Когда Трумэн, как бы походя, сообщил Сталину в Потсдаме об атомной бомбардировке Японии, советский лидер никак не отреагировал, и Трумэн даже решил, что престарелый «дядюшка Джо» не понял важности сделанного ему сообщения. На самом деле для Сталина все это просто не было новостью.
Через две недели после атомной бомбардировки Хиросимы постановлением ГКО № 9887сс/оп от 20 августа 1945 года за подписью Сталина был создан Специальный комитет для руководства всеми работами по использованию атомной энергии во главе с Берией. Спецкомитет был наделен чрезвычайными полномочиями по привлечению любых ресурсов, имевшихся в распоряжении правительства СССР, к работам по атомному проекту.
Примерно в то же самое время руководитель «Манхэттенского проекта» генерал Гровс самоуверенно докладывал специальной комиссии американского конгресса: «Для того, чтобы нас догнать, Советам потребуется в лучшем случае 15 лет». Но уже 25 декабря 1946 года в СССР состоялся пуск советского атомного реактора «Ф—1».
Более оптимистично оценивал возможности СССР непосредственный создатель атомной бомбы Оппенгеймер (в США его считали «красным»). В ответ на вопрос о том, сможет ли Советский Союз создать ядерное оружие, он ответил: «Они преодолеют отставание через четыре года». Оппенгеймер оказался прав: в 1947 году Советский Союз на весь мир объявил, что отныне для него не существует секретов в ядерной сфере.
Почти абсолютно все материалы о «Манхэттенском проекте» передавались советской разведкой из США в зашифрованном виде по радио. Но, хотя американская служба радиоперехвата регулярно записывала эти тексты, ее пеленгаторы не могли обнаружить местоположение раций, а дешифровщики – раскрыть содержание радиограмм.
Павел Судоплатов, начальник группы «С», созданной НКВД в 1944 году для координирования работы разведки в сфере атомных исследований, вспоминал: «Качество и объем полученной нами информации от источников в Великобритании, Канаде и США были крайне важны для организации и развития советской атомной программы. Подробные доклады об устройстве и эксплуатации первых атомных реакторов и газовых центрифуг, по специфике изготовления урановой и плутониевой бомб сыграли важнейшую роль в становлении и ускорении работы наших атомщиков, потому что целого ряда вопросов они просто не знали. Это, в первую очередь, касается конструкции системы фокусирующих взрывных линз, размеров критической массы урана и плутония, сформулированного Клаусом Фуксом принципа имплозии, устройства детонационной системы, времени и последовательности операций при сборке самой бомбы и способа приведения в действие ее инициатора… Атомная бомба в СССР была создана за 4 года. Если бы не разведчики, этот срок был бы в два раза больше…»
Большую помощь советской разведки в США оказали также супруги Этель и Юлиус Розенберг. Юлиус родился в 1918 году в Нью-Йорке, в семье еврейских иммигрантов, в юности увлекся левыми идеями и на одном из собраний Лиги молодых коммунистов США в 1936 году познакомился с Этель Грингласс. Спусти три года они поженились. По своему образованию Юлиус был инженером-электротехником.
В 1940–1945 гг. Юлиус Розенберг работал в секретной лаборатории службы связи армии США в Форт-Монмут, но был уволен, когда начальство узнало о его коммунистическом прошлом. С 1942 года Юлиус был сотруднком советской разведки (к работе его привлек Семен Семенов)[157]. После 1944 года на связи с ним был Александр Феклисов. Юлиус (псевдоним «Либерал») передал советской разведке довольно много совершенно секретных сведений, в том числе и чертеж радиовзрывателя.
Когда Юлиус узнал, что брат его жены Дэвид Грингласс работает в «Манхэттенском проекте», он привлек его к сотрудничеству с советской разведкой (сентябрь 1944 года). Грингласс до своей мобилизации в армию в 1943 году также был членом молодежной коммунистической лиги и согласился работать по идейным соображениям. Его повысили до сержанта и направили на объект по обогащению урана в Оук Ридж (штат Теннеси), а затем перевели в Лос-Аламос. После увольнения Розенберга из армии США Грингласс (псевдоним «Калибр») передавал советской разведке информацию через Гарри Голда. На СССР работала и его жена Рут («Оса»).
Тем временем предстояло возвращение Фукса в Великобританию, и на встрече ему были переданы условия связи в Лондоне с представителем резидентуры советской разведки. Однако до осени 1947 года советская разведка не имела связи с Фуксом. В сентябре 1947 года в Лондон в качестве заместителя резидента по научно-технической разведке прибыл Александр Феклисов, который получил задание восстановить связь с ученым-физиком. В Москве перед командировкой в Лондон начальник советской внешней разведки генерал-лейтенат Савченко сказал Феклисову, что Фукс сотрудничает по идейным соображениям, поэтому отношение к нему должно быть крайне бережным.
В конце того же месяца связь с Фуксом была восстановлена. На этой встрече Клаус сообщил советскому оперативному сотруднику, что ученые Чикагского университета Ферми и Теллер работают над созданием еще более разрушительного оружия – водородной бомбы, и разъяснил принцип ее устройства. По заданию резидентуры в дальнейшем он собрал и передал советской разведке подробные сведения о конструкции водородной бомбы: принципиальную схему и теоретические выкладки по ее созданию, которые были разработаны учеными США и Англии.
В 1947–1949 гг. Феклисов встречался в Фуксом раз в три-четыре месяца. Каждая встреча тщательно готовилась, план каждой явки утверждался в Центре. Фукс знал Феклисова как «Юджина». По вопросам Феклисова Фукс понял, что работа над советской атомной бомбой идет быстро и успешно, и искренне радовался этому: «Неужели ваш “бэби” скоро проявится на свет?.. Я-то вижу, что дела у советских коллег продвигаются успешно. Никто из американских и английских ученых не ожидает, что Советский Союз создаст свою “штучку” ранее чем через шесть – восемь лет. Я очень рад, что они ошибаются»[158].
Если у советской разведки были ценнейшие источники прямо в сердце «Манхэттенского проекта», то ничем подобным в СССР американская разведка похвастаться не могла. Однако это не означает, что американцы не пытались всеми силами выяснить состояние и перспективы ядерных исследований в Советском Союзе.
В течение 1946 года преемник УСС SSU передавал главе «Манхэттенского проекта» (Manhatten Engineer District, MED) генералу Гровсу все, что хотя бы как-то указывало на ядерный проект в СССР. Атомный шпионаж против СССР получил кодовое наименование «Азуза», затем – «Рамона».
Например, в январе 1946 года со ссылкой на «очень хороший источник» разведка сообщила, что существует «секретный русско-чешский договор», согласно которому уран из шахт Яхимова (Йохимсталя) идет в Советский Союз[159]. Это была чистая правда.
Позднее (февраль 1946 года) американская агентура в советской зоне оккупации Германии сообщила, что многие видные немецкие физики (например, Густав Герц и Манфред фон Арденне), скорее всего, находятся в СССР. И эта информация соответствовала действительности – группы немецких физиков работали над ядерным проектом на черноморском побережье Грузии.
5 марта 1946 года SSU доложила, что урановая руда из Яхимова идет в СССР вагонами, и их даже не хватает.
Правда, все эти сведения поначалу натыкались на скепсис в штабе Гровса. Там полагали, что промышленность СССР настолько примитивна, что русским бомбу в ближайшем будущем никак не сделать. Например, представитель МЕD в Англии подполковник Эдгар Дин назвал сообщения разведки нонсенсом и «чистыми фантазиями», игнорирующими факты[160].
В мае 1946 года контрразведка SSU (правда, со ссылкой на источник, чья надежность оценивалась как сомнительная) сообщила, что известный советский физик Капица получил от правительства СССР «неограниченный кредит» на создание бомбы. Он же и стал руководителем советского ядерного проекта (на самом деле им был Берия).
В июне 1946 года разведка США доложила, что советские специалисты планируют искать уран в Маньчжурии.
Все эти отрывочные сведения, большинство из которых были верными или правдоподобными, все же не давали американцам ответа на главный вопрос – когда у русских появится атомная бомба?
В декабре 1946 года аналитик МЕD Генри Левенгаупт (защитивший докторскую по химии в Йельском университете в 1943 году) составил аналитическую записку «Русско-чешские операции в районе чешско-немецкой границы» на 9 страницах. Но и в этом документе никаких точных прогнозов будущего советской бомбы не было.
В январе 1946 года, как уже упоминалось, Трумэн создал ЦРГ, а через семь месяцев вместо МЕD на свет появилась Комиссия по атомной энергии (Atomic Energy Commission, AEC). Оба ведомства немедленно затеяли спор на тему, кто будет главным в деле ядерного шпионажа против Москвы. Трумэн несколько месяцев не мог принять решения, однако на заседании Национального органа по разведке (National Intelligence Authority, NIA) 12 февраля 1947 года сбор данных оставили за ЦРГ, которая должна была делиться ими с AEC. Накопленные в ведомстве Гровса сведения, а также лучшие аналитики «Манхэттенского проекта» (типа Левенгаупта) перекочевали в ЦРГ.
Но не успел разрешиться этот административно-бюрократический спор, как 26 июля 1947 года на свет появилось ЦРУ. В ответ на это AEC создала в декабре 1947 года собственное подразделение разведки. В ЦРУ ядерный шпионаж сначала передали под крыло управления специальных операций, а затем – в Офис научной разведки (Office of Scientific Intelligence, OSI).
Между тем армия США также не желала стоять в стороне от урановой темы. Там ядерными делами занимался Проект вооруженных сил по специальному вооружению (Armed Forces Special Weapons Project). В его рамках генерал-майор Альберт Хегенбергер возглавил специальное подразделение AFMSW—1, которое в июле 1948 года превратилось