еноцидом многомиллонного коренного населения Северной Америки.
В годы Второй мировой войны в США естественным образом были озабочены тем, не применит ли Гитлер бактериологическое оружие. Успехи немецких биологов и химиков были хорошо известны в мире.
УСС «Дикого Билла» сеяло панику на сей счет, в том числе и для того, чтобы получить «добро» политического руководства на проведение аналогичных экспериментов. В мае 1942 года Рузвельт поручил министерству обороны заняться «оборонительными» исследованиями в области бактериологического оружия. Курировал новый секретный проект советник Рузвельта, представитель фармацевтического лобби Джордж Мерк, финансирование шло через Химический копус сухопутных войск (Army Chemical Corps).
Местом секретной лаборатории в феврале 1943 года определили заспанное местечко Фредерик в штате Мэриленд (30 тысяч жителей). На его окраине находился аэродром «Детрик Эйр Филд», по которому объект назвали Кэмп-Детрик. Ранее в ангарах аэродрома тренировались «коммандос» «Дикого Билла».
Первоначально сотрудники секретной лаборатории проверяли противогазы и защитные армейские костюмы на предмет их способности задерживать бациллы сибирской язвы (антракс).
Сибирская язва – это особо опасная инфекционная болезнь сельскохозяйственных и диких животных всех видов, а также человека. Болезнь протекает молниеносно, сверхостро, остро и подостро у овец и крупного рогатого скота; остро, подостро и ангинозно у свиней; преимущественно в карбункулезной форме – у человека. Характеризуется интоксикацией, развитием серозно-геморрагического воспаления кожи, лимфатических узлов и внутренних органов; протекает в кожной или септической форме (также у животных встречаются кишечная и легочная формы).
Число сотрудников Детрика быстро росло. В июне 1943 года их было примерно 50, в сентябре – уже больше сотни[331]. Росло и количество возбудителей опасных болезней, с которыми работали в лаборатории.
Все эти бациллы в целях секретности получили особые кодовые обозначения.
Например, сильнейший органический яд ботулотоксин был «материалом Х». Это вещество еще называют «колбасным ядом», так как его возбудители способны размножаться только в условиях полного отсутствия кислорода. Как правило, это консервированные и колбасные изделия (особенно консервированные жареные грибы и заготовленные большими кусками мясо и рыба с повреждениями на поверхности). Вырабатываемый бактериями при размножении экзотоксин попадает в организм вместе с пищей. Всасываясь в желудочно-кишечном тракте и воздействуя при этом на нервную систему, вызывает нарушения в работе черепных нервов, скелетной мускулатуры, нервных центров сердца. Характерны глазная симптоматика (туман, мушки перед глазами, мидриаз и анизокория зрачков, косоглазие), позднее присоединяются бульбарные симптомы (нарушение речи и глотания, маскообразное лицо). Смерть наступает от гипоксии, вызванной нарушением обменных процессов кислорода, асфиксией дыхательных путей, параличом дыхательной мускулатуры и сердечной мышцы.
Что касается биологического оружия, то американцы, как упоминалось выше, сначала сконцентрировали усилия на сибирской язве («материал N»). При попадании бактерий-возбудителей антракса в желудок смертность составляет примерно 50 %. Если инфекция проходит через легкие – выживают лишь 5 % зараженных. Бактерии антракса выделяют споры, которые можно высушить и истолочь в порошок. Именно этот порошок и можно было применять в боеприпасах. Он сохраняет свое действие в течение 70 лет и может пережить даже взрыв бомбы.
Англичане проводили соответствующие эксперименты еще в 1942 году. Тогда, в июне 1942 года, группа исследователей выехала на остров Груинард и взорвала там несколько боеприпасов, начиненных антраксом, над стадом овец. Первые животные умерли через три дня, затем такая же участь постигла и остальных.
Все эксперименты англичан и американцев были направлены в годы войны на противодействие возможной биологической агрессии со стороны нацистской Германии.
Однако Гитлер строго запретил применение биологического оружия, хотя, естественно, не из гуманных соображений. Он боялся, что с учетом центрального положения Германии в Европе и высокой плотности населения малейшее изменение погоды (например, направления ветра) приведет к заражению больших площадей в рейхе[332]. Как минимум три раза (в том числе и после разгрома армии Паулюса под Сталинградом) фюрер специально высказывал категорическое вето на применение биологического оружия. Верховное военное командование вермахта (например, Кейтель) в принципе были не против применения бактериологического оружия, но тоже опасалось возможной ответной «биологической» бомбардировки союзниками немецких городов. К тому же немцы считали, что использование бактерий тифа, холеры или чумы против войск прортивника не даст эффективного результата.
Но вот при оступлении с территории СССР можно было заражать скот, колодцы и промышленные объекты. Такого рода мысли высказывали, например, сотрудники научно-исследовательского отдела при Верховном командовании вермахта.
В 1943 и 1944 годах начальник Института гигиены войск СС Йоахим Мруговски направил Гиммлеру через главного врача СС два меморандума относительно возможного применения бактериологического оружия. В них он выступил против такого ведения войны просто потому, что бактерии представляли угрозу и для собственных войск[333].
Однако у Гиммлера явно чесались руки. Именно с его ведома врачи концентрационных лагерей проводили бесчеловечные опыты на узниках (в основном советских военнопленных), в том числе и с применением вредоносных бактерий.
Над людьми издевался, например, «врач» СС в Дахау Зигмунд Рашер (он специализировался на охлаждении и отогревании людей, и жаловался Гиммлеру, что узники «слишком кричат, когда мерзнут). Рашер защитил диссертацию на тему «Экспериментальные исследования о явлениях во время охлаждения человеческого тела». Жертвами его «научной мысли» стали примерно 220 человек. Покровителем Рашера был заместитель президента Имперской врачебной палаты[334] профессор Курт Бломе. Именно Бломе уговаривал Гиммлера все же начать бактериологическую войну.
Бломе (1894–1969) был сознательным нацистом. В 1921 году по окончании медицинского образования он защитил дипломную работу на тему «О поведении бактерий при воздействии электрического тока». В 1922 году вступил в НСДАП (членский билет номер 590 233). В 1931 году стал также членом СА и руководителем санитарной бригады штурмовиков. В 1936 году Бломе стал членом антисемитского имперского комитета по защите немецкой крови (Reichsausschuß zum Schutze des deutschen Blutes). В Имперской врачебной палате он курировал вопросы медицинского образования и повышения квалификации врачей.
В 1939 году Бломе был назначен заместителем руководителя национал-социалистического союза врачей и получил звание генерала медицинской службы. В том же году был кооптирован в депутаты рейхстага (вместо умершего лидера Имперского союза врачей Вагнера). 29 августа 1939 года, за два дня до вторжения немецких войск в Польшу, Бломе назначили заместителем министра здравоохранения рейха. С 1940 года «профессор» возглавил имперский исследовательский совет (Reichsforschungsrat) по вопросам наследственной и расовой чистоты.
В 1942 году Бломе выспустил книгу «Врач в бою», ставшую бестселлером. В ней он, в частности, отвергал клятву Гиппократа. В мае 1942 года после уничтожения 100 тысяч евреев в лагере Хелмно Бломе поддержал мнение тамошнего гауляйтера НСДАП о таком же подходе к 35 тысячам поляков, больных туберкулезом в открытой форме.
Именно под руководством Бломе в Германии проводились испытания биологического оружия на людях. Формально программа была замаскирована под борьбу с раком, за что Бломе официально отвечал в рейхе с 1943 года. Врачей – «борцов с раком» объединили в рабочее сообщество «Громоотвод» (Arbeitsgemeinschaft Blitzableiter). Недалеко от Познани под руководством Бломе разрабатывали прибор для распыления бактерий с самолета. Там же испытывали препарат для борьбы с колорадским жуком[335] и продолжали опыты по переохлаждению людей.
Миллиарды специально выведенных и устойчивых к химическим препаратам колорадских жуков Бломе хотел использовать для уничожения продовольственного потенциала СССР.
В августе 1943 года Бломе принял Гиммлер, допустивший мысль о «биологической наступательной войне со стороны Германии». При этом, правда, рейхсфюрер СС сослался на упомянутый выше запрет Гитлера, но не исключил, что фюрер пересмотрит его. В любом случае Бломе получил приказ продумать распространение микробов чумы на вражеских территориях. «Человеческий материал» для опытов из концлагерей, подчеркнул Гиммлер, – вообще не проблема.
В ноябре 1943 года Гиммлер направил в помощь Бломе врача-австрийца Карла Йозефа Гросса, члена СС с марта 1938 года. До этого Гросс «экспериментировал» с возбудителями различных болезней в концлагере Маутхаузен.
Гиммлер поручил Бломе и Гроссу осуществление проекта «Хорек». Проводились эксперименты по заражению грызунов (особенно крыс), чтобы они заносили чуму на вражескую территорию.
Сторонником идей Бломе по началу бактериологической войны был Пауль Шрайбер (1893–1970), получивший степень доктора медицины в университете Грайфсвальда в 1920 году. В 1936 году Шрайбер был главным медицинским куратором Олимпийских игр в Берлине, а после начала войны служил в медицинском управлениии вермахта начальником отдела науки. В отличие от Бломе более дальновидный Шрайбер в НСДАП не вступил, хотя был столь же искренним сторонником нацизма.
В октябре 1942 года Шрайбер участвовал в заседании на тему «Медицинские вопросы при несчастных случаях на море и переохлаждении», на котором рассматривались итоги экспериментов на людях в концлагере Дахау. В мае 1943 года Шрайбер руководил совещанием врачей вермахта. Там возник спор относительно целесообразности испытания на узниках лагерей сыпного тифа. Когда один из врачей, Герхард Розе, осмелился подвергнуть эти бесчеловечные эскперименты критике, Шрайбер лишил его слова и вычеркнул замечания Розе из протокола совещания.