[431], и ко всем этим прецедентам нацисты проявляли интерес.
Но лидером внутри этого мира в эпоху восхождения Гитлера была Америка. Такова правда, и нам от нее никуда не уйти. Именно американское законодательство об иммиграции, гражданстве и запрете на смешение рас постоянно цитировали нацисты. Именно американским законам Джима Кроу было отведено главное место в Прусском меморандуме. Именно доклад об американском законодательстве подготовило министерство юстиции для обсуждения на собрании 5 июня 1934 года. Именно к американским законам обращались на этом собрании радикалы. Именно американская криминализация расово смешанных браков стала предтечей «Закона о крови». Именно на американское завоевание Запада столь часто ссылались нацисты, участвуя в кампаниях уничтожения неугодных народов в 1940-е годы[432]. Нацизм определенно не являлся продуктом, созданным в Америке и импортированным в Германию, но остается фактом, что, когда нацисты решили установить расистский порядок, они в первую очередь обратились в поисках подходящих моделей к Америке.
Естественно, сегодня это звучит странно и даже неприятно. Мы считаем Америку родиной свободы и равенства и одним из столпов объединенной борьбы с нацизмом во время Второй мировой войны. В более широком смысле мы считаем британские традиции прецедентного права одним из главных исторических источников современной правовой культуры, возможно, даже самым главным источником. Но при тщательном рассмотрении сути юридической основы нацизма ничего странного в этом не находится. Нацизм тоже был движением за равенство, если не за свободу: как я утверждал ранее, обещая «национальную революцию» германскому народу, нацизм обещал поднять его социальный уровень – что все расово чистые немцы в том смысле, как это определяли нацисты, будут занимать высокий статус в германском обществе. Общество не будет больше делиться на знатных немцев и немцев-простолюдинов, немцев-хозяев и немцев-слуг. Каждый немец теперь будет считаться равным членом правящего класса лишь благодаря принадлежности к господствующей расе[433]. Нацистская «национальная революция» была в этом смысле полностью эгалитарной социальной революцией.
Сходство с англоязычным и особенно американским миром было намного менее отдаленным, чем может показаться нам сегодня. Американское движение за белое превосходство тоже было основано на «непоколебимом равенстве среди белых»[434]; оно утверждало равные права для всех представителей пользующейся преимуществом расы, яростно отвергая статусное неравенство времен аристократического прошлого. Такова была, в частности, природа демократии Джексона. В этом смысле между американским эгалитаризмом и американским расизмом имелась глубокая связь. Гитлер восхвалял Америку в «Mein Kampf» отчасти потому, что полагал наличие в ней именно такого понимания различий рас, в котором, по его мнению, нуждалась Германия: Америка, в отличие от Европы, подарила миру «огромное количество изобретений», поскольку американцы, в отличие от европейцев, давали «талантливым людям из нижних социальных слоев» шанс проявить себя[435]. Гитлер также обещал преобразовать германское общество, повысив положение «людей из низших социальных слоев». Естественно, подобное эгалитарное обещание могло быть реализовано лишь за счет не-«арийцев», но, опять-таки, это ничем не отличалось от того, что имело место в обширных областях права англоязычного мира. В этой связи стоит заметить, что немецкие слова «господин», «Herr», и «превосходство», «Vorherrschaft» или «Oberherrschaft», весьма близки по смыслу: немецкое «господствующая раса» лингвистически близкородственно английскому «белому превосходству», и немецкие авторы нацистского периода понимали это именно так.
Так что интерес нацистов к Америке в 1930-е годы вовсе не выглядит столь странным, каким он кажется сегодня. Естественно, нужно также иметь в виду геополитику того времени. Перед глазами нацистов был земной шар, на котором главным образом господствовали англоязычные страны. Британия стремилась к мировому господству задолго до Гитлера[436]. Более того, англо-американские лидеры и интеллектуалы, среди которых особо выделяются Теодор Рузвельт и Джеймс Брайс, защищали свою власть над большей частью мира с помощью откровенно расистских действий; это были люди, которые, по словам Рузвельта, «верили в сохранение умеренных зон новых и новейших миров в качестве наследия для белых людей»[437]. Как верно отмечали ученые, среди «нордических» держав Америка являлась естественной геополитической моделью для нацистской Германии. Именно «англосаксонские» Соединенные Штаты построили впечатляющую континентальную империю, тем самым послужив экспансионистской моделью для Рейха, полного решимости завоевать земли на востоке. Именно «англосаксонские» Соединенные Штаты изобрели международную законодательную доктрину, оправдывавшую их место как гегемона в своем полушарии, в виде доктрины Монро с ее еще более агрессивным дополнением Рузвельта 1904 года[438]. Естественно, германские расисты межвоенного периода часто рассуждали о том, что Соединенные Штаты в итоге поддадутся расовому смешению и придут в упадок – хотя сам Адольф Гитлер считал иначе, по крайней мере, до начала Второй мировой войны[439]. Но даже если некоторые из них полагали, что Америка может споткнуться, у них не было никаких причин отказываться от изучения уроков американского расизма. Возможность геополитического упадка Америки лишь подтверждала истину, что нацистской Германии пришлось бы применять американскую политику со всей строгостью, которую не смогли бы обеспечить сами американцы.
Но разве, несмотря на всю привлекательность «нордической» Америки для нацистской Германии, не очевидно, что никуда не девались существенные и в конечном счете достаточно глубокие различия?
Само собой, таковые имелись, что подчеркивали сами нацисты. Прежде всего, американское расовое законодательство сосуществовало с конституционной традицией, оказывавшей сильное влияние на американскую правовую культуру, особенно в виде поправок периода Реконструкции. Естественно, этого влияния было недостаточно, чтобы помешать Соединенным Штатам стать первопроходцем в создании расистских законов. История американского права в течение десятилетий после 1877 года представляет собой почти непрекращающийся поток постыдных нарушений принципа равенства, который предполагалось воплотить в поправках Реконструкции, – принципа, который, как с презрением заявляли нацисты, заключался в том, «что все, кто имеет человеческий облик, равны». Тем не менее поправки Реконструкции[440] существовали, и американским юристам всегда приходилось с ними считаться, пусть даже лишь с целью их обойти. Как писали Десмонд Кинг и Роджерс Смит, в Америке всегда имели место трения между сторонниками «белого господства» и «эгалитарных преобразований»[441] В нацистской Германии, естественно, не было ничего похожего, и нацистские эксперты рассматривали американскую конституционную традицию со смесью удивления и презрения.
Америку отличала от нацистской Германии не только конституционная традиция. Имелась иная, возможно, еще более существенная разница: нацистские расисты использовали государственную власть совершенно иначе и намного безжалостнее, чем американские. По данной теме полезно обратиться к Гуннару Мирдалю, шведскому ученому, чья книга 1944 года «Американская дилемма: проблема негров и современная демократия» во многом потрясла американские расовые отношения и заложила основу для движения за гражданские права после Второй мировой войны. Вот как Мирдаль отвечал на распространенный в 1930-е и 1940-е годы вопрос о том, можно ли назвать «фашистским» Юг с его законами Джима Кроу:
Из-за однопартийной системы и шаткого состояния гражданских свобод Юг порой называют фашистским. Это, однако, неверно… На Юге полностью отсутствует централизованная организация фашистского государства. Напротив, политика южных штатов полностью децентрализована и даже хаотична. Демократическая партия во многом противоположна «государственной партии» в современном фашистском смысле. Она не имеет осознанной политической идеологии, никакой жесткой организации на уровне региона или штата и никакой централизованной эффективной бюрократии. «Жесткий контроль», поддерживающий политическое единство Юга, не является какой-либо общей политикой – он направлен лишь против негров. Юг статичен и занимает оборонительную позицию, а не динамичен и агрессивен[442].
В этом анализе есть чему возразить. Вероятно, Демократическая партия Юга все же проводила некую «общую политику» в начале 1930-х годов, когда, как утверждает Кацнельсон, она обеспечивала критически важную политическую поддержку «Новому курсу», особенно – правительственным программам по борьбе с нищетой в ее обедневшем регионе[443]. Нацистский же вариант фашизма во многом определенно был направлен против евреев. Сходство между Соединенными Штатами и нацистской Германией в начале 1930-х ближе, чем допускает Мирдаль.
В конечном счете Мирдаль подчеркнул, вероятно, единственное наиболее важное различие между расизмом нацистов и расизмом среди «родств