[266], вследствие чего появилось обширное законодательство о чистоте крови, определяющее, кто и к какой расе принадлежит. Более того, в отличие от американского законодательства об иммиграции и гражданстве, этот закон не делал тайны из своих расистских целей, не используя никаких обходных путей или оговорок.
Опять-таки, американский закон о чистоте крови являлся единственным образцом зарубежного законодательства, предлагавшим обширный перечень взглядов, которые творцы нацистской политики могли изучать и использовать. Но тут мы приходим к самой неприятной иронии во всей этой истории: нацисты оказались не готовы заимствовать американский закон о чистоте крови целиком, но вовсе не потому, что сочли его слишком просвещенным или эгалитарным. Тягостный парадокс состоит в том, что, как мы увидим далее, нацистские юристы, даже радикальные, считали американский закон о чистоте крови слишком жестким для его принятия в Третьем рейхе. С нацистской точки зрения в этой области американское расовое законодательство попросту зашло чересчур далеко, чтобы его примеру могла прямо последовать Германия. Тем не менее мы также увидим, что нацистские юристы прилагали реальные усилия к изучению законов американских штатов в поисках полезных для себя знаний.
К «Закону о крови»: сражения на улицах и в министерствах
Прежде чем перейти к подробностям того, как поступили нацистские политики с американскими законами о запрете на смешение рас и чистоте крови, важно еще раз привести некоторый исторический контекст. Нацистское исследование американского законодательства против смешения рас происходило на фоне конфликтов, имевших место в течение нескольких месяцев после прихода Гитлера к власти в начале 1933 года. Во-первых, имелся политический конфликт между уличными радикалами, желавшими продвигать нацистскую программу посредством спонтанного, подобно погромам, насилия, и партийными чиновниками, которые хотели сохранить контроль за «национальной революцией» в руках государства. Во-вторых, продолжался бюрократический конфликт между двумя группировками: с одной стороны, нацистскими радикалами, призывавшими к самым суровым мерам, и, с другой стороны, юристами более традиционного склада, пытавшимися по возможности придерживаться прежних юридических обычаев и внести ряд смягчений в нацистские постановления и законы. Наконец, имелся конфликт по поводу международных отношений. Планы радикальных нацистов провести направленное против «цветных» рас законодательство сталкивались с яростными протестами во многих частях мира, включая Японию, Индию и Южную Америку[267]. Оказавшись перед угрозой бойкота, нацистские политики испытывали давление, вынуждавшее их смягчить свою расистскую законодательную программу. Все эти конфликты имели решающее значение для использования нацистами американского законодательства о браке и расовом смешении.
Сражения на улицах: призыв к «недвусмысленным законам»
Политический конфликт на улицах лежит в непосредственной основе Нюрнбергских законов. Как доказали историки, Нюрнбергские законы были провозглашены в ответ на радикальное уличное насилие. В 1933, а затем в 1935 году, во время хаотических первых лет «национальной революции», было широко распространено насилие «снизу» – то, что нацисты называли «индивидуальными действиями» против евреев, многие, хотя и не все, из которых приводили к смерти, – действия, не санкционированные и не направляемые берлинскими властями[268]. Неизбежными были случаи, когда целью их оказывались евреи, виновные в Rassenschande, «осквернении расы», которых обвиняли в «сексуальном смешении» с немцами[269]. Генрих Кригер, ведущий немецкий исследователь американского расового законодательства, рассматривал эти «индивидуальные действия» на улицах как немецкие аналоги американских судов Линча: как жители американского Юга, движимые своим «расовым самосознанием», действовали помимо законных каналов, участвуя в прискорбно диком и неуправляемом насилии против черных «осквернителей расы», так и немцы применяли хаотичное насилие против евреев[270] – «восставая», словами Партийного управления по расовой политике, против «чуждой расы, пытающейся одержать верх».
Центральное нацистское руководство также рассматривало эти «индивидуальные действия» как нечто прискорбное по двум причинам. Во-первых, они создавали дурной имидж в иностранной прессе. В частности, министр финансов Хьялмар Шахт, беспокоясь о том, что уличное насилие вредит международному образу Германии и тем самым тормозит ее экономическое восстановление, призывал к жестким мерам против подобного движения[271]. Во-вторых, «индивидуальные действия» отражали неспособность центральных органов партии контролировать вопросы, всегда игравшие немалую роль для нацистских амбиций. Нацисты предпочитали официальное, упорядоченное и надлежащим образом контролируемое преследование со стороны государства, а не линчевание на улицах или «действия, спровоцированные рядовыми членами партии». Как отмечал Гуннар Мирдаль в 1944 году, нацистские расисты, в отличие от расистов американского Юга, понимали преследование как задачу «централизованной организации фашистского государства»[272], во что не вписывалось народное «правосудие» по Линчу.
Именно эти соображения по поводу опасности немецкого уличного насилия привели к провозглашению «Закона о гражданстве» и «Закона о крови» в Нюрнберге. Обеспокоенная тем, что «национальная революция» может выйти из-под контроля, партия решила навести порядок, создав «недвусмысленные законы», которые бы надежно передали вопросы преследования в руки государства[273]. В течение месяцев, предшествовавших «Партийному съезду Свободы» в сентябре 1935 года, министр внутренних дел Фрик и другие неоднократно заявляли, что готовится законодательство как о гражданстве, так и о расовом смешении с целью навести порядок на улицах[274].
Сражения в министерствах: Прусский меморандум и американский пример
Подготовка необходимых «недвусмысленных законов», однако, проходила в тени бюрократического конфликта между нацистскими радикалами и более традиционно настроенными юристами. Нацистские партийные радикалы требовали далеко идущей криминализации сексуального смешения. Еще в 1930 году нацистские депутаты Рейхстага внесли предложение криминализовать расово смешанные браки[275], а после прихода нацистов к власти в 1933 году радикалы продолжали продвигать те же требования предотвратить «любое дальнейшее проникновение еврейской крови в тело германского Volk». Традиционные юристы оказывали существенное и какое-то время успешное сопротивление. Данный конфликт между нацистскими радикалами и традиционными юристами примечателен сам по себе и заслуживает более тщательного рассмотрения. Это главный эпизод в современной истории права – прецедент того, как юридические традиции могли накладывать определенные ограничения в процессе скатывания в нацизм. И конфликт этот с самого начала отчасти касался вопроса о полезности американской модели.
Радикальная программа нацификации германского уголовного законодательства изложена в ключевом тексте, известном как Прусский меморандум, впервые опубликованном в сентябре 1933 года, в тот момент, когда угасла волна летнего уличного насилия[276]. Этот бескомпромиссный текст, установивший базовую терминологию для того, что два года спустя стало «Законом о крови»[277], был составлен командой, собранной Гансом Керрлом, нацистским радикалом, занимавшим должность министра юстиции Пруссии. Команду Керрла возглавлял Роланд Фрайслер, которому будет отведено немалое место в этой главе. Фрайслер, печально знаменитый нацистский юрист, впоследствии занимал должность председателя кровавого нацистского Народного суда – «убийца на службе Гитлера», как называет его один из биографов[278], – и участвовал в Ванзейской конференции, принявшей решение об истреблении евреев[279].
Главной целью Прусского меморандума, над которым совместно работали Фрайслер и другие радикалы, было избавиться от «либерального» уголовного законодательства Веймарской республики в пользу жесткого нового подхода, типичного для нацистской политики. С этой целью в нем подробно перечислялись требования к ужесточению уголовного законодательства, встретившие немалую критику со стороны традиционно настроенных юристов[280]. Среди этих требований имелся фрагмент, излагавший программу, которая была включена в «Закон о крови» два года спустя. В этом фрагменте указывались два примера, которым мог следовать новый нацистский порядок: средневековые изгнания евреев в Европе и современные американские законы Джима Кроу.
В данном фрагменте, который горячо обсуждался как в стране, так и за рубежом, авторы Прусского меморандума призывали к созданию трех новых расовых преступлений: «расовой измены», «причинения вреда чести расы» и «подвергания расы опасности». Авторы начинают с пролога, описывающего нацистский взгляд на историю:
История учит, что расовое разложение [Rassenzersetzung] ведет к деградации и упадку Völker. В противоположность этому Völker, избавившиеся от расово чуждых элементов