[674]. Их сопровождала гостеприимная хозяйка, которая всего несколько лет назад была прикована к дому и постели, – казалось, ей суждено навеки остаться инвалидом. Но с помощью месмеризма Мартино чудесным образом исцелилась и с того времени ездила смотреть на пирамиды, уходила от погони бандитов в пустыне – и писала обо всем этом[675]. Живя в Озерном крае, Мартино стала заядлым туристом – весьма необычным, поскольку предпочитала мужские ботинки и курила сигары. Уильям Вордсворт даже ругал ее за длительные походы, утверждая, что чрезмерная ходьба «вредна» для женщин[676].
Она решила показать новым друзьям волшебной красоты пейзажи: мирные деревушки, где зеленые холмы казались настолько близкими, что их можно было потрогать, леса, где среди зелени резвились косули и кролики, а из-под ног порой взлетали изумленные фазаны. Здесь были искусственные каналы, озера и ручьи. Там и сям красовались великолепные статуи, покрытые мхом[677].
Конечно, в ходе такой прогулки и хозяйка, и гости нагуляли отличный аппетит, хотя у Мартино, к изумлению Брауна, полностью отсутствовали вкус и обоняние. Днем сосед Мартин, сэр Дж. К. Шаттлворт прислал роскошный экипаж, на котором хозяйка и гости отправились в деревню Грасмер. К шести часам они вернулись в Эмблсайд, где выпили чаю перед вечерней лекцией.
Американцы собрали огромную сумму. Как писала Мартино друзьям, «негры увезли» шесть фунтов семнадцать шиллингов и четыре пенса, – один пенс им пожертвовал маленький ребенок[678]. Мартино живо интересовалась финансовым положением Крафтов, особенно тем, есть ли у них деньги, которые можно направить на образование. Уильям чисто по-американски промолчал и не дал четкого ответа.
На следующий день, в воскресенье, гости писательницы на время разделились – пожалуй, впервые с начала совместного путешествия. Эллен с новыми друзьями-квакерами отправилась в Хоксхед, Уильям занялся письмом (Мартино писала друзьям, что Крафты «умеют лишь читать и писать»)[679], а Уильям Уэллс Браун чуть не погиб, поехав к водопаду Логригг на осле.
Гости воссоединились днем и отправились на более буколическую прогулку. Когда небо окрасилось в розовое золото, они подъехали к средневековой каменной церкви. Мартино провела их в тихий двор, к могиле под молодым тисом. Здесь Крафты и Браун поклонились памяти Уильяма Вордсворта, а затем вернулись в дом Мартино и стали собираться: на следующий день им предстояло ехать дальше.
В Эмблсайд Крафты и Браун приехали измученные безостановочными переездами и выступлениями. Уезжали же бодрыми и полными сил. Гарриет Мартино поддержала их британским гостеприимством. У нее они ощутили прилив энергии, необходимой для дальнейшего пути, который пролегал не среди изысканных домов интеллектуальной элиты и сельских домиков работяг Камбрии, а среди дымящих труб и заводов Лидса и Йорка. Новая подруга взялась за перо от их имени и проложила им новый путь.
«Триумф беглых рабов»
Через две недели Гарриет Мартино получила ответ – и вопрос. «Это можно сделать», – писала она Уильяму Уэллсу Брауну[680].
Все было организовано. Благодаря баронессе Крафты могли продолжить образование в самой идиллической обстановке. Вдова знаменитого поэта-романтика леди Байрон согласилась принять их в качестве учеников в одну из своих благотворительных профессиональных школ: Уильям и Эллен могли преподавать ремесла, столярное дело и шитье, а в обмен получали обучение и полный пансион. Требовались дополнительные средства, однако Мартино была уверена: их можно собрать, – участвовать согласилась сама леди Байрон.
Школа располагалась в городке Оккам, прославившемся «бритвой Оккама». Когда-то философ Уильям из Оккама сделал это место знаменитым, предложив идею, что при решении проблемы следует идти простейшим путем. Но если бы Крафты посмотрели на карту Англии, им пришлось бы изо всех сил щуриться, чтобы найти этот городок в графстве Суррей – железные дороги сюда не вели. Возможно, поэтому не спешили принять предложение и выбрали другой план.
Лекционный сезон был в самом разгаре, приглашения поступали одно за другим. Вскоре в Лондоне должна была открыться большая выставка: первая Всемирная выставка, организованная консортом королевы Виктории принцем Альбертом. В Гайд-парке по частям собирали огромный хрустальный дворец. Никто, а особенно Крафты с Брауном, не хотел пропустить главное событие года. Большая выставка давала беспрецедентную возможность рассказать миру о рабстве – на свободной и прозрачной глобальной арене. И до этого момента беглецы не хотели останавливаться.
Гарриет Мартино всеми силами побуждала Крафтов к действиям. Она рисовала друзьям самую счастливую развязку, воплотившуюся в жизнь аболиционистскую сказку. Героическая пара влюбленных бежала из рабства на жестоком американском Юге, затем покинула так называемую страну свободы, чтобы укрыться в Англии, где под крылом благороднейшей британки исполнилась их мечта получить образование и жить долго и счастливо. И чтобы закончить драматическую жизнь, нужно лишь слово. Как писала Мартино Брауну: «Пожалуйста, сообщите мне, готовы ли Крафты принять предложение и как скоро они желают поселиться в Оккаме». Однако Крафты отказались.
Когда Гарриет Мартино отправляла письмо, Крафты и Браун уже были далеко на востоке Англии, где сумели отметить неожиданно счастливое завершение истории другого беглого раба в Бостоне. У Шедрека Минкинса получилось освободиться, но его схватили, бросили в тюрьму и приняли решение о возвращении на Юг. Однако с помощью друзей Крафтов, в том числе Льюиса Хейдена, ему удалось бежать из тюрьмы.
Эту историю они рассказали на выступлении в Ньюкасле, а затем перед еще более восторженной аудиторией в Сандерленде, Йорке, Бредфорде и Лидсе перед рабочими. Истории эксплуатации, изобретательности, хитроумного выживания, семей, разбитых всепожирающей системой алчности и денег, затрагивали чувствительные струны в душах тех, кто до изнеможения работал в потогонных мастерских и на фабриках. (То, что Эллен называли белой рабыней, делало ее еще ближе к слушателям.)[681]
Однако была разница, на которую указывал Уильям. Сторонники рабства утверждали, будто американским рабам живется лучше, чем тем, кто полностью зависит от заработка. Уильям сорвал аплодисменты, заявив, что, хотя и знает, как страдают бедные люди в Англии, все же «беднейший из них не поменяется местом с лучшим рабом; а если сделает это, будет недостоин называться англичанином»[682].
Уильям много выступал, постепенно становясь самостоятельным оратором[683], уже не ограничиваясь историей собственного бегства и охоты за супругами. Он рисовал общую картину, критиковал рабство во всем мире, напоминал слушателям, что рабство пришло в Америку из Англии, и британцы обязаны положить конец тому, что начали. Уильям говорил о своем рабстве, о боли расставания с родными, о том, что трудится, чтобы выкупить их свободу. Он играл большую роль в грандиозной драме.
Если в Америке о том, кто придумал план бегства, почти не говорилось, то в Англии Уильям окончательно присвоил себе эту идею. Это он решил, что жена сможет успешно сыграть роль богатого белого джентльмена. Он заработал деньги, составил план, придумал маскировку. Эллен, по его словам, неохотно согласилась и вела себя абсолютно пассивно – в точности как в лекционных залах. Только уговоры мужа и вера в Бога заставили ее согласиться надеть мужскую одежду.
Возможно, Уильям подстроил историю под британские вкусы: вопросы собственности волновали их больше, чем американских слушателей. Мы не можем точно знать мотивы – и роль Эллен в изменении истории (если она вообще имела место)[684]. Однако ей определенно не нравилось, как пишут о ней на плакатах и листовках, подготовленных более энергичными Уильямами, побеждавшими ее числом. Термин «белая рабыня» звучал снова и снова, в газетах Эллен часто называли «белой женщиной»[685].
Впрочем, вскоре тактика изменилась. Крафты и Браун отправились на запад, где встретили друзей Гарриет Мартино, отца и дочь Эстлинов. Джон Бишоп Эстлин был знаменитым глазным хирургом, а Мэри – его единственной дочерью. Браун считал Эстлина одним из ближайших друзей в Англии. Так же стали думать и Крафты, когда пожилой доктор и его любимая дочь сердечно приняли их в своем доме. И хотя приняли очень тепло, за ними постоянно и пристально наблюдали[686].
Шестидесятипятилетний доктор и его тридцатилетняя дочь были нездоровы. Доктор страдал ревматизмом, болезнь Мэри нам неизвестна. Тем не менее Эстлин один из первых связался с Крафтами после их прибытия в Англию. Он писал Брауну: «Если Крафты не найдут друзей, готовых им помочь там, где они находятся, присылайте их в Бристоль, и я приму на себя все расходы»[687].
Пожилой доктор не был богат, зато славился своей щедростью. Он бесплатно лечил нуждающихся, дал Брауну денег на его панораму и всячески поддерживал аболиционистское движение. Жена его умерла рано, и с того времени доктор жил с дочерью. Аболиционистами они стали после путешествия по Карибам, где собственными глазами увидели, что такое рабство.
Эстлины встретили гостей так тепло, что Крафты сразу же вспомнили друзей-квакеров из Пенсильвании