Городок мог показаться уютным, зеленым концом мира. Старая приходская церковь, живописный особняк, школа, фермы, поля – и больше ничего. Компанию Крафтам составляли Лашингтоны: сестры Элис и Фрэнсис, почти ровесницы Эллен, управляли школой, и их отец Стивен, известный юрист-аболиционист и реформатор. В свое время он приложил немало усилий, чтобы работорговля в Англии прекратилась. Но, как с огорчением узнал Уильям, большую часть учеников школы составляли дети в возрасте до тринадцати лет[726]. Их училось около пятидесяти – половина мальчики, половина девочки[727]. Школу создали, чтобы дать детям образование и практические навыки, избавляя от дурного влияния и нищеты.
Эстлинам было нелегко убедить друзей приехать сюда, и они пребывали в состоянии легкой паники. Им казалось, что Эллен там понравилось, однако Уильям осматривал территорию с довольно мрачным видом. И неважно, что у школы свой печатный пресс, глобусы и даже «волшебный фонарь», Крафтам выделили домик, а затем и отдельное место для учебы[728]. Контраст с миром Всемирной выставки, где встречались и пересекались разные культуры, куда съехались люди всех цветов кожи, где повсюду можно было видеть достижения технологии, оказался слишком резким. Даже в Джорджии Крафты не жили в такой глуши.
Уильям спросил, нельзя ли перебраться поближе к Лондону. Когда они обсуждали финансовые вопросы с доктором Эстлином, он сказал, что не хотел бы пользоваться благотворительностью[729]. Сам Уильям жаждал осенью вернуться к лекционной работе вместе с Брауном и его панорамой, но тот сам посоветовал Крафтам отправиться в Оккам. Лекционный сезон близился к концу, к нему уже ехали дочери, пришло время задуматься о будущем. Эстлин тоже считал, что на данный момент Оккам – лучшее место для супругов. Неприлично отклонить такое предложение.
Да и Эллен тут понравилось. Эстлин писал, что Эллен с самого начала приглянулся Оккам. Если понятно, почему Крафты не хотели сюда ехать, точно так же понятно и то, почему они согласились. Несколько месяцев супруги постоянно переезжали с места на место вместе с Брауном. Эллен чувствовала себя неважно. В Оккаме они наконец обрели покой, безопасность и одиночество. Они могли получить образование и начать семейную жизнь на свободе – воплотить давнюю мечту, которая заставила их бежать из Мейкона. Здесь можно было зажить спокойной домашней жизнью и получить образование.
Крафты остались, их друзья вернулись в столицу. Между ними было 48 километров, но это совершенно разные миры. Эстлины приехали в Лондон и написали друзьям о «счастливой развязке» истории Крафтов. Они были рады, хотя в глубине души понимали: не все так, как казалось. Их беспокоило настроение Уильяма. Эстлин предупреждал его: потеряв поддержку новых друзей, не удастся ее вернуть. Зато об Эллен он отзывался в исключительно восторженном тоне, предсказывая, что она «рождена для великих дел!»[730].
И одно такое возникло в ближайшие месяцы: Эллен и Уильям ждали ребенка.
Рожденный свободным[731]
В неизвестный нам день изящная дама лет пятидесяти, подобрав пышные юбки, поднималась по лестнице скромного домика в Суррее. Она прошла через узкий холл и остановилась у порога комнаты, где у окна за шитьем сидела молодая женщина. Гостья заметила на ее коленях учебник грамматики, а рядом на столике газеты – Liberator Гаррисона и North Star Дугласа. Молодая женщина заметила гостью и поднялась, чтобы поздороваться. К Эллен Крафт приехала леди Байрон.
Две дамы провели за чаем около часа. Эллен снова рассказывала свою историю, и гостья не могла сдержать слез. Леди Байрон была поражена, что Эллен казалась совершенно белой и близкой ей по духу. Она поверить не могла, что рядом с ней «американская рабыня». Удивило и другое. Когда Эллен поднялась, чтобы поздороваться и приготовить чай, становился виден округлившийся живот. По-видимому, ей пришлось распустить пояс юбки, как она когда-то сделала это для хозяйки в Мейконе.
Леди Байрон живо вспомнила собственную беременность много лет назад. Тогда эта талантливая женщина (за способности к математике ее называли «принцессой параллелограммов»[732]) обнаружила, что молодой муж, знаменитый поэт лорд Байрон, неверен ей и жесток. У него было множество скандальных романов – по слухам, даже с собственной единокровной сестрой. Через несколько недель после родов леди Байрон забрала ребенка и сбежала. А теперь единственная дочь Ада Лавлейс (сегодня ее называют первым компьютерным программистом и первым визионером мира технологий) тяжело больна (и вскоре скончалась). Однако у долгожданного ребенка Эллен, в отличие от дочери Байрона, была надежда – ему предстояло родиться в атмосфере истинной любви.
Общение двух женщин, о котором Уильям Уэллс Браун написал в Liberator (не упоминая о беременности Эллен), дает нам возможность представить жизнь Крафтов в Оккаме, о чем почти никто не упоминает. Для супругов это был год беременности, новых надежд и свершений, новых знаний и ожиданий – и в то же время мрачный, чему способствовали известия с другого конца света.
Жизнь в Оккаме протекала в соответствии с установившимся ритмом. Эллен и Уильям смогли реализовать давнюю мечту – получить образование, что было запрещено в рабстве[733]. Утром занимались чтением и письмом, музыкой и математикой, а также изучением Священного Писания (отдельно от школьников). За несколько месяцев они научились свободно читать и писать. Днем обучали школьников своему мастерству – шитью и столярному делу. Получалось хорошо, дети их любили. По воскресеньям они посещали службу в старинной приходской церкви. Супруги пользовались популярностью в школе и окрестностях: по утрам девочки махали Эллен платочками, а местные жители приветствовали их, приподнимая шляпы.
Однако их друзья чувствовали, что Крафтам «очень одиноко». Особенно «остро ощущала изоляцию от своих американских друзей» Эллен. И чувства эти становились все сильнее с приближением родов[734]. Через месяц пребывания в Оккаме Крафты ненадолго выехали в Лондон, где встретились с Уильямом Уэллсом Брауном. Тот счел, что они вполне счастливы. Их навестили Эстлины. Завидев на дороге пожилого доктора с дочерью, Эллен бросилась навстречу. Но такие визиты были слишком короткими и редкими. Браун вскоре отправился в лекционный тур, Уильям страстно хотел быть с ним, но пришлось оставаться в английской глубинке, где не было никого, кто разделял бы его взгляды и был бы ему родственной душой.
Возникли и другие проблемы. Пошли слухи, что у Уильяма Уэллса Брауна роман с Эллен. А сама Эллен в начале беременности чувствовала себя настолько плохо, что пришлось вызывать в Оккам доктора Эстлина. Плохое самочувствие сопровождало ее всю беременность[735]. Доктор возмущенно опровергал глупые слухи, но они порождали столько проблем для Брауна, что тот даже подал в суд на человека, который, как он считал, их распространил: на Джона Скобла.
А потом пришли известия из Америки. Биологический отец Эллен и хозяин ее матери Джеймс Смит долгое время тяжело болел. Крафты и их друзья-аболиционисты «день и ночь» трудились, чтобы выкупить мать Эллен. Сама она постоянно беспокоилась о Марии. Если бы Эллен узнала о болезни отца, то поняла бы, что последний шанс освободить мать вскоре исчезнет[736].
В начале мая, примерно в середине беременности Эллен, когда она начала ощущать толчки ребенка, Джеймс Смит скончался. Газета Georgia Telegraph сообщила о кончине «замечательного человека». В некрологе писали: «Все, кто его знал, ощущали несокрушимую цельность его характера и сердечную теплоту. Привлекательная открытость манер делала его всеобщим любимцем. Невозможно поверить, что у такого человека был хоть один враг… Великолепный адвокат, не знавший равных. Интеллигентный гражданин, думавший о благе общества, надежный и верный друг, добрый и чуткий сосед, всегда готовый прийти на помощь… Человек с абсолютно незапятнанной репутацией…»[737]
Имущество Смита было учтено и переписано. После него остался кирпичный особняк в центре Мейкона, плантация в округе Хьюстон, множество скота, акции, домашняя утварь и домашний скот стоимостью 17 900 долларов, а также 116 рабов – мужчин, женщин и детей. Среди них была семилетняя Эллен (500 долларов) и шестидесятилетняя Мария (0 долларов), а еще сорокалетняя Мария, официально оцененная в 500 долларов, но считающаяся бесценной – и (но по совершенно иным причинам) в глазах ее дочери Эллен Крафт, и в глазах новой хозяйки Элизы Кливленд Смит[738].
После смерти Джеймса Смита Мария перешла в руки наследницы. Миссис Смит могла поступить с ней, матерью ребенка, с которым пришлось расстаться, как угодно. Она могла продать Марию «вниз по реке» или подарить члену семьи, могла продать Крафтам за любые деньги. Но предпочла оставить при себе.
В последнем триместре беременности Эллен получила новые печальные известия с Юга. В газетах писали, что Эллен настолько несчастлива на свободе, что бросила мужа и кинулась к некоему американцу, умоляя его вернуть ее хозяевам. Казалось, власти Юга, взбешенные неспособностью контролировать ее действия и вернуть ее тело, решили исказить в своих интересах историю: доказать, что она неспособна жить самостоятельно и является рабыней по духу – бросила мужа и не смогла быть хорошей женой. Фальшивыми статьями они пытались подавить ее волю и желания. Подобных сообщений было так много, что даже добросердечный священник Сэмюэль Мэй-младший, который помогал Крафтам выбраться из Бостона, им поверил и отправил Эстлину вырезку из