веренного агента Гарри Голда. Гарри передавал источнику информации перечень материалов, которые нужно получить, и договаривался с ним о предстоящих встречах, а затем после каждой такой встречи составлял подробный отчет и передавал Яковлеву. В работе строго соблюдались законы конспирации: источник (Фукс) не знал ни подлинного имени Гарри Голда, ни его адреса, а Голд, в свою очередь, не имел права самостоятельно выходить на связь с Яковлевым.
От Фукса через Голда поступали сверхценные сведения не только теоретического, но и научно-практического характера. Так, в январе 1945 года он передал информацию по урановой бомбе и одновременно сообщил о начале работ в США по созданию плутониевой бомбы.
Фукс не считал себя шпионом и денег за свою работу на советскую разведку не получал. Передавая СССР секреты атомного оружия, он полагал, что лишь восстанавливает историческую справедливость. Ведь Советский Союз, ведя каждый день жестокую борьбу против нацизма, не мог, в отличие от США, позволить себе роскошь тратить миллиарды на урановый проект.
Но Фукс не был единственным источником советской внешней разведки по атомной тематике.
Охота за данными уранового проекта Америки началась по инициативе начальника отдела научно-технической разведки НКВД Л. Квасникова еще в 1942 году, но полностью развернулась только после прибытия в Вашингтон известной пары советских разведчиков-нелегалов: Василия Зарубина и его жены Елизаветы. Именно с ними взаимодействовал резидент НКВД в Сан-Франциско Григорий Хейфиц, сообщивший, что виднейший физик Америки Роберт Оппенгеймер и многие его коллеги выехали из Калифорнии в неизвестное место, где будут заниматься созданием какого-то сверхоружия.
Перепроверить данные «Харона» (псевдоним Хейфица) было поручено подполковнику Семену Семенову (псевдоним «Твен»), работавшему в США с 1938 года и собравшего там большую и активную агентурную группу. Именно «Твен» подтвердил реальность работ по созданию атомной бомбы, назвал код «Манхэттенского проекта» и местонахождение его главного научного центра – бывшей колонии для малолетних преступников Лос-Аламос в штате Нью-Мексико. Семенов также сообщил фамилии некоторых ученых, работавших там, которые в свое время были приглашены в СССР для участия в больших стройках и которые, вернувшись в США, не потеряли связей с левыми организациями.
Основных же руководителей «Манхэттенского проекта» удалось установить Елизавете Зарубиной (агентурный псевдоним «Вардо»). Ее главной заслугой явилось внедрение в мозговой центр «Манхэттенского проекта» Клауса Фукса, который был передан на связь супругам Зарубиным.
После своего приезда в США, Елизавета Зарубина подружилась с любовницей Альберта Эйнштейна, женой известного русского скульптора Коненкова Маргаритой, по простоте душевной рассказавшей Лизе о том, что у Эйнштейна бывают главные лица «Манхэттенского проекта»: Роберт Оппенгеймер, Энрико Ферми, Лео Силард и другие. Под аккуратным давлением «Вардо» Маргарита познакомила ее и сотрудника резидентуры Пастельняка с Оппенгеймером и его женой Кэтрин.
Ставшие своими в семье научного руководителя проекта, советские разведчики уговорили его добиться перевода в Лос-Аламос Клауса Фукса, который и стал главным источником научно выверенной информации для Москвы. Но и, кроме того, Лиза близко сошлась с еще одним крупнейшим ученым в атомном проекте, Силардом, и убедила его допустить в этот проект несколько завербованных специалистов, в том числе – Мортона Собелла, Теодора Холла и Дэвида Грингласса. Последний стал работать механиком в лаборатории Лос-Аламоса. Еще одним весьма важным агентом был итальянский эмигрант, физик Бруно Понтекорво.
Однако в самый разгар налаживания агентурных действий Елизавета и Василий Зарубины были срочно отозваны в Москву. Они терялись в догадках, ведь ни одного провала не произошло. Выяснилось (как уже упоминалось выше), что в Центр поступил донос сотрудника резидентуры Миронова, обвинявшего Зарубиных в предательстве. И почти полгода контрразведка проверяла эти обвинения. Они не подтвердились, тем не менее Зарубиных больше за границу не выпускали.
Тем временем работа внедренной в «Манхэттенский проект» агентуры уже принесла первые результаты – стали поступать донесения, и их надо было оперативно отправлять в Москву. Эта работа была возложена на группу специальных курьеров. Самыми оперативными и не знавшими страха были супруги Коэны, Моррис и Лона.
Моррис Коэн (псевдоним «Питер Крогер») родился в 1920 году в Нью-Йорке в еврейской семье выходцев из России. Окончил Колумбийский университет (ему помогло то, что он прекрасно играл в регби, – американские университеты гордились своим спортивными командами и поэтому предоставляли многообещающим спортсменам стипендии). В 1937 году Коэн поехал добровольцем сражаться против франкистов в Испанию и там на идейной основе дал согласие работать на советскую разведку. В 1938 году по заданию советской разведки Коэн возвратился в США в качестве агента-связника. В 1941 году женился на Леонтине Терезе Петке, с которой познакомился на антифашистском митинге в Нью-Йорке. Супруга полностью разделяла жизненные идеалы и взгляды мужа.
После того как Морриса в 1942 году призвали в американскую армию, Лона стала самостоятельно доставлять информационные материалы из штата Нью-Мексико в Нью-Йорк. Для этого она ездила в небольшой городок Альбукерке, где для видимости посещала туберкулезный диспансер. Там она встречалась с агентами с агентурными псевдонимами «Млад» и «Эрнст».
В 1945 году Моррис Коэн был демобилизован и вернулся в США. В декабре того же года с ним была восстановлена связь. Несмотря на поражение нацизма, Моррис Коэн без колебаний дал согласие продолжать сотрудничество с советской разведкой. Однако до 1948 года связь с агентом была заморожена в связи с резким обострением обстановки антисоветизма и шпиономании в США.
Лона Коэн была на связи с еще одним физиком, передававшим СССР информацию прямо из недр «Манхэттенского проекта».
Теодор Холл, настоящий вундеркинд, родился в 1925 году в еврейской семье Хольцбергов, отец поменял фамилию на Холл, чтобы избежать антисемитизма. В 14 лет был принят в Колумбийский университет, в 16 лет – в Гарвард. Там он получил ученую степень уже в 18 лет, в 19 лет был принят в «Манхэттенский проект» для разработки ядерного оружия, где работал очень интенсивно, чтобы опередить аналогичные разработки в нацистской Германии. Именно Холл участвовал в расчете критической массы урана для американской атомной бомбы «Малыш» (убившей в течение минуты 66 тысяч человек в Хиросиме 6 августа 1945 года).
Летом 1944 года неизвестный человек передал в советское генконсульство в Нью-Йорке запечатанный пакет. При вскрытии пакета оказалось, что в нем находятся совершенно секретные материалы по атомной проблематике. Однако установить имя визитера резидентуре совесткой разведки сразу не удалось. Москва, получив эти материалы, оценила их как «исключительно представляющие для нас интерес» и одновременно здорово отчитала резидента за то, что тот не принял мер по немедленному установлению контакта с посетителем.
Холл вышел на «Яковлева» через сотрудника советского журнала «Soviet Russia Today» русского эмигранта Сергея Курнакова. Холл передал ему материалы о работе Лос-Аламоса, и вскоре они уже были у Яцкова.
Холл («Млад») по идейным соображениям передал советской стороне в 1944 году чертежи плутониевой бомбы «Толстяк». При этом, по всей вероятности, он раскрыл советской стороне важный принцип работы бомбы – имплозию. По некоторым источникам, «Млад» сообщил также дату первого ядерного испытания в США.
Агентом советской разведки стал и однокашник «Млада» по Гарварду Сэвилл Сакс («Стар»)[155]. Именно Сакс был курьером Холла, забирая от того информацию в Лос-Аламосе.
5 ноября 1944 года главой советской внешней разведки Фитиным был утвержден план мероприятий по агентурной разработке проекта «Энормоз» (так в советской разведке окрестили планы создания атомного оружия за рубежом).
В этом документе состояние «урановых» работ характеризовалось следующим образом: «Наиболее важный центр – США. Срок изготовления атомной бомбы – должна быть готова осенью 1944 г.». Работы англичан по «Энормоз» были поставлены в зависимость от американцев, благодаря «меньшим экономическим возможностям Англии».
Занималась советская разведка и Канадой, куда «работы англичан были перенесены из-за соображений большей безопасности от вражеских налетов с воздуха и с целью сближения с американцами».
Точно были указаны атомные центры в этих трех странах, дана характеристика атомных установок. Перечислялись «мощности атомных машин, системы, время пуска машин». Подробно описывалось, чему уделяется в данный момент «наибольшее внимание – работам по быстрым нейтронам, т. е. выделению урана 235 из природного урана диффузионно-магнитным способом для непосредственного использования их в атомной бомбе»[156].
Делался в документе и еще один, важнейший для Москвы вывод. Хотя в Германии и есть известные ученые – специалисты в атомной области, «при ее экономическом и военном положении она не может вести сколько-нибудь серьезных работ в области “Энормоз”». Вывод этот был абсолютно верным.
В заключение плана мероприятий констатировалось: «За период ведения агентурной разработки, т. е. с конца 1941 г. до настоящего времени, достигнуты довольно внушительные результаты. За это время была создана агентура, систематически снабжавшая нас ценной информацией, позволившей следить за развертыванием научных работ по странам, а также ценными техническими материалами по существу проблемы».
В апреле 1945 года советской разведкой была получена информация о конструкции американского атомного реактора, разработанного ученым-физиком, специализировавшимся в области атомной энергии, Энрико Ферми.
В начале июня 1945 года состоялась очередная встреча с Клаусом Фуксом, который передал подробную документальную информацию по устройству ядерной бомбы. Фукс также проинформировал советскую разведку, что в июле 1945 года состоится испытание первой американской ядерной бомбы. Эти сведения были исключительно важными и в виде спецсообщения были доложены Сталину.