И после даже не смотрел на тебя. Хороший парень, да только больше к нему не пойдешь, неловко.
Генри подъехал к окну, в лунном свете отлично видны руины соседского дома, Паппи Гросс уехал двенадцать лет как. В Неваду, к сыновьям, а уже через пару недель доброхоты растащили водостоки, двери, окна с двойными рамами. Звонил ему в Неваду, оставлял сообщение, но он так и не перезвонил. А дом постепенно развалился.
Шум наверху, это Ли расхаживает по комнатам. Она скоро должна будет вернуться к себе, не станет торчать здесь без толку, как Айзек. Ну признайся же. Настоящий мужчина так никогда бы не поступил – как ты обращался с мальчиком. Правильно жертвовать собой ради детей, а вовсе не наоборот. Мальчик по факту гений, они его проверяли, но он никогда не рассказывал, что у сына IQ 167, больше, чем у сестры. Но, как это объяснить, парень всегда был странный какой-то, будто умный и дурак одновременно. Вечно вел себя как-то по-идиотски. Детская бейсбольная лига, мальчишке было двенадцать, его поставили питчером, отличный бросок, но он облажался, восемь ранов кряду, и просрал игру. И как с гуся вода. Бред какой-то. Каково смотреть, как твой сын сливает игру, а ему и дела нет, будто ничего и не случилось.
Нет, думал он, у тебя не было выбора, Ли сбежала первой, и это легче легкого. А мальчик совладал, не пал духом, он сильнее, чем она. Она говорит одно, но внутри совсем не такая. Жизнь здесь доконала бы ее.
Генри думал об этом, он запросто выкатился бы на рельсы под несущийся поезд ради любого из них. Без всяких рассуждений. Мальчик его сын. Нормально же иметь любимчиков, его собственный отец любил его больше, чем брата, так устроена жизнь. Он не сумел бы дать равного внимания обоим. Нет, вранье все это. Ты просто не хотел оставаться один и сделал свой выбор.
Рано или поздно мальчика пришлось бы отпустить, настало время последнего путешествия. В дом, где стариков в памперсах подмывают чужие люди. На пару недель примерно. Жизнь за жизнь. На лужайке у бывшего дома Паппи Кросса пасется олень, жив ли еще сам Паппи, дом выставлен на продажу уже двенадцать лет, сын его приезжал однажды, остановился в отеле, нанял кого-то срубить все деревья, даже молодые сосенки, по сорок долларов, продал лес на шахту, хоть какие-то деньги получил. Интересно, в курсе ли Паппи. Развалины дома среди пеньков, а скоро и следа не останется, на планете миллионы мест, подобных этому, и сейчас, и во все времена. Земля состоит из костей и руин. Из лесов и обратно в леса, прах из праха, и не знаешь, что тут было прежде тебя.
7. Поу
В новой камере не было окна и свет никогда не выключался, но зато он здесь один. Уже почти середина дня, наверное; завтрак приносили, кажется, несколько часов назад, хотя и в этом он не уверен. Да какая разница. Теперь против него вся тюрьма, бандиты черные и белые, коалиция доброй воли[37], он не сдержал слова, да вдобавок завалил еще одного чувака, надул парней с обеих сторон. Как только умудрился. Главное правило – грамотно выбирай врагов, а он выбрал врагами всех. Не убил ли он, часом, Такера. Можно подумать, это что-то меняет, огребать-то придется не по совокупности. Что бы ни натворил в жизни, все равно в конце ждет смерть. Его прикончат, разумеется, при первом же удобном случае.
Поу тут же зазнобило, он весь покрылся холодным потом, взмок и сразу замерз, хотя еще минуту назад было тепло. Встал, прошелся по камере, похлопал ладонью по стене, потрогал решетку, бесполезно, закон природы, хотелось кричать, есть чувства, которым надо дать выход. Но он не станет. Он мужик. Он сейчас ляжет на койку и успокоится. Так и сделал. Он весь мокрый, в ушах шумит, похоже на инфаркт, так и сдохнешь на этой койке. Через несколько минут паника улеглась, навалилась слабость и ощущение пустоты.
Но по-прежнему есть выход. Прямо перед носом. Можно сказать правду и все изменить, адвокат, как и все прочие, ждет от него именно этого. Для того и нужны адвокаты. Чтобы вытащить его отсюда. Спасти ему жизнь.
Вот только это не спасение, а сделка. Айзек и Ли. Против его жизни. Против его клятв. Против всего, во что он верил, что есть хорошие люди и плохие, и Айзек один из немногих хороших. А он сам, если спокойно посмотреть, находится ровно там, где ему и положено быть, ему здесь место, а вот Айзеку – нет. Не самое правильное, конечно, место, может, и не совсем ему тут положено быть, но он не слишком потрясен, даже смирился как-то. В прошлом году он уже практически угодил сюда, да мать с Харрисом вытащили. Так что это не трагический поворот судьбы, он не родился беженцем в трущобах, это его собственный выбор, и надо по-мужски за него отвечать. Он готов ответить за последствия.
И все-таки – если адвокат начнет расспрашивать, что произошло, трудно будет удержаться от подробностей, это уж не разум, а его натура такая. Если спросят, он скажет. Ничего с этим не поделать. Но если не спросят, он и не станет ничего говорить. Это по-честному, равные шансы для обеих сторон. Правда, он знает, что спросят обязательно. Очевидный же вопрос: кто убил человека в заброшенной мастерской? Господи, как будто много лет прошло, кажется, что все случилось в далекой древности, это уже часть истории. Но ты оказался здесь ровно из-за тех событий. Тебя спросят, и ты расскажешь. Это лишь правда, только правда. Ничего, кроме правды.
Поу опять встал, походил, три шага до стены, развернуться, три шага обратно. Перед ланчем, так они сказали, адвокат придет перед ланчем, а сейчас уже прошло сколько-то времени после завтрака. В этом весь ты. Если есть шанс во что-то вляпаться, ты обязательно вляпаешься, и дело тут не в случайности, запросто можно было всего этого избежать, сколько дорог открывалось, но ты не воспользовался ни одной. Дохлый номер, безнадега. Проспал свою жизнь, плыл по течению. А течение становилось все быстрее и быстрее, а он не заметил. И вот финал, он перед громадным водопадом. И не только колледж, были и другие возможности, иногда такие, за которые с готовностью ухватилось бы полгорода, но он выбрал иной путь. Сразу после выпускного ему звонил Орн Зидель, предлагал место в компании, которая производила пластиковые уплотнители для мусорных полигонов. Поездки по всей стране. На новых полигонах они укладывают пластиковое покрытие как подкладку под будущие отходы, чтобы всякая дрянь не просачивалась в грунтовые воды, в речки и всякое такое. А старые свалки они запечатывают в такой здоровенный пластиковый пакет, накрывают сверху плотным слоем специального материала и надувают воздухом, проверяя герметичность, а пока не засыпали сверху землей, можно пробежаться по этому грандиозному батуту, как по поверхности Луны попрыгать, говорил Орн, для начала четырнадцать долларов в час. Но это же не пробежаться по Луне по-настоящему. Это же возиться с мусором. Они называют себя техниками, как же. На самом деле просто накрывают пленкой горы мусора, вся жизнь проходит на свалке. Родная страна должна предложить тебе что-нибудь получше, считал ты.
Или вот последний грандиозный шанс – дядька Майка де Люка предлагал, золотая жила вообще, демонтаж, разбирать старые заводы, сталелитейные гиганты, они же по всей стране закрываются, не только наши местные. Но это ж надо ездить. Поу заполнил заявление, конечно, и даже на собеседование сходил, но это ведь жить на чемоданах, постоянно в разъездах, и мужик, который с ним разговаривал, догадался, наверное, по его роже, что ему такое не по душе. Работать надо на Среднем Западе, разбирать автозаводы в Мичигане и Индиане. Но придет день, когда и эта работа закончится и не останется ничего, напоминающего о великой американской промышленности. Поу казалось, что из-за этого обязательно возникнут большие проблемы, он не знал, какие именно, но возникнут точно. Нельзя, чтобы страна, особенно такая большая, как Америка, не производила нужные вещи сама для себя. Иначе обязательно со временем начнутся неприятности.
А дядька Майка де Люка, двадцать лет он отработал на сталелитейном, а потом следующие двадцать лет растаскивал эти заводы на металлолом, разворовывал их, это было вроде мести, словно хотел поквитаться за то, что его сократили, но по факту все-таки не месть, работа, не то что о такой каждый мечтает, как он втирал в городишках, куда его заносило, если вдруг официантка спросит: а что это вы делаете в нашем городе?
Впрочем, все не так плохо. Он прожил нормальную жизнь, видный парень, местная знаменитость, круче многих. Переспал с четырнадцатью девчонками, тоже неплохой результат. У одной из них, может, даже ребенок от него, жизнь после смерти, так сказать. Но не обязательно все должно вот так закончиться. Он же может сказать правду. Правду и ничего кроме. Он же не убивал этого Отто, и тогда его отпустят, и Кловис и все остальные, которые непременно пришьют его, они тогда просто никогда больше его не увидят.
Старое присловье, что истина сделает тебя свободным. Он сможет сидеть на свежем воздухе, дышать полной грудью, ловить рыбу, есть сэндвичи с яйцом, постреливать в кроликов из А-22. Благословенный А-22, что бы я мог тут натворить, будь ты у меня в руках, А-22, самый мелкий калибр, да я бы прищучил всю эту свору. И он вышел бы на волю и лежал под теплым одеялом, а Ли обнимала бы его ногами, поднимая одеяло над ними обоими, как палатку, и он вдыхал бы запах ее кожи и шершавой темной полоски между ее ног. Да до хренища в жизни удовольствий, миллионы, целую вечность можно их перебирать, для каждого свои, дубовая кора, свет в доме, заметить здоровенного оленя и не стрелять в него. В любой момент ты мог потерять это счастье, но принимал как должное, а сейчас все будет иначе. Его жизнь обретет смысл. Ты больше не будешь плыть по течению в надежде, что все обернется к лучшему, раньше ты не знал, а теперь-то знаешь, теперь ты сможешь все изменить.
Он лежал на холодном бетонном полу. Сунул голову под койку и лежал в темноте. Он не сможет сказать правду, потому что это не правда вовсе. Ли никогда его не простит. Поймет, кто он такой на самом деле. Не захочет даже думать о нем, возненавидит больше всех на свете, и не надо быть гением, чтобы это понять. Черт, она уже знает, как все произошло. Не надо было ей рассказывать. Но сделанного не воротишь, пути назад нет, она не простит ему, что это был ее брат, она не сможет притвориться, будто бы ничего не было.