Джимми схватил шляпу и кинулся к двери, которая неожиданно распахнулась, и весь проем заполнила огромная фигура матери.
— Ты чего? — крикнула она, входя в комнату.
Джимми отвел душу в злобных ругательствах и недобро засмеялся:
— Мэгги по кривой дорожке пошла! Так-то! Поняла?
— Чего?
— Мэгги по кривой дорожке пошла — понятно? Или ты оглохла? — теряя терпение, рявкнул Джимми.
— Да ну… — пробормотала в изумлении мать.
Джимми хмыкнул и начал смотреть в окно. Мать села на стул, но тут же в бешенстве вскочила, выплеснув целое море ругательств. Сын повернулся и посмотрел на нее: она кружила и раскачивалась в центре комнаты, лицо искажено от ярости, грязные руки высоко воздеты в проклятии.
— Будь она навеки проклята! — вопила мать. — Чтоб ей всю жизнь есть камни да грязь с улицы! Чтоб ей всю жизнь спать в канаве и солнца не видать! Чтобы свет белый…
— Ладно, хватит, — оборвал ее сын. — Заткнись, надоело уже!
Мать подняла к потолку страдальческий взгляд и зашептала:
— Вот чертовка, а, Джимми? И кто бы мог подумать, Джимми, что в нашей семье, у нас, вырастет такая мерзавка. Сколько раз я ей говорила, что прокляну, если она по кривой дорожке пойдет. Воспитывала я ее воспитывала, говорила с ней говорила — и вот на тебе: она не постеснялась стать гулящей…
Слезы катились по ее морщинистым щекам, руки дрожали.
— …Вот ведь когда соседка наша, Сэди Макмалистер, на улицу пошла по милости того парня, который на мыловаренной фабрике работал, я нашей Мэг говорила, что если…
— Ну, это другое дело, — снова прервал ее Джимми. — Сэди, конечно, была симпатичная и вообще… Но это не то же самое, поняла? Не то же самое, что Мэгги, поняла? У Мэгги все по-другому. — Он попытался словами выразить то, в чем всегда был подсознательно убежден: намеренно совратить с правильного пути можно любую сестру на свете, кроме его собственной.
Внезапно он вновь разразился бранью:
— Я с этим скотом, который ее загубил, разберусь! Я его убью! Он думает, что умеет драться, а посмотрим, как он, голубчик, запоет, когда моих кулаков попробует! Да я им всю улицу вытру! — И он в бешенстве выскочил за дверь.
Оставшись одна, мать подняла голову, в мольбе воздела руки и вскричала:
— Будь она навеки проклята!
В полутьме подъезда Джимми различил группку женщин, наперебой о чем-то судачивших. Джимми прошел мимо, и они не обратили на него никакого внимания. Он услышал, как одна из них, захлебываясь от возбуждения, рассказывала:
— …Да она всегда была нахалкой! Стоит какому-нибудь парню в дом войти — она уж тут как тут. Моя Анни говорит, что эта бесстыдница даже у нее пыталась парня отбить! Ее парня — мы все еще отца его знавали.
— А я давно уже все знала, года два, — торжествующе возвестила другая. — Да-да, года два назад, а то и больше, я муженьку своему сказала: «Девчонка эта, Джонсонов, ох и дурная». А он мне: «Ерунда!» А я ему: «Ерунда так ерунда. Да только я кое-что знаю! Ну, ничего, когда-нибудь все узнают. Дай только срок!» Так и сказала: «Дай только срок!»
— Да любой, у кого глаза на месте, видел, что нехорошая она девчонка. Я всегда говорила, что добром она не кончит.
На улице Джимми повстречал друга.
— Чего случилось? — спросил тот.
Джимми все объяснил и добавил:
— Я ему так накостыляю, что он стоять после не сможет!
— Да будет тебе! — увещевал друг. — Что толку-то? Ну заберут тебя, начнут допытываться: что да как. Да еще оштрафуют долларов на десять! И все дела!
Но Джимми был непреклонен:
— Он все кулаками своими хвалится, ничего, у меня он по-другому запоет.
— Да ну, — возражал друг, — что толку-то?
XI
На углу здание со стеклянным фасадом бросало желтые отблески на мостовую. Распахнутые двери салуна зазывно манили прохожих развеять тоску или же всласть покуражиться.
Внутри салун был обклеен обоями оливковых и бронзовых тонов, под кожу. Вдоль одной из стен тянулась сверкающая псевдомассивная стойка бара. За ней до самого потолка высился огромный буфет под красное дерево. На его полках поблескивали пирамиды бокалов, которыми никто никогда не пользовался. Зеркала буфета множили их число. Среди бокалов с математической точностью были расположены лимоны, апельсины и бумажные салфетки. На нижних полках через равные промежутки стояли разноцветные графины с напитками. В самом центре этой выставки помещался никелированный кассовый аппарат. Во всем ощущалось изобилие и геометрическая правильность расположения.
Напротив бара, на стойке поменьше, красовался целый набор тарелок, полный обломков сухого печенья, кусочков ветчины, остатков сыра и плавающих в уксусе корнишонов. Все это напоминало о хватающих грязных руках и жующих ртах.
Пит, в белом пиджаке, выжидательно склонился за стойкой бара к тихому незнакомцу.
— Пива! — сказал тот.
Пит принес полную, с пеной через край кружку и поставил на стойку бара.
В этот момент резко откинулась, стукнув о стену, легкая бамбуковая занавеска: вошел Джимми со своим спутником. Они нетвердо, но воинственно направились к бару и мутными глазами, моргая, уставились на Пита.
— Джина! — сказал Джимми.
— Джина! — повторил его спутник.
Пит пустил им по стойке бутылку и два стакана, а сам, наклонив голову, принялся усердно тереть салфеткой блестящее дерево. Вид у Пита был настороженный.
Джимми и его спутник не сводили глаз с бармена и громко, презрительно обсуждали его.
— Хорош красавчик, правда? — посмеивался Джимми.
— Ну еще бы! — ухмылялся его спутник. — Первый сорт! А на рожу посмотреть — так потом всю ночь во сне кувыркаться будешь!
Тихий незнакомец отодвинулся вместе с кружкой подальше, приняв рассеянный вид.
— Нет, ты только посмотри, какой парень — закачаешься!
— Да и фигура — хоть куда!
— Эй, ты! — властно крикнул Джимми. Пит медленно подошел с мрачным, вытянутым лицом и проворчал:
— Чего беситесь? Не в себе, что ли?
— Джина! — сказал Джимми.
— Джина! — повторил его спутник.
Пит с бутылкой опять возник перед ними, и они рассмеялись ему в лицо. Спутник Джимми, видимо вовсю развеселившись, указал на Пита грязным пальцем и обратился к Джимми:
— Слушай, а что там такое за стойкой?
— Вроде как чурбан, — ответил Джимми, и друзья громко захохотали.
Пит шмякнул бутылку на стойку и обратил к ним страшное лицо. Он оскалился и беспокойно передернул плечами.
— Вот что, вы ко мне лучше не лезьте, — сказал он. — Пейте свой джин и выметайтесь отсюда по-хорошему.
В тот же миг улыбки на лицах двух друзей сменились выражением оскорбленного достоинства, и оба разом воскликнули:
— А кто к тебе лезет-то?
Тихий незнакомец взглядом прикинул расстояние до двери.
— Хватит куражиться! — сказал им Пит. — Не на того напали. Пейте и выметайтесь отсюда по-хорошему.
— Ой, напугал! — беззаботно воскликнул Джимми.
— Ой, напугал! — беззаботно повторил его спутник.
— Когда нам нужно, тогда и уйдем. Понял? — продолжал Джимми.
— Ладно! — угрожающим тоном произнес Пит. — Но уйдете по-хорошему.
Джимми внезапно подался вперед, склонив голову набок, и, как дикий зверь, прорычал:
— А может, и по-плохому! Понял?
Кровь бросилась Питу в лицо, и он метнул на Джимми злобный взгляд:
— Ну, тогда посмотрим, кто — кого!
Тихий незнакомец скромно двинулся к выходу. Джимми прямо-таки распирало от храбрости:
— Ты что думаешь, я трус? Да я так дерусь, что мне во всем городе равного не сыщется. Понял? Кто со мной свяжется — пусть знает: вот я какой! Верно, Билли?
— Верно! — с полной уверенностью подтвердил его спутник.
— Да пропади ты пропадом, — небрежно сказал Пит.
Двое друзей опять захохотали.
— Чего этот чурбан проквакал? — спросил спутник у Джимми.
— А черт его знает! — ответил тот с преувеличенным презрением.
Пит яростно взмахнул рукой:
— Выметайтесь отсюда сейчас же, и по-хорошему! Понятно? Если на драку нарываетесь, то получите, коли не заткнетесь. Куда вам до меня! Понятно? Да я с такими дрался, каких вы и не видали. Так-то! Понятно? Не на того напали, ребята, смотрите, а то не успеете оглянуться, как я вас отсюда вышвырну. Мне стоит только из-за бара выйти — и я вас обоих на улицу вышвырну. Понятно?
— Ой, напугал! — воскликнули парни в унисон.
Глаза Пита сверкнули, как у разъяренной пантеры:
— Я вас предупредил! Смотрите!
Он вышел в зал через проход в конце стойки и двинулся на парней. Те мгновенно выступили ему навстречу, окружая с обеих сторон. Все трое ощетинились, как бойцовые петухи, и, готовясь к схватке, поводили головой и плечами. Губы напряженно кривились в презрительных ухмылках.
— Ну и что ты собираешься делать? — проскрежетал Джимми.
Пит устало отступил, размахивая руками, стараясь не подпустить парней слишком близко.
— Ну и что ты собираешься делать? — повторил дружок Джимми. Они наступали на Пита, подзуживая его и насмехаясь над ним. Они очень хотели, чтобы он не выдержал и напал первым.
— А ну, отойдите! Нечего на меня наседать! — грозно крикнул Пит.
— Ой, напугал! — вновь презрительно воскликнул дуэт.
Трое мужчин маленькой, взбудораженной группкой кружили, словно фрегаты перед сражением.
— Ну что ж ты не вышвыриваешь нас? — вскричали Джимми и его спутник, нагло ухмыляясь.
На лицах мужчин отражалась бульдожья отвага. Оружие — кулаки — было готово к бою. Двое союзников подталкивали бармена под локти, лихорадочно блестя глазами и оттесняя его к стене.
Пит вдруг злобно выругался. Взгляд его сверкнул решимостью. Он размахнулся и нацелил страшный, сокрушительный удар в лицо Джимми. При этом он шагнул вперед и вложил в удар вес своего тела. Однако Джимми увернулся с проворством кошки, наученный уличным опытом. На пригнутую голову Пита обрушился град ответных ударов Джимми и его дружка.
Тихий незнакомец исчез.
Руки безостановочно молотили воздух и противника. Поначалу драчуны пылали от гнева, а затем побледнели, как воины в разгар жаркой схватки. На лицах были жуткие, как у вурдалаков, оскалы, а через сжатые белые зубы прорывались шипящие, хрипящие ругательства. Глаза озверело сверкали.