всех сил, затолкать в рот хоть кусочек. Да просто быть рядом, вот как сейчас, если бы можно было так всегда, ему и этого хватит.
В “Хоуи” они заходить не стали, неизвестно, что отмочат его кореша при виде Ли. Решили завернуть в “Таверну Фрэнка”. Там народ постарше собирается, но не совсем уж старичье. Внутри было темно, душно, люди танцевали. Везде пустые стаканы. Айзек, мрачно насупившись, шел за ними. Валяй, подбодрил себя Поу. Ли взъерошила ему волосы, и это уж точно не случайно, он взял ее за руку, сжал, в толпе никто не заметит, она раскраснелась, улыбалась странно кривой улыбкой, как всегда, когда не могла совладать с собой. Нафиг Айзека, решил он, на весь вечер. На всю жизнь. В баре догуливали свадьбу, молодая парочка, он узнал кучу народу, в другом конце зала заметил Джеймса Бирна и поскорей отвернулся. Джимми Бирн приводил свою подружку на игры, а потом она стала появляться и одна, подбрасывала Поу до дома, они ставили машину в кустах. Джимми знал, интересно? Да вряд ли. Джимми из тех типов, что сразу получают лицензию на ношение оружия, как только исполнится двадцать один; он пустил свою лицензию по рукам как-то на вечеринке, чтобы все полюбовались.
Публика нарядная, девушки в праздничных платьях, парни в новых рубашках. Обжимаются и тащатся. Чей-то ребенок в сторонке сидит в коляске и внимательно рассматривает зал.
– Как в прежние времена, – сказала Ли, но Поу не понял, хорошо это или плохо.
Они решили, что у Ли больше шансов получить выпивку, и он следил, как она пробирается к бару, ее толкали со всех сторон, с прижатыми к груди руками она совсем крошечная, волосы темные, она похожа, ну как сказать, будто откуда-то из Испании, что ли, – во, похожа на девушку в баре где-нибудь в Испании, девушку с картинки. Он ринулся было за ней, но сдержался. Привалился к стене, сунул руки в карманы, вытащил, скрестил на груди, в конце концов заложил руки за спину. Она поправила темную прядь, обернулась, улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ, а потом они долго смотрели друг на друга, издалека. Поу будто старался вдохнуть полной грудью, еще и еще, но почему-то никак воздуха не хватало. Шея горела, в ушах звенело, и совсем не хотелось, чтобы это чувство прошло, а потом толпа в зале зашевелилась, откуда-то из потайной комнаты спустились по лестнице жених и невеста, платье невесты слегка помято, раздались одобрительные крики, аплодисменты, все оживились, невеста погрустнела, а жених победно вскинул руку, как генерал какой, большое дело, подумал Поу, и так всем понятно, что ты ее трахнул. Но посмотрел на Ли, и вдруг стало тошно – она ведь сама не так давно была невестой. Его замутило, реально мутило, прямо подступило к горлу, пришлось глотнуть пива из чьего-то стакана, хорошо, под рукой оказался. Ну посмотри на себя, думал он, у тебя и мысли-то козлиные, ты не имеешь никакого права быть с ней. Толпа танцующих увлекла ее в сторону, она поймала его взгляд, призывно махнула рукой, мол, давай потанцуем, но он не понимал, как себя вести, и просто остался на месте. Она ведь не всерьез, просто из вежливости.
Айзек торчал в углу, все так же скрестив руки. Поу подошел, хлопнул приятеля по плечу. “Расслабься”, – сказал Поу, но сам услышал, что голос звучит неестественно напряженно, Айзек даже не глянул на него. “Пива хочешь?” Айзек отвернулся. А Ли танцевала. С жирным стариком в мешковатом костюме, рожа у него вся потная, папаша Фрэнки Нортона, того Фрэнки, что до сих пор торчит в Лихае[10]. Потом она танцевала с конопатым пацаном, лет пятнадцати на вид, потом с парнем в форме морского пехотинца, который как-то несерьезно к ней отнесся. Ли с морпехом танцевали долго, он медленно кружил ее по залу. Поу ненавидел эту песню, ненавидел Фэйт Хилл[11], вообще ненавидел это новое кантри. Морпех напялил на Ли свою белую фуражку, типа в шутку. Папаша Фрэнки Нортона притащил ей пару пива, и Ли наконец перестала танцевать и направилась в сторону Поу. Он видел, как морпех издалека смерил его взглядом и отвернулся, Поу разглядел шрам у парня на голове сзади, там волосы не росли, хирургический шрам. Что-то чинили у него в башке. После выпуска многие записались в армию, трое из Долины погибли только за прошлый месяц. Среди них девчонка, с которой он путался одно время, чокнутая немножко, все думали, она лесбиянка. Он с ней перепихнулся несколько раз, но не вступался за нее никогда. Она водила грузовик и нарвалась на мину, все они там погибают одинаково. А она вообще была в резерве. Поу надеялся, что арабы, которые это сотворили, отправились на тот свет, надеялся, что их прикончил выстрелом в брюхо снайпер, который родился с охотничьим ружьем в руках, эти арабы наверняка думали, что им все сойдет с рук, а тут снайпер поправил прицел, и бум – и вот они пытаются удержать руками вываливающиеся кишки. Господи, что же случилось, ведь еще секунду назад ты был счастлив.
Ли протянула ему пиво:
– Они не позволили мне заплатить.
– Ты пропиваешь чью-то пенсию, – встрял Айзек. – Или пособие.
Ли изменилась в лице. Поу готов был вышвырнуть Айзека в окно. Она открыла рот что-то сказать, но тут рядом возник морпех. Лет двадцать, может, двадцать один, русые волосы на вид мягкие, как у ребенка, на шее и на висках прыщи.
– Вам не следует так долго сидеть на месте.
– Я больше не танцую, – строго ответила Ли.
– Да бросьте.
– Я пришла сюда отдохнуть с друзьями.
Парнишка окинул взглядом Поу. Потом деликатно взял ее за руку.
– Нет, благодарю.
Поу выступил вперед, скалой нависнув над морпехом.
– Муж спешит на помощь?
– Вот именно.
– Но ты-то не муж.
– Он мой муж, – сказала Ли.
– Дерьмо он собачье.
– Ступай к своим друзьям, – спокойно предложил Поу.
– Мы уходим, – скомандовала Ли.
Морячок сунулся было к Поу, но тот попятился. Задира рванулся за ним, но споткнулся и грянулся на пол. Пьян в хлам. Он что-то орал с пола, прямо лежа орал. Поу пятился к выходу, Ли и Айзек уже ждали у дверей.
Поу продолжал отступать, не отводя глаз от морпеха, люди уже обращали на них внимание, медали вояки бестолково шлепали по синему кителю. Поу стало неловко за парня, вставай, мысленно приказал он, просто вставай. А потом заметил нечто странное – одна нога у морпеха вывернулась и была заметно длиннее другой, а из-под штанины что-то поблескивало, и весь пыл из Поу разом вышел, он только смотрел на ногу не отрываясь, туда, где не прикрывал носок, на светло-коричневый пластик и металлические шарниры вместо сустава, и никак не мог отвести взгляд. Голова закружилась, ты же мог врезать этому парню, вдруг дошло до него, в прежние времена ты бы ему непременно врезал, и на секунду он едва не потерял сознание, а потом увидел просвет в толпе, растолкал людей и бросился к выходу.
У дверей бара стояла полицейская машина, Поу замер, прижавшись к стене, но потом разглядел, что на заднем сиденье уже торчит кто-то в наручниках, а коп что-то пишет в блокноте. Боже, жизнь покатилась под откос, думал он, все твои грехи навалились разом. Странно, что он раньше не обращал внимания. А теперь эта история с бродягами. Надо убираться отсюда, бежать из города. Думал, обойдется, но нет, люди же предупреждали, да он не слушал. Поу никак не мог вспомнить, где припарковалась Ли, голова кружилась, в руках это дурацкое пиво. Дальше по улице машина “скорой помощи”, задние двери раскрыты, внутри свет, кого-то укладывают. А, вон Ли с Айзеком. Когда Поу добрался до машины, двигатель уже работал, но, перед тем как сесть, Поу оглянулся, с полдесятка парней, вывалившихся из бара, разыскивали его.
– Прекрасно провел время, – фыркнул Айзек.
– У этого парня был протез.
– Но ты же не ударил его? – спросила Ли.
– Не ударил, – ответил Поу. – Слава богу.
– Хорошо, что у нас в руках было пиво, – заметил Айзек.
– Прости, – смущенно сказала Ли. – Мне не следовало болтать с ним так долго.
– Ты тут ни при чем.
– Конечно, нет, черт побери! – взорвался Айзек.
Всю дорогу до дома он молчал. Когда Ли припарковала машину, он выбрался наружу и вошел в дом, не обернувшись и не попрощавшись. Ли и Поу глядели ему вслед, а потом посмотрели друг на друга, и он уже собирался с духом пожелать ей доброй ночи. Домой он и пешком дойдет. Надо проветриться, привести голову в порядок.
– Не хочешь зайти, выпить чего-нибудь?
Он размышлял довольно долго:
– Ладно.
– Но остаться на ночь не получится.
– Я и не собирался.
Они сидели на кушетке на задней террасе, укрывшись одеялом; лицу холодно, но вообще тепло, слышно, как в лощине журчит ручей, сливаясь с другим, а потом они вместе впадают в реку. А река впадает в Огайо, а Огайо – в Миссисипи, а потом в Мексиканский залив и Атлантический океан, все связано. Все связано со всем. Все имеет значение. Глотнул еще вина. Перебрал, наверное. Он просто пьян.
Под одеялом тепло, они держатся за руки, и он закрыл глаза и растворился в ощущениях. Темное пятно там, где граница соседского сада, нынче там чащоба, пустой дом весь зарос кустарником.
– Когда я уезжала, там еще жили, – сказала Ли. – Паппи Кросс.
Поу допил вино, вытряхнув последние капли из горлышка прямо в рот. Новолуние, ночь темная, и все как будто нормально, будто и не было этих лет, все как раньше, и кого, интересно, он обманывает.
– Мы могли бы поговорить хотя бы.
– Прости, что не сказала тебе.
– Проехали.
Она положила голову ему на плечо.
– Это один из бывших, да?
– Саймон.
– Тот, что крутил со всеми девками?
– Прости. Готова повторить это столько раз, сколько потребуется.
– Он, конечно, изменился, теперь все по-другому. Обычная история.
Он не понимал, зачем говорит это, им же так хорошо сейчас, и вообще, похоже, есть шанс переспать с ней, если притвориться, что все как раньше, что он простил ее.
Ли вся сжалась, помолчала, но потом проговорила: