Основываясь на материалах Харви, Гувер направил президенту «совершенно секретную» информацию о советской агентуре в госаппарате.
Но даже такой мастер дутого компромата, как Гувер, не просчитал один вариант развития событий. Хисс был хорошим другом Дина Ачесона, заместителя госсекретаря, которого Трумэн прочил на пост главы американской дипломатии. Если бы Трумэн «отдал на съедение» Хисса, полетела бы и голова Ачесона. В конечном итоге под ударом оказался бы и сам Трумэн, как покровитель Ачесона.
Трумэн пока замял «дело Хисса», но Харви по приказу Гувера работал над «заговором» еще два года. В это время скандалы с женой усилились, так как «папочка» днями и ночами пропадал на работе (чему «Либби» не особо верила). Помимо Хисса Харви «нарыл» еще двух высокопоставленных советских шпионов (на замену Хиссу, если бы тому удалось выйти сухим из воды) – Гарри Декстера Уайта[265]и Лочлина Карри (советника самого Трумэна).
Вся вина Уайта состояла лишь в том, что он и после окончания войны высказывался в пользу сохранения хороших отношений с Советским Союзом.
ФБР проанализировало предоставленные Бентли сведения и результаты проведенных на их основе расследований по названным ею подозреваемым, включая Уайта, и подготовило доклад «Советская разведка в США» (Soviet Espionage in the United States), который был отправлен 4 декабря 1945 года в Белый дом, министру юстиции и в госдепартамент.
Президент США явно не поверил домыслам Гувера и через шесть недель, 23 января 1946 года, номинировал Уайта на должность директора от США в Международном валютном фонде. Но Гувер не унимался: ФБР направило меморандум на 28 страницах, посвященный лично Уайту и его контактам, который был получен в Белом доме 4 февраля 1946 года. Тем не менее номинация Уайта была без проблем утверждена в сенате 6 февраля 1946 года.
Уайт продолжал работать в МВФ до 19 июня 1947 года – т. е. в течение более двух лет, после того, как ФБР поставило Белый дом в известность о его «шпионской» деятельности, – неожиданно уйдя в отставку (освободив свой кабинет в тот же день) после того, как министр юстиции Кларк приказал Федеральному большому жюри расследовать обвинения Бентли.
31 июля 1948 Бентли рассказала комиссии конгресса по расследованию антиамериканской деятельности, что Уайт участвовал в шпионаже в пользу Советского Союза в течение всей Второй мировой войны. Никаких доказательств она не предъявила. Но конгресс, битком набитый профессиональными антикоммунистами (типа члена палаты представителей от Калифорнии Ричарда Никсона) тем не менее решил: «Сосредоточение сторонников коммунизма в министерстве финансов, и особенно в отделе монетарных исследований, теперь полностью зафиксировано. Уайт был первым директором отдела; его преемниками были Франк Коэ и Гарольд Глассер. Также в отделе монетарных исследований работали Уильям Людвиг Ульман, Ирвинг Каплан, и Виктор Перло. Было установлено, что Уайт, Коэ, Глассер, Каплан и Перло являются участниками коммунистического заговора…»
Обращает на себя внимание тот факт, что речь шла о некоем заговоре, а отнюдь не о шпионаже.
13 августа 1948 года Уайт давал показания Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, где заявил, что не является коммунистом. Сразу после дачи показаний с ним случился сердечный приступ. Он покинул Вашингтон и поехал отдохнуть на ферму Фицвильям, в Нью-Хэмпшире. Сразу по прибытии у него произошел второй сердечный приступ. Через два дня, 16 августа 1948 года, в возрасте 55 лет, Гарри Уайт умер. Развязанная Гувером «охота на ведьм» требовала своих жертв.
Уайта и Хисса не оставили в покое и после их смерти. В 1997 году комиссия сената США пришла к выводу, что вина Элджера Хисса, как и Декстера Уайта, выглядит доказанной.
3 августа 1948 года подзабытый было Уитекер Чамберс дал показания постоянному комитету Палаты представителей по антиамериканской деятельности. Он нарисовал устрашающую картину подрывной работы скрытых коммунистов во всех американских министерствах. Особенно Чамберс напирал на Хисса. Спустя два дня, 5 августа, перед комитетом для дачи показаний предстал уже сам Хисс. Он полностью отрицал, что когда-либо был членом компартии США (что, кстати, само по себе не было никаким правонарушением) или имел друзей среди ее членов. По его словам, он ни разу в жизни не встречался с Чамберсом. Четкие ответы Хисса на фоне постоянных (подчас смешных и абсурдных) «показний» Чамберса убедили многих членов комиссии в абсолютной невиновности Хисса. Упирался лишь Ричард Никсон – молодая восходящая звезда республиканской партии.
По наводке Чамберса он отправился в дом Хисса в штате Мэриленд и нашел на грядке в огороде полую тыкву, в которой были спрятаны пять рулонов фотопленки с секретными документами, якобы переснятыми Чамберсом. Часть документов была перепечатана на принадлежавшей Хиссу машинке. Такой странный способ хранения документов сразу навел многих в Америке на мысль о том, что Хиссу все это просто подбросили.
Покуда возились с тыквой, истек 10-летний срок давности по делам о шпионаже. Все, что могло сделать американское правосудие, – так это предъявить Хиссу обвинение в лжесвидетельстве. Так и поступили. Однако жюри присяжных не смогло вынести вердикт. Осудить Хисса удалось лишь на втором процессе, который завершился 21 января 1950 года оглашением приговора. Хисс отправился за решетку на три с лишним года, а ликующий Никсон снискал всенародную известность и в 1952 году стал кандидатом в вице-президенты от республиканской партии в паре с Дуайтом Эйзенхауэром. В своей кампании Никсон активно использовал дело Хисса против кандидата демократов Эдлая Стивенсона, который работал в госдепартаменте, знал Хисса и на его процессе выступал свидетелем[266].
Между тем министерство юстиции США требовало от Гувера весомых доказательств именно шпионской деятельности Хисса, Уайта и всех тех, кого скомпрометировали Чамберс и Бентли. Гувер, в свою очередь, требовал этих доказательств от Харви. В ФБР пошли слухи, что Трумэн заимел зуб на Гувера, а Гувер – на Харви. Действитеельно, шефу ФБР просто понадобился «козел отпущения». Ведь никаких реальных доказательств «шпионского заговора» не было.
От Харви надо было избавляться, и тут как раз пригодилась супруга последнего – «Либби». 11 июля 1947 года Харви после одной из вечеринок уехал с работы домой, но туда так и не попал. «Либби» позвонила в ФБР и пожаловалась на «папочку». Но вскоре Харви появился на работе и утверждал, что прошлым вечером выпил всего лишь пару бокалов пива. По пути домой якобы что-то случилось с машиной, Харви заехал в какую-то лужу и уснул. Гувер перевел Харви в заштатный Индианополис, якобы из-за того, что тот нарушил предписание всегда быть в пределах досягаемости по известному в ФБР телефону. Такое предписание действительно существовало, но в ФБР его никто толком не соблюдал.
Обозленный Харви уволился из ФБР[267], и им немедленно заинтересовались давние конкуренты Гувера из ЦРУ. Харви перешел в ЦРУ и возглавил там в ОСО службу контрразведки – «подразделение С». В отличие от светских розгильдяев из ЦРУ, Харви был человеком недоверчивым, привыкшим подозревать всех и каждого. Коммунистов и всех «советских» он по определению считал преступниками – ведь это они вовлекли его в сложный политический переплет, закончившийся увольнением из ФБР.
Филби так описывал Харви в своих воспоминаниях: «Помимо Энглтона моим коллегой в УСО был Билл Харви, начальник контрразведывательной секции. Раньше он работал в ФБР, но Гувер выгнал его за пьянство в служебное время. Когда я первый раз пригласил его обедать к себе домой, обнаружилось, что его привычки не изменились. Он заснул за кофе и так просидел, тихо похрапывая, до двенадцати часов ночи. Потом его увела жена со словами: “Ну пойдем, папочка, тебе уже пора в постель”. Меня могут обвинить в том, что я взял недостойный тон. Согласен. Но, как будет видно ниже, Харви сыграл со мной очень неуместную шутку, а я не люблю оставлять провокации безнаказанными»[268].
Таким образом, сам Филби признает, что в своих впечатлениях о Харви он пристрастен. За глаза Филби презрительно именовал толстого Харви «грушей».
Энглтон был в своем мнении о Харви более объективен: «Думаю, что больше всего у меня в памяти осталась его спосбность запоминать все детали дел, над которыми он работал… Гувер бы все равно не дал нам никакой информации, но у нас был Билл, и этого хватало»[269]. Харви сначала думал, что Энглтон – типичный сноб с Восточного побережья. Но потом он узнал, что его коллега, как и он, вырос на Западе, да и мать у него мексиканка. После этого Харви зауважал Энглтона, тем более, что оба любили поэзию (Энглтон – Йейтса, а Харви – Киплинга).
«Либби» переживала из-за новой работы мужа. У неее не было практически никакого образования, а тут ей неожиданно пришлось участвовать в приемах и светских вечеринках, которые были в моде в ЦРУ. Там на нее свысока поглядывали красивые, хорошо одетые и умные дамы, которыми любили окружать себя Визнер и Даллес. Свой комплекс неполноценности «Либби» заливала алкоголем. К тому времени, когда с ней познакомился Филби, она постоянно пила уже не только вечером, но и днем.
Главным официальным контактом Филби в ФБР был помощник Гувера по вопросам безопасности Микки Лэдд. Опять предоставим слово Филби: «Из сотрудников ФБР мне больше всего приходилось иметь дело с Лэддом, и я встречался с ним по несколько раз в неделю как в его служебном кабинете, так и дома. В прошлом он был одним из головорезов Гувера в Чикаго, “парнем, который всегда шел первым”, когда надо было стрелять. Он и сейчас походил на головореза. Невысокого роста, коренастый, он, видимо, был крепким как кремень, пока не отрастил брюшко, толстые щеки, второй подбородок и не приобрел такой цвет лица, который предвещал апоплексический удар. У него не было никаких интеллектуальных интересов. Излюбленным его раз