Эллен в Англии продолжала заниматься общественной работой. Она добилась поддержки Севера в гражданской войне, боролась за оказание помощи и организацию просвещения недавно освобожденных рабов, собирала средства на открытие школы для девочек в Сьерра-Леоне – и все это время в одиночку воспитывала детей[755]. Она приглашала в свой дом других активистов и беглых рабов, собирала средства, выступала, спорила со знаменитыми писателями и политиками, шила одежду для освобожденных рабов. Ее называли превосходной предпринимательницей: со временем ее сбережения превысили 2000 долларов[756]. Но главным личным успехом этого периода стало воссоединение с матерью. Эллен сумела исполнить еще одну заветную мечту.
На это ушло немало времени. Хотя по указу Линкольна Мария в 1873 году получила свободу, Мейкон оставался на стороне Конфедерации, и мать Эллен оставалась в рабстве по другую сторону фронта. Когда Южная Каролина первой отделилась от Союза, Мария слышала грохот сотни пушек и звон колоколов в Мейконе – город праздновал важное событие. Молодые люди записывались в армию. Среди них был и любимый сын Смита, единокровный брат Эллен Боб[757]. Он погиб, возглавив атаку, и по улицам Мейкона прошла траурная процессия в его честь.
Железные дороги Мейкона делали город исключительно важным в стратегическом отношении. Вскоре именно здесь расположился арсенал конфедератов. Однако все изменилось в апреле 1865 года, когда молодой генерал Союза Джеймс Гаррисон Уилсон маршем прошел через город, взяв в плен президента Конфедерации Джефферсона Дэвиса. По-видимому, Эллен обратилась к генералу с просьбой разыскать ее мать. Она мобилизовала целую армию активистов и их друзей в Лондоне, Бостоне, по всей Америке и на Юге. И в жаркий июльский день 1865 года ей это удалось. Генералу потребовался лишь день, чтобы найти Марию. Он писал, что та «комфортно живет в обществе цветных друзей» всего в нескольких метрах от его лагеря на Малберри-стрит в Мейконе[758].
Генерал лично пригласил Марию в свой лагерь. И здесь, на той самой улице, с которой сбежала Эллен, прочел письмо от дочери. Генерал писал, что мать Эллен пребывает «в добром здравии… она бодра и моложава для женщины своих лет». Мария ответила, что была бы счастлива воссоединиться с дочерью за океаном, если удастся собрать деньги на переезд.
И вот через четыре месяца в незабываемый осенний день мать Эллен отправилась с мейконского вокзала в собственное трансатлантическое путешествие. Она больше не была рабыней. В Англию она поехала в качестве няни вместе с семьей бывшего подполковника Конфедерации Джеймса Бертона.
Когда она садилась на поезд, «тысячи людей» собрались, чтобы ее проводить[759]. Это были освобожденные рабы, такие же, как и она. Все они знали поразительную историю ее дочери: о ней писали в газетах, она будила ярость и страх в сердцах поработителей. Эта история помогла разрушить мир, в котором они жили и от которого мечтали освободиться. Эта история сделала наш мир таким, каков он сейчас.
«Когда поезд тронулся от платформы города, где она была рабыней, – писали газеты, – собравшиеся негры разразились громкими аплодисментами». Мать Эллен в последний раз смотрела на Мейкон из окна поезда. Она больше не боялась за дочь, она гордилась теми, кто пришел ее проводить. Мария проделала огромный путь по железной дороге, на пароходе, в экипаже, на океанском лайнере. И вот она на лондонском вокзале Кингс-Кросс, где встречать ее собралась такая же огромная толпа, как и при проводах на другом конце света. И среди них Эллен.
В газетах писали: «Бледная от тревоги дама, дрожащей рукой державшая за руку маленького мальчика, более темнокожего, чем она сама, встретила столь дорогую ее сердцу мать, словно восставшую из мертвых».
Прошло семнадцать лет, мать и дочь сумели наконец преодолеть тысячи километров и вновь обнять друг друга. Одной рукой Эллен обнимала сына, другой – мать. Так соединились прошлое, настоящее и будущее.
Мы не знаем, удалось ли Уильяму воссоединиться с матерью или другими родственниками. Хотя он писал, что «выкупил мать из рабства», а его брат Чарльз сам выкупил свободу и осел в Мейконе, судьба младшей сестры Уильяма Элизы осталась загадкой[760].
Нам мало что известно и о дальнейшей жизни Крафтов, хотя поздние годы были полны событий. После возвращения Уильяма из Африки, решения финансовых проблем и окончания гражданской войны Крафты решили вернуться в Соединенные Штаты и воплотить собственную «американскую мечту»[761]. Они отплыли из Ливерпуля, оттуда, куда когда-то приплыли из Америки. Вернуться в Штаты захотели не все. Двое сыновей, Брогем и Уильям, остались в Англии заканчивать образование. О Марии тоже не упоминается, однако Эллен держала на руках Мэри Элизабет, малышку, носившую имена родной и двоюродной бабушки, Мэри Элизы Хили. Печально, но девочка умерла вскоре после прибытия семьи в Бостон. Вскоре после этого родители покинули Север, чтобы прожить жизнь по-новому. Круг завершился: они вернулись на Юг.
Хотя Крафты собирались поехать в Джорджию, осели они на плантации Гикори-Хилл в Южной Каролине. И здесь решили написать счастливую развязку собственной истории. Используя деньги, заработанные на Севере и в Англии, а также собственное образование, они объединили усилия всей семьи и создали собственный сельскохозяйственный и образовательный кооператив – американский Оккам[762]. Но все пошло прахом, как часто случалось в те времена: «ночные наездники» с факелами погубили дело их жизни.
Крафты начали все сначала, на сей раз на плантации Вудвилл близ Саванны, в Джорджии. И здесь Эллен обосновалась надолго. Уильям часто был в разъездах. Он читал лекции и собирал деньги. Изначально место не сулило ничего хорошего: «дома в жалком состоянии, все в дырах, грязные, полные крыс и змей», как вспоминала Эллен, а поля заросли сорняками[763].
Но со временем с помощью детей (в том числе сыновей, вернувшихся из Англии) Крафты сумели превратить заброшенное место, где некогда трудились рабы, в процветающую ферму и школу, где жили и работали сотрудники и ученики. Здесь выращивали хлопок, рис и горох. Здесь строили новые дома и ремонтировали старые. Здесь построили церковь. В Вудвилле Крафты сумели соединить все мечты: семью, свободу, образование, общественную работу и веру.
Гордостью общины была школа, которую Эллен называла «лучшей школой для белых или цветных детей в округе Брайан»[764]. Стены были выкрашены белой краской, окна сияли стеклами. Школа находилась всего в нескольких десятках метров от железной дороги, где каждый день из Саванны во Флориду проходил поезд, напоминавший о прошлом.
Как писал Уильям, там учились писать и читать семьдесят пять мальчиков и девочек, сыновья и дочери бывших рабов. Здание одновременно служило и церковью, и по воскресеньям прихожане, пройдя босиком 24 километра, надевали у входа обувь. Одна женщина 106 лет, видевшая, как продавали ее пятнадцать детей, и некогда бывшая рабыней именно на этой плантации, так говорила о произошедших изменениях: «Раньше казалось, на этой плантации на волю выпустили дьявола. Кровь со спин людей текла, словно вода. Теперь это место стало храмом живого Бога!»[765]
Помимо работы в Вудвилле, Крафты активно занимались политикой. Уильям выдвигался на пост сенатора штата от республиканской партии. (В те времена республиканская и демократическая партии были совсем не такими, как сегодня.) Он проиграл белому демократу на выборах, где звучали такие призывы: «Каждый истинный гражданин, желающий чистоты и честности администрации штата, должен исполнить свой долг на приближающемся испытании». Уильям даже встречался с президентом Улиссом С. Грантом, который предлагал ему стать министром в Либерии[766]. Но мечты Уильяма и Эллен, как всегда, превосходили ограничения мира, в котором они жили.
Супруги перевернули свой мир с ног на голову, когда бежали из Джорджии, а Эллен переоделась и притворилась белым мужчиной. Точно такое же воздействие на сложившийся порядок произвело их возвращение. Изумление было взаимным. Южане не верили глазам, видя новых чернокожих соседей, одетых в континентальном стиле, говоривших с британским акцентом, читавших книги и преподававших в школе[767]. Дети Крафтов, которые всю жизнь прожили в Англии, с изумлением начинали новую жизнь в штате, где их родители некогда были рабами. Однако испытания Крафтов не закончились с их бегством с Юга. Так же произошло и после возвращения в Джорджию. На сей раз их противниками были не только южане, но и северяне.
Все началось с того, что один из их соседей, напуганный, как можно предположить, успехами Крафтов, в Бостоне обвинил их в мошенничестве. Чуть позже человек из Бостона, который ранее поддерживал Крафтов, опубликовал в местных газетах письмо с нападками на Уильяма. Оно возымело столь губительное действие, что в 1878 году Уильям подал в суд иск о клевете[768].
В суде Крафты выступали твердо и уверенно. Уильям несколько дней выступал «спокойно и откровенно»: одна из газет писала, что если бы вердикт выносили после его выступления, он обязательно выиграл бы[769].
Затем о своей работе красноречиво и трогательно рассказала Эллен. Ее выступление произвело такое действие, что ее назвали «ангелом-хранителем страждущих»