«Плантерс», где была во время бегства Эллен. Здесь же стала находить на подоконнике небольшие подарки: носовые платки, надушенные гиацинтом, красивые вазочки с мармеладом, «предмет индейской работы»[662]. Все это в комнату приносили невидимые руки. Каждый день к отелю прибывали шесть экипажей с кучерами, готовые отвезти ее куда захочет. Мартино с удовольствием поднялась на шпиль церкви, откуда любовалась головными повязками «мулаток», носивших воду и фрукты прямо на голове, блестящими листьями юкки, синевой далеких рек и островами.
Друзья настояли, чтобы она побывала на субботнем вечернем рынке, устраиваемом рабами. Ей показывали, с каким удовольствием те продают свои изделия и фрукты, – они же явно счастливы, говорили ей. Однако Мартино хотела увидеть другой рынок, и это посещение все изменило.
Она на всю жизнь запомнила те сцены. На столе стояли два аукционера. Один держал молоток, другой выкрикивал ставки. За ними и внизу стояли те, кого собирались продавать. Вперед вышла женщина-мулатка в желтом платке и фартуке. На руках держала младенца, другой ребенок хватался за ее юбку. Мартино не могла забыть взгляд матери, метавшийся из стороны в сторону.
Англичанка подумала, что страдания матери заставят толпу замолчать, но все вокруг возбудились – и больше всех аукционер. Он с шуточками принялся призывать покупателей делать ставки. Это самое жуткое зрелище, какое только доводилось видеть.
Тем временем к ней обратилась дама, у которой она гостила, писательница с Севера:
– Вы знаете мою теорию: одна раса должна подчиняться другой. И неважно, кто это будет. Если когда-нибудь чернокожие возьмут верх, я не буду возражать, когда меня поставят на стол и продадут с моими детьми[663].
Мартино не знала, что ответить, лишь зафиксировала эти слова для книги.
Затем настала очередь мальчика лет восьми-девяти.
«Невыносимо было смотреть на этого ребенка», – вспоминала Мартино. Они со спутниками быстро покинули рынок рабов.
Казалось, во всем городе погасли огни, а вокруг распространилось жуткое сияние. Они отправились на «первый бал юной наследницы»[664]. Когда дарили цветы, когда вокруг вальсировали девушки в воздушных платьях, когда к ней подошел ребенок, чтобы ее поцеловать, а мужчины вокруг рассуждали о пошлинах и тирании, Мартино по-новому взглянула на черные лица в зале.
Потом стала задавать вопросы. Хотя отвечали ей с точки зрения рабовладельцев, она почувствовала себя обязанной сказать: «Все, что я узнала о нравственных преступлениях, невыразимых пороках и муках рабства, и что навеки останется в моем сердце, сказано теми, кто страдает от этого»[665].
Мартино не стала скрывать своего ужаса от хозяев дома. К их чести надо сказать, что они остались столь же любезными, как раньше. На Юге ей никогда не приходилось опасаться за свою безопасность. Зато вернувшись на Север, она испытала подлинный страх.
Здесь Мартино впервые увидела беспорядки, устроенные сторонниками рабства. В Бостоне проезжала мимо толп, собравшихся, чтобы уничтожить Гаррисона. «Толпа джентльменов» сначала хотела избить ее соотечественника Джорджа Томпсона, но потом протащила по улицам Гаррисона. Ее саму чуть не избили на собрании дам-аболиционисток. За окнами раздавались воинственные крики собравшихся. Дом, где ей предложили выступить, закидали камнями и навозом. Гарриет Мартино пришлось принимать мучительное решение. Это был один из самых болезненных моментов ее жизни. Следует ли высказать слушателям собственные взгляды, как она намеревалась?
Мартино сделала это, и жизнь ее больше никогда не была прежней. Об этом написали в Бостоне, весь город ополчился против нее. А когда информация о выступлении дошла до Юга, она стала получать пугающие приглашения «приехать и посмотреть, как здесь обходятся с иностранными подстрекателями. Меня были готовы повесить, вырвать язык» и швырнуть его на кучу экскрементов.
Как-то вечером к ней пришел Эллис Грей Лоринг. Он посоветовал не ездить на запад и юг. Повсюду ищут англичанку, которую легко узнать по слуховой трубке. Через нее он откровенно сказал: «Вас попросту линчуют»[666].
Мартино отправилась в Мичиган и на Великие озера. В течение нескольких месяцев она просыпалась с мыслью, удастся ли дожить до конца дня. В конце концов, с чувством глубокого облегчения она вернулась в Англию, но даже там продолжала получать угрозы, причем большинство приходило из Бостона.
И все равно ее невозможно было заставить замолчать. Она боролась пером, последовательно и неустанно обличая американский расизм. Если когда-то она побаивалась воинственных аболиционистов, теперь сама стала истинной аболиционисткой и была готова использовать все возможности, чтобы бороться против «величайшего порока» нации – «угнетения негров»[667].
Впрочем, и у нее были предубеждения. Однажды она заметила: «Голос белого человека, даже женщины, если она пользуется авторитетом, может заставить целый полк восставших рабов сложить оружие и бежать… Они никогда не выйдут на поле боя, если их не возглавят свободные чернокожие». Однажды назвала «отвратительным» вид восставшей женщины-рабыни[668]. В то же время через семнадцать лет после поездки в Америку она была всей душой предана делу аболиционизма и одной из первых вступила в общение с Крафтами.
Честно говоря, Мартино не ожидала от встречи многого. Как она позже говорила Эллису Грею Лорингу, эти выходные дни ей казались простым долгом. Однако гостей приняла так же, как принимали ее, с открытым сердцем.
Она предпочитала, чтобы ее называли «миссис Мартино» – «мисс» звучало слишком моложаво и демонстрировало ее открытость для брака, чего она вовсе не желала[669]. В сорок восемь лет она жила в окружении сильных женщин из глубинки – «амазонок» – в доме, построенном по ее проекту, на земле, которую она обрабатывала, в месте, которое выбрала сама[670]. Гарриет Мартино жила в соответствии со своими идеалами в британском городе Эмблсайд, поддерживала местное строительство и читала бесплатные лекции для бедных. Писала и развлекалась, как хотелось. Среди ее «амазонок» были Шарлотта Бронте, Джордж Элиот, а позднее Флоренс Найтингейл. Вскоре к этому кругу присоединилась и Эллен Крафт.
Дом Мартино находился в самом сердце Озерного края Англии, совсем рядом с домом ее давнего друга Уильяма Вордсворта. Поэт сделал этот край популярным, способствовали тому и железные дороги. Туристы со всей Англии устремились на озеро Уиндермир, сияющее под весенними лучами солнца, словно зеркало.
Приехав к озеру, Крафты и Браун в экипаже добрались до отеля «Салютейшн» в Эмблсайде. А оттуда было рукой подать до старинного моста и извилистой дорожки, которая вела к знаменитому дому Мартино «Холм». Добрались уже в сумерках. Они поднялись по ступеням и увидели библиотеку, окна которой сияли теплым светом.
Просторная комната была отделана с большим вкусом: гравюры, бюсты великих писателей прошлого, в том числе Шекспира, карта мира. Из библиотеки они попали в более уютную гостиную. На круглом столе были разбросаны акварели, стояли терракотовые фигурки. Небольшой стол был засыпан вскрытыми письмами и недавно изданными книгами. В центре гостиной со слуховой трубкой в левой руке стояла миссис Гарриет Мартино и дружески протягивала им руку.
У нее были выразительные глубоко посаженные глаза. Гарриет оказалась точно такой, как представлял ее Уильям Уэллс Браун: высокая, величественная, только чуть моложе, чем он думал. Мартино не терпелось услышать историю Эллен и Уильяма, и она пригласила их сесть поближе. Затем приложила слуховую трубку к уху и благодаря этому инструменту услышала рассказ о поразительных приключениях и путешествиях супругов. Однажды, выступая перед женским обществом аболиционистов, Уильям Уэллс Браун сказал: чтобы они по-настоящему поняли, что такое рабство и его ужасы, ему нужно было бы шептать им на ухо, одной за другой. В этой же гостиной история передавалась громко, через слуховую трубу.
Браун заметил, что по щекам Мартино текут слезы. Он навсегда запомнил ее слова, когда Уильям закончил рассказ: «Хотела бы я, чтобы каждая женщина в Британской империи могла бы услышать эту историю, чтобы они узнали, как к нашему полу относятся в этой всеми восхваляемой стране свободы». Они сидели в гостиной, их окружали книги. Мартино была особенно тронута желанием Эллен и Уильяма получить образование. И поклялась помочь.
Позже Мартино говорила друзьям и родным, что гости превзошли все ее ожидания[671]. Кузине Люси писала: «Они оказались очень разумными людьми и рассказывали много интересного, по-своему, просто и откровенно, как истинные леди и джентльмены, которых я встречаю каждый день»[672]. Гарриет не стеснялась проявлять симпатию: из трех гостей больше всего ей понравилась Эллен, на втором месте Уильям. Брауна же она «не нашла столь же интересным, как Крафты»[673].
Сам Браун мог об этом никогда и не узнать. Вечером он ложился спать, полный радости. А позже вспоминал: «Мысль, что я нахожусь под крышей дома автора книги “Время и человек” (роман о вожде революции на Гаити Туссен-Лувертюре) и на берегах красивейшего озера Великобритании… не давала мне заснуть». Он лежал и мечтал о путешествиях по берегу озера.
Озерный край не разочаровал. Рано утром они втроем отправились осматривать «самые красивые уголки долины»