хотя и не была столь решительно настроена против отъезда. Когда ее спросили насчет переезда в Канаду, она спокойно ответила: «Уильям не хочет уезжать»[515].
Собеседник навсегда запомнил выражение ее лица, «словно она осознавала цену своего решения и безумно боялась, что с ней могут сделать». Ходили самые устрашающие слухи. Теодор Паркер писал, что Коллинз собирался продать Эллен «шлюхой в Новый Орлеан»[516]. Правда ли это, нам неизвестно, однако хозяин был вправе распоряжаться рабыней по своему усмотрению.
В ту субботу Эллен не могла заснуть. Она вздрагивала от каждого звука. Днем было спокойнее, хотя напряженность сохранялась. Она занималась примеркой и шитьем платья для Мэри Курзон, хозяйки гостеприимного дома. Мэри не заметила в ней никаких признаков взволнованности. Эллен демонстрировала «абсолютное спокойствие и идеальные манеры», и Курзон заявила: «Она мне очень понравилась»[517].
Днем посыльный принес записку от Уильяма, – и Эллен вздохнула с облегчением. Но в вечерних газетах опасности, которые грозили Уильяму, были расписаны очень красноречиво. Эллен ушла в комнату. Хозяева дома расстраивались, слыша, как она плачет. Ночью ей приснился кошмар: они с Уильямом бежали, их преследовал Хьюз, а за ним Дэниел Уэбстер с заряженным пистолетом. Сон был в руку: Дэниел Уэбстер действительно оказался рядом: он находился в Нью-Гемпшире и собирался ехать в Бостон разбираться с делом Крафтов.
К счастью, на следующий день на улицах было спокойно. Уильям страшно измучился. Ему требовался покой, и это прекрасно понимал сорокадвухлетний врач, вице-президент Массачусетского общества против рабства, тот самый человек, который доставил Эллен в убежище, Генри Ингерсолл Боудич. Воинственный настрой Уильяма его пугал. Как вспоминал священник Джеймс Фримен Кларк: «Он сказал, что убьет маршала, если тот попытается его арестовать. Но друзья говорили, что это очень плохо для всей расы и лишь усугубит их печальное положение»[518].
Полагая, что охотники на рабов вряд ли будут действовать в воскресенье, доктор Боудич предложил отвезти Уильяма к Эллен в Бруклин, чтобы супруги могли побыть вместе и немного отдохнуть[519]. В глубине души доктор полагал: несмотря на все усилия, Уильяма могут схватить, и тогда эта встреча станет «последней в этом мире»[520].
Уильям согласился при одном условии. Он вложил в руку Боудича небольшой пистолет и сказал: «Доктор, я поеду с вами, если согласитесь воспользоваться оружием».
У него самого был пистолет и револьвер Кольта, подаренный братом доктора. Уильям был полон решимости воспользоваться оружием и хотел быть уверенным, что при необходимости доктор встанет на его защиту, каким бы ярым сторонником непротивления он ни был.
Доктор был шокирован: он привык чинить тела, а не стрелять в них. Однако ему не впервые доводилось выходить из зоны комфорта. Восемь лет назад, не подумав о последствиях, он пригласил на обед Фредерика Дугласа, с которым только что познакомился. В те годы непросто было даже пройти рядом с чернокожим по улицам Бостона, не говоря о том, чтобы принимать его за столом в собственном доме, особенно в таком районе.
Тогда он преодолел страх. Сейчас же ставки были еще выше, особенно потому, что между доктором и Уильямом сидел его десятилетний сын Нат. Эта поездка стала для мальчика уроком борьбы против рабства, который он запомнил на всю жизнь.
А доктор запомнил слова Уильяма: «Сделайте для других то, что хотели бы, чтобы они сделали для вас. Убив того, кто попытается сделать меня или мою жену рабами, вы заслужите вечную славу». И Боудич согласился взять пистолет.
Взволнованный, решительный и, несомненно, серьезно напуганный доктор гнал лошадь по мосту Милл-Дам – оружие в правой руке, поводья в левой, рядом сын, позади самый спокойный человек в Бостоне с револьвером и тромблоном (предшественник дробовика).
«Вместе мы можем выдержать вполне приличный бой», – подумал доктор. И бой весьма кровавый, поскольку его пистолет, как он позже обнаружил, был заряжен тремя картечинами. Позже Боудич поместил его в мемориальный кабинет любимого сына Ната: тот погиб, возглавив атаку во время гражданской войны.
Когда они добрались до Бруклина без происшествий, доктор вздохнул с облегчением. У дверей их встречала Мэри Курзон в красивом новом платье. (Она любила поболтать, и ей пришлось нелегко, ведь ответить на вопросы, кто сшил этот замечательный наряд, она не могла.) Крафты уединились в комнате наверху. Доктор строго-настрого запретил им мешать.
Через десять минут они вернулись. Уильям заявил, что остаться не может, поскольку, как ему сказала Эллен, Эллиса Грея Лоринга не было дома. Уильям не впервые высказывался подобным образом. Он настоял, чтобы Эллен покинула дом комиссара Хилларда, поскольку тот не только рисковал большим штрафом и тюремным сроком, но и мог потерять работу.
Мэри и ее тетя попытались уговорить Уильяма остаться. Эллен тоже к ним присоединилась. Уже поздно, погода плохая, может, подождать до утра? Но Уильям твердо стоял на своем и направился к двери, Эллен со слезами на глазах надела шляпку.
Они вышли из дома и направились в дом Элизы и Сэмюэля Филбриков, расположенный на соседней улице. Там они и укрылись, не выпуская из рук оружия. Хозяйка дома боялась, что они могут ранить друг друга, но те категорически отказались расставаться с заряженным оружием. Супруги были готовы к нападению в любую минуту[521].
Перевернутый мир[522]
За рекой у южан возникли свои проблемы. Теперь о них знали все. Они из отеля не могли выйти, чтобы уличные мальчишки не кидались вслед за ними, осыпая оскорблениями. Их преследовали и обычные люди, которые не стеснялись кидать в них камни. Со всех сторон кричали: «Охотники за рабами! Воры! Ищейки!» Но худшее было впереди.
Выходные кое-как прошли, а в понедельник к Найту и Хьюзу явился новый шериф Бостона Дэниел Дж. Коберн, который сообщил, что они арестованы за попытку похищения Уильяма Крафта. Залог составлял еще 10 000 долларов.
Найту и Хьюзу повезло: деньги удалось собрать быстро. Помогли помощник маршала Патрик Райли, который, с ведома маршала, уже вносил за них залог, и кузен Луизы Мэй Олкотт, брокер Хэмилтон Уиллис. В тот день Уиллис поддержал Уэбстера, однако позже встал на сторону таких, как Крафты. Залог был только началом мучительного для южан дня.
Приблизившись к Корт-сквер, они обнаружили огромную толпу людей, около двух тысяч, по оценке Найта, причем «негры» превосходили белых раза в три[523]. Журналисты насчитали больше белых, чем черных, но, как бы то ни было, протестующие были едины. Они скандировали: «Охотники за рабами! Охотники за рабами!» Найт уже проклял все на свете. А протестующие призывали вывалять южан в дегте и перьях.
На площади появился экипаж, запряженный парой белых лошадей. От царящей вокруг атмосферы лошади нервничали и бесились. Шериф с трудом проложил дорогу, Хьюз прыгнул в экипаж, но «не без потерь и суеты – шляпы он лишился»[524]. Найта же поймали, и ему пришлось бежать. Протестующие свистели и кричали. Он попытался сломать дверцы экипажа. К его изумлению, партнер в экипаже откровенно хохотал и «наслаждался происходящим», хотя и недолго[525].
Толпа стала единым существом с единым разумом, длинными и сильными руками. Люди вцепились в экипаж и принялись его раскачивать, чтобы вытащить пассажира. Один чернокожий разбил стекло, вытащил пистолет и какое-то время держал Хьюза на мушке. Однако неизвестный член Комитета бдительности оттащил его прочь.
Кучер взмахнул кнутом, тот щелкнул в воздухе, и экипаж покатил прочь. Дверцы были распахнуты, люди висели на них. Они цеплялись за спицы колес, и экипаж тащил их за собой. Протестующие были готовы на все, лишь бы его остановить. Один рухнул без сознания перед рестораном «Паркер», где совсем недавно спокойно пировали южане.
Экипаж катил по Корт-стрит, толпа гналась за ним, выкрикивая угрозы. Город содрогался от криков и ярости угнетенных. Про Найта вспомнили не сразу, и тому удалось ускользнуть, надвинув шляпу на самые глаза. Хотя позже он говорил, что его хватали за одежду и выкрикивали угрозы, какой-то чернокожий преследовал его, и все же удалось поймать кэб и спокойно вернуться в отель «Юнайтед Стейтс».