За время пребывания в Массачусетсе, считавшемся оплотом гаррисонизма, Крафты, как и Браун, предпочитали воздерживаться от политических интриг. Браун отправился за море, не приняв ни той, ни другой стороны. Как он быстро понял, лишь знакомства с Гаррисоном достаточно, чтобы встретить самый недоброжелательный прием там, где было сильно BFASS. Очень скоро у него началась настоящая война с основателем и секретарем общества Джоном Скоблом, которого называли «скользким, как айсберг»[615]. Ранее Скобл помогал множеству беглецов из Америки, организовывая для них весьма успешные лекционные турне. Однако слова Бетси Браун принял близко к сердцу и, как она, решил уничтожить ее бывшего мужа.
Вот почему приезд Крафтов оказался для Брауна как нельзя кстати. Он переживал из-за их трудностей. Дугласу писал, что потерял надежду на сопротивление северян, пока не прочел историю борьбы Крафтов. Он радовался встрече со старыми друзьями, чьи рассказы о ситуации в Бостоне должны были произвести сенсацию. Они прибыли как раз к началу лекционного сезона в Англии, который длился с ноября по май[616].
В отличие от него, личных проблем у Крафтов не было. Напротив, их романтическая история гарантированно могла очаровать викторианскую публику. Браун видел, как восторженно встречали Крафтов в Америке, и предчувствовал, что и в Британии прием будет столь же бурным. Он писал им и приглашал к себе, предварительно договорившись с друзьями в Шотландии об организации турне для новых беглецов из Америки, которые могут представлять для публики огромный интерес.
В отеле Уильям Крафт с восторгом читал письмо друга. «Полагаю, не стоит говорить, как я рад был Вашему письму, – писал он в ответ, – но еще более приятно мне было бы увидеть Вас». Конечно, они приедут, хотя не сразу, так как Эллен приболела. Скорее всего, в следующий четверг[617].
Но в четверг Эллен все еще была слаба, поэтому супруги придумали новый план. Уильям отправится на встречу с Брауном и, зная друга, несомненно, присоединится к его лекциям. Конечно, это временное решение – Крафты отлично знали, каково это, путешествовать с Брауном, которому, казалось, усталость неведома. А ведь Уильям тоже был измучен физически. Кроме того, лекции означали бы очередное откладывание личных планов. Подобный странствующий образ жизни подходил одинокому человеку, но никак не способствовал укреплению брака и семьи. Однако объединение усилий со старым другом открыло бы новые возможности перед международным активизмом и позволило бы самим Крафтам почувствовать себя уверенно и двигаться вперед.
Эллен пришлось остаться на попечении священника Фрэнсиса Бишопа и его жены Лавинии[618]. Они жили поблизости, в Токстете, с двумя маленькими детьми и служанкой Мэри. История Крафтов так тронула Бишопа, что он даже решил поехать в Мейкон, чтобы поговорить с их хозяином, однако этот план так и не осуществился. Оказавшись в нормальной обстановке, Эллен должна была быстро пойти на поправку, а потом присоединиться к Уильяму.
Это расставание стало для Крафтов самым долгим после бегства из Джорджии. Шаг необходимый, новый и символичный. Новый мир, в котором они оказались, давал возможность быть вместе и в то же время разделил их, позволив подняться над парными ролями, определявшими их в Америке: хозяин – раб, муж – жена. Теперь оба искали собственный путь. Они расстались почти через два года после бегства из Мейкона, и теперь Уильям опережал Эллен в совершенно ином виде партнерских отношений.
Два Уильяма[619]
Благодаря отличной системе английских железных дорог Уильям быстро добрался с западного побережья на восточное, из Ливерпуля в Ньюкасл-апон-Тайн. В обоих городах поезда прибывали на огромные современные вокзалы с газовым освещением. В Ньюкасле его встречал единственный, кого он знал в этой части света, его истинный старший брат Уильям Уэллс Браун. Узнав, что Уильям готов к нему присоединиться, Браун тут же принялся действовать. Вскоре два Уильяма катили в поезде в шотландский Эдинбург. Вместе они встретили Новый год. Так начались шотландские странствия.
Английские поезда производили глубокое впечатление. Они были быстрее, чище и шикарнее поездов американских, где не стеснялись сплевывать табак на пол, что безумно раздражало британских путешественников. Вид Эдинбурга поражал воображение. С вокзала они поднялись в сказочный город с замками и башнями, темными извилистыми переулками и подземными жилищами под живописными проспектами, вдоль которых рядами стояли красивые дома из песчаника.
Фредерик Дуглас любил Эдинбург и считал его одним из самых красивых городов мира. Эдинбург состоял из Старого города и Нового города, хотя понятия были относительны. Новый построили еще до рождения Соединенных Штатов. Вокзал располагался в низине, между двумя частями города, там, где когда-то текли бурные воды. С обеих сторон располагались впечатляющие архитектурные памятники: с востока дворец Холируд, с запада Эдинбургский замок. Вскоре Уильямам предстояло их увидеть.
Как только они вышли с вокзала, их взглядам открылся столь любимый Брауном вид: новый высокий памятник сэру Вальтеру Скотту (Дугласа даже назвали в честь героя одного из его романов). Писателя изобразили в личном готическом соборе, у ног его сидел верный пес. Друзья направились в отель «Кэннонз», расположенный всего в двух кварталах от вокзала по Принцес-стрит. Там им предстояло провести несколько дней.
Отель находился на Сент-Эндрю-сквер, в центре аккуратного стильного нового района с особняками и банками. На него отбрасывала тень высокая колонна, установленная в честь британского лидера, выступавшего против аболиционизма, но планам двух Уильямов это помешать не могло. Они решительно готовились к новому аболиционистскому путешествию. Рассказ Уильяма о кризисе в Бостоне и об успешном бегстве от охотников за рабами, несомненно, порадовал Брауна. Все это можно было использовать в предстоящих выступлениях. А у Уильяма было немало вопросов о совершенно иной культурной и политической сцене[620].
Британцы гордились историей освобождения. Здесь были активные противники рабства, занимавшие самое высокое положение. Супруг королевы Виктории Альберт открыто выступал против рабства. Если в Соединенных Штатах на аболиционистов могла наброситься разъяренная толпа, здесь ораторов приветствовали очень сердечно, а самыми благодарными и восторженными слушателями были освобожденные американцы, такие как Браун и Крафты. Британия, по сатирическому выражению одного из журналистов, испытывала настоящую страсть к «подлинно черным»[621].
Но не все поддерживали американских аболиционистов. Торговля с Соединенными Штатами была выгодна Великобритании. Отношения с хлопковыми плантаторами-рабовладельцами Юга были самыми тесными. Глазго, Бристоль, Ливерпуль и другие крупные города обогащались на американском рабстве. Кроме того, в самой Англии существовали серьезные социальные проблемы: ужасающая нищета, трудовые конфликты, безумный страх власть имущих перед политическими беспорядками. Естественно, новичкам в этом мире, какими были Крафты, приходилось действовать весьма осторожно.
Хотя расовые предубеждения здесь были слабее, чем в Америке, и элита принимала их, Крафтам очень скоро пришлось ощутить на себе предубеждения, денежные и классовые[622]. Им требовалось найти способ собирать деньги, хотя их не слишком интересовали «денежные операции ради собственной выгоды»[623]. Кроме того, нужно было выработать стратегию действий, учитывающую классовые особенности нового мира.
Их ждал печальный сюрприз – резкие разногласия между аболиционистами. Крафты стремились сохранить независимость, однако их уже сочли друзьями Гаррисона – по письмам, которые они привезли с собой. Беглые рабы, ставшие ораторами, должны были выбрать, на чью сторону встать[624]. Таких ораторов становилось все больше, среди них – Генри «Бокс» Браун и Джозайя Хенсон. И это вызывало беспокойство организаторов. Как позже писал Фредерику Дугласу Уильям Уэллс Браун, «слишком многие наши беглые братья считают, что, раз могут у камина рассказывать о своих страданиях в рабской тюрьме, им вполне по плечу роль ораторов». Многие становятся «практически нищими попрошайками»[625].
Крафты имели особое преимущество: их история была широко известна. Кроме того, Эллен предстояло стать пионером на британской лекционной сцене[626]. В Америке она была одной из первых беглых рабынь с Юга, избравшей путь оратора. Но до первых выступлений было далеко. Крафтам предстояло впервые выступить перед Новым годом, однако Эллен все еще была слишком слаба для переездов. Поэтому Уильям вместе с Брауном отправился в церковь на Николсон-стрит в одиночку.
Выступление организовало Эдинбургское общество эмансипации женщин, поэтому в церкви собралась «респектабельная публика». Всех привлекала история Крафтов. Вместе с двумя Уильямами на сцене расположились известные священники, а также аболиционисты. Отсутствие Эллен расстроило слушателей, однако Уильям сумел завоевать их сердца с первого же слова. Закончил он выступление так: «Слава Богу! Я свободен!»
Как и предсказывал Браун, слушатели разразились аплодисментами. Затем Уильям рассказал о законе о беглых рабах и о событиях в Бостоне, после лукаво предложив рассказать историю их бегства с Юга.