[185] они не потерпят. Они хотят, чтобы создаваемые сейчас польское и финское правительства не были антирусскими. При таких условиях они готовы обсуждать вопросы границы[186]. Они желают признанной всеми позиции на мировой арене и ожидают, что с ними будут советоваться по всем международным вопросам, касаются ли они арабского мира или Южной Америки…»
Сам Донован считал все эти пожелания русских умеренными и разумными. Если бы с ним согласился официальный Вашингтон пострузвельтовской эпохи, «холодной войны» могло бы и не быть.
Донован запросил санкцию Рузвельта на налаживание официальных контактов с внешней разведкой НКВД, получил «добро» президента и в конце декабря 1943 года вылетел в Москву, куда прибыл из Каира за два дня до западного Рождества. Переговоры с начальником советской внешней разведки П.М. Фитиным были организованы через наркома иностранных дел В.М. Молотова.
Нагруженный антикоммунистическими предрассудками, Донован пришел на Лубянку с чувством гордости — кроме него, в «логове красных» не принимали еще ни одного шефа западной разведслужбы. Донован якобы заметил, что один из стульев за столом переговоров поставлен так, что любому, кто в него сядет, будет бить в глаза свет лампы. Разгадав «подвох» русских, бесстрашный Донован сам сел на этот стул и мужественно изрек: «Ну, я готов к допросу пятой степени». Правда, шутку никто не оценил, так как сами хозяева, видимо, не догадывались о ловушке, которую они устроили проницательному «Дикому Биллу».
Присутствовавший на переговорах глава американской военной миссии в Москве Джон Дин[187] отмечал конструктивный настрой советской стороны:
«Фитин слушал очень внимательно рассказ Донована об организации и деятельности УСС, затем задавал вопросы “о доступных методах” заброски агентов на вражескую территорию и о других технических тонкостях…» «Генерал Осипов[188], — читаем далее в протоколе Дина, — особенно заинтересовался возможностями пластиковой взрывчатки. Генерал Донован обещал прислать генералу Фитину… серийный малогабаритный радиопередатчик, используемый оперативными сотрудниками УСС»[189].
НКВД уже получало к тому времени портативные взрывные заряды от англичан и сотрудничало с английской разведкой при заброске советских разведчиков в Гермнию. Так что ничего сверхъестественного в переговорах с Донованом Фитин не видел. Особенно Фитин интресовался способами заброски агентуры УСС во вражеский тыл и экипировкой агентов-нелегалов[190]. Донован ответил, что в основном агентов сбрасывают с парашютом с самолетов типа Б-24, хотя иногда используют и подводные лодки. Глава советской внешней разведки поинтересовался, можно ли использовать базы УСС для заброски советской агентуры во Францию и Западную Германию. Донован немедленно согласился: «он был бы счастлив помочь»[191].
Беседа проходила очень дружественно, и Донован предложил открыть представительство УСС в Москве и представительство НКВД в Вашингтоне. Представительства будут обмениваться информацией (Донован считал, что у каждого есть интересующие другую сторону сведения о противнике), координировать действия, чтобы избежать «дублирования» работы агентов и информировать друг друга о планирующихся диверсиях против противника.
Предложение Донована, к его удивлению, было в принципе принято с энтузиазмом, весьма необычным для советско-американских отношений. По воспоминаниям Дина, Фитин сказал Доновану, что «от всей души приветствует» его предложение. Хотя некоторые детали подлежат обсуждению на более высоком уровне, вопрос о представительстве УСС в Москве можно считать решенным, и обмен информацией должен начаться незамедлительно.
Согласовали, что УСС в Москве будет представлять Джон Хаскелл, а НКВД в Москве — полковник А.Г. Грауэр[192]. Хаскелл был выпускником Вест-Пойнта и до войны работал вице-президентом нью-йоркской фондовой биржи. Его отец был командиром Донована в годы Первой мировой войны, а потом занимался организацией гуманитарной помощи голодающей России. Старший брат Хаскелла возглавлял резиденутуру управления специальных операций УСС в Лондоне. Перед визитом Донована в Москву Хаскелла только что назначили резидентом УСС в Италии.
Фитин предложил ставить друг друга в известность о планирующихся диверсиях и актах саботажа против германских предприятий. Беседу едва не омрачил невинный вопрос Фитина, есть ли у Донована в Москве еще какие-нибудь дела. Тот понял, что Фитин намекает на что-нибудь, связанное с тайными заданиями, и ответил с ледяным возмущением.
Посол США в Москве Гарриман (он, будучи доверенным лицом Рузвельта, тоже присутствовал на беседе) отнесся к идее сотрудничества разведслужб СССР и США с таким же воодушевлением, как и Фитин. Он не без наивности сообщал в Белый дом: «Два с половиной года мы безуспешно пытались проникнуть к источникам советской информации и создать основу для взаимного доверия и обмена. Сейчас впервые мы проникли в одно из разведывательных учреждений Советского правительства, и если дело пойдет и дальше, то уверен, что это откроет путь к более тесным контактам и с другими учреждениями»[193].
«Дикий Билл» все же во всем чувствовал в Москве подвох и горел желанием поставить русских на место. Гарриман предложил ему лететь в Каир на четырехмоторном американском самолете, который находился в Москве для нужд посла США. Но Молотов отказал в этом, предложив советский двухмоторный самолет. Мол, американский предназначен только для Гарримана. Донован уперся и решил преподать русским урок. Он гордо сказал Гарриману: «Аверелл, оставь это мне, и я покажу тебе, как надо вести дела с русскими»[194].
Вместе с переводчиком и пилотом гарримановского самолета Донован явился на аэродром в одиннадцать часов ночи и потребовал у перепуганного неожиданным визитом часового вызвать начальство. Дежурному офицеру Донован объяснил, что ему срочно надо на аэродром, чтобы посмотреть прогноз погоды по маршруту его предполагаемого полета. Советский капитан удивился странному требованию, но пропустил Донована и его спутников на аэродром. Прогноз Донована напугал (он очень боялся «коварных русских ветров» и мороза), и американцы вернулись в посольство. «Дикий Билл» гордился своим натиском и провозгласил: «Вы, ребята из госдепартамента, недостаточно крутые. Вы не знаете, как работать со славянами. Вот видите, каких результатов можно добиться прямыми действиями»[195].
Что за результаты имел в виду Донован, остается загадкой. «Дикий Билл» упирался целых 11 дней, но как миленький полетел на советском самолете. В Москве он к тому же простудился.
Пока Донован находился в Италии, о его московском визите пронюхал вездесущий Гувер. 10 февраля 1944 года он направил помощнику президента Гопкинсу меморандум: «Я только что узнал из конфиденциального, но надежного источника, что достигнуто соглашение об обмене миссиями связи между УСС и Советской Секретной Полицией (НКВД)… Я хочу незамедлительно привлечь Ваше внимание к этой ситуации, так как я думаю, что это очень опасная и крайне нежелательная затея создать в Соединенных Штатах подразделение русской секретной службы, которая, как она сама признает, имеет своей задачей проникновение в официальные секреты различных правительственных служб»[196].
Донован как мог пытался спасти сотрудничество с советской разведкой. 22 февраля 1944 года «Дикий Билл» направил подчеркнуто антигуверовский меморандум президенту: «…Я узнал, что есть мнение о том, что такое предложение откроет здесь двери ОГПУ. Но мне не надо напоминать Вам, что ОГПУ появилось здесь вместе с “Амторгом” и оно уже здесь под прикрытием посольства. Все, чего мы хотим — так это заниматься военными вопросами, связанными с разведкой против врага, с которым мы боремся. Если мы откажемся от такой возможности, то это станет большой помехой на пути наших военных усилий. Это особенно верно, если учесть, что они готовы предоставить нам доступ к сведениям по этим вопросам, и это первая такая открытость со стороны русских в отношении системы их разведки. Вся наша беседа (с Фитиным. — Примечание автора) строилась на основе взаимности с упором на то, что мы можем сделать совместно в проникновении в Германию и на оккупипрованные немцами территории, включая предложение распространить такое сотрудничество и на Японию, когда представится возможность»[197].
25 февраля 1944 года Донована напомнил президенту, что английская разведка уже два года поддерживает тесную связь с советскими коллегами (в Лондоне находятся три советских офицера, причем британцы снабдили их рацией для прямой оперативной связи с Москвой). Причем англичане рекомендовали американцам сделать то же самое.
Несмотря на весь бред гуверовского доноса (какая разведка не имеет задач по «проникновению»?) и на вполне понятную логику Донована, Рузвельт испугался. Он готовился выдвинуть свою кандидатуру на четвертый срок и боялся, что Гувер по своему обыкновению обеспечит реакционные СМИ нежелательным компроматом и откровенными домыслами. 16 марта 1944 года Рузвельт отправил телеграмму Гарриману, в которой уведомил, что достигнутое Донованом в Москве соглашение откладывается. Гарриман был в шоке и выразил президенту протест, но 30 марта Рузвельт подтвердил свое указание.
«Дикий Билл» был взбешен, так как считал, что США добровольно лишили себя источников информации в Москве. В НКВД, видимо, поняли, что Донована подставили, и подтвердили готовность сотрудничать с УСС и без официальных миссий связи.