сковой эпиляции, точно кукла Барби без трусов.
В жизни она казалась и более, и менее значительной, чем на фотографиях и в фильмах. Волосы у нее были поделены на четыре части и заплетены в косички, перевитые серебряными ленточками. На затылке косички сливались в пышный распущенный хвост. На ней были черные, с серебряными швами джинсы в обтяжку, белый пушистый свитер и грубые высоченные башмаки на каблуках. Даже не зная, что это Оливия Тейлор, при ее появлении я бы, по крайней мере, сразу поняла, что это девушка непростая. Наряд, прическа, характерная угловатая походка тощей модницы – короче, даже не сказав еще ни слова, она уже выделялась из толпы. И если звезда Оливии Тейлор и катилась к закату, сама Оливия Тейлор, похоже, была не в курсе. Когда она ворвалась на съемочную площадку, даже тормознутые сценаристы из когорты «ненавижу Голливуд» обратили на нее внимание, прервав ради нее финальную фазу всеобщего угара и запила на «Нинтендо».
– Если вы, говнюки сраные, знаете, кто слил эти картинки, вы лучше сразу мне скажите, а то весь мир узнает, как некие маленькие недоделанные дрочеры спустили все свои диснеевские денежки на порнуху, чтобы никто не догадался, что на самом деле они зашуганные девственники без мозгов. И не притворяйтесь, будто вы меня не слышите. Не забывайте, ваши пиз…шества, я прекрасно знаю, где вы живете!
Близнецы даже не оторвали взгляд от заключительной части зомби-бойни на экране, а только синхронно помахали сестре руками, как птички крыльями, почти балетным жестом. Не думаю, что мне когда-либо доводилось слышать, как девушка произносит слово «п…да», не говоря уже о том, чтобы умудриться заставить его звучать, как высокую поэзию.
– Друзей у меня нет, – продолжала Оливия, – и я, заметьте, вовсе не считаю, что это плохо. Пока я не узнаю, как выплыли эти картинки, вы, мерзкие потаскушки, помещаетесь под домашний арест.
– Бах-бабах! – Джошуа зарубил трех зомби. – Если ты похеришь мой победоносный счет, тогда я тебя помещу под домашний арест.
– Подожди-подожди, – откликнулась она, поднимая огромные солнцезащитные очки на лоб, – ты только подожди, и скоро дождешься, что всем будет насрать, на каком долбаном пляже вы выгуливаете свои кривые жопы. Скоро вас станут останавливать на улице и спрашивать: «А вы случайно не из рекламного ролика про печеньки „Жопа слиплась“»? А это случится, обязательно случится. И на всей планете единственным человеком, кто вам отсосет, будет тюремщица с тремя программами в телевизоре, свято верящая, что президент ее полюбит, если она вас трахнет.
Казалось, она проходит подготовку к Олимпийским играм по сквернословию.
– Ну что, а ты, значит, у нас клептоманка? – спросила она, и у меня ушло несколько минут, чтобы понять: она обращается непосредственно ко мне и смотрит прямо на меня. Я встала немножко попрямее и постаралась себе представить, что она просто одна из моих одноклассниц.
– Я не клептоманка, – сказала я. – Я взяла кредит.
– Отлично. Нам всем следует пройти у тебя мастер-класс. Возьму, пожалуй, на вооружение эту твою формулировочку. Благодарю.
– Она нормальная, – вступил в разговор Джош. – Не все такие психопатки, как ты.
– Ничего получше не придумал? «Психопатка»? Может, хватит уже сутками тупить за компом? Итак, Анна. Ты же Анна, верно? Поскольку ты у нас профессионал, можно сказать, настоящая акула в сфере финансовых операций, или как там тебе угодно это называть, не хочешь прошвырнуться со мной по магазинам?
Вопрос, мне показалось, таил в себе подвох. Но она знала мое имя, то есть близнецы рассказывали ей обо мне. Обалдеть.
– Считается, что я сейчас держу пост, воздерживаюсь от покупок, – продолжила она. – В одном весьма говенненьком журнале для подростков готовят материал: я должна написать проповедь о том, как воздержание от трат и потребления спасло мою бессмертную душу, а также сделало планету чище, лучше и всякое такое. Вот только я ненавижу, ненавижу, ненавижу себя ограничивать, и пусть ни один редактор, если он в своем уме, не ждет, что я смогу пережить это торнадо из говна, не купив себе хотя бы одной новой сумочки. Ну и пары туфель к ней. Тебе же тоже нужны деньги, правда? Я заплачу тебе сто баксов. Комиссионные посредника плюс деньги за молчание. Но если твитнешь хоть одной подруге, я сотру тебя с лица земли, ты поняла?
Как будто кто-то мне поверит. Даже Дун решит, что я все сочинила.
Знакомство с Оливией Тейлор привело меня к осознанию, что все, с кем общается сестра, не знаменитости, а «типа знаменитости». Они знамениты отчасти, они уже слегка пожухли и подвяли по краям, и потенциально все они – проходные персонажи, почти что канувшие в Лету. Делия, даже если она до конца дней будет сниматься ежедневно, никогда не станет Оливией Тейлор. Оливия Тейлор собирала стадионы. Ее в свое время показывали по телевизору пять дней в неделю каждый вечер, да еще и по утрам, когда шли повторы. Уверена: если я сосредоточусь, то вспомню и дату ее рождения, и ее любимый цвет.
– Что ж, начну отрабатывать свой кредит, – сказала я, улыбнувшись ей так, словно при необходимости бываю очень крута и море мне становится по колено.
– Великолепно. До новых встреч, унылые уроды.
Наверное, мне следовало бы предупредить Декса. Джереми посмотрел на меня, словно говоря: «Ты что, правда собираешься взять и пойти куда-то с моей ненормальной сестрой?» А я попыталась телепатически ответить ему: «Да, потому что это примерно в миллион раз интереснее, чем взять и пойти куда-то с моей ненормальной сестрой». Как говорится, из двух зол выбирают меньшее, но ведь еще в тысячу раз интереснее и круче, когда тебя всем представляют, тебе жмут руки, а ты тем временем размышляешь, давать ли этим людям свой настоящий электронный адрес или обойдутся.
Стоило нам выйти на улицу, человек, который прежде делал вид, что присматривает за машинами на парковке, тут же выхватил откуда-то фотоаппарат и начал судорожно щелкать. Он снимал меня и Оливию Тейлор. Может, я стану черным, закрашенным квадратом в каком-нибудь отстойном журнальчике из тех, что лежат на кассах в супермаркете. Или же на сайте сплетен о знаменитостях я превращусь в фигуру со знаком вопроса над головой. Вот она, слава.
– Хорошо, если хоть баксов пять выручит, – сказала Оливия. – Говноед-следопыт.
Мужчина сделал вид, что коснулся полей шляпы, которой на нем не было, а потом послал Оливии воздушный поцелуй.
– Отвратительно, – сказала она. – Они не успокоятся, пока я не умру, а они не прибегут первыми, чтобы заснять меня в гробу.
Она подвела меня к джипу размером с небольшой дом. Я забралась на место пассажира с таким видом, будто четко понимаю, куда мы направляемся и зачем, будто я с самого рождения только и делаю, что разъезжаю на огромных тачках со звездами кино. То обстоятельство, что я при этом не описалась, наверное, можно причислить к настоящим чудесам. Ноутбук Оливии лежал в раскрытом виде на ее сиденье. Когда мы уселись, она включила комп и протянула мне, чтобы я могла полюбоваться столь оскорбившими ее картинками. Три кадра с одной вечеринки: она вырубилась рядом с недоеденным тортом, ее практически несуществующий животик слегка, совсем чуть-чуть, выпирает над слишком тесными штанами из змеиной кожи, а голова склонилась под таким углом, что кажется, будто у нее наметился крошечный, едва заметный второй подбородок.
– Кто мог такое сделать? – сказала она, ткнув пальцем в экран. – Мудила прямо-таки библейского масштаба, правда? Вечеринка была полностью закрытой. Теперь мне надо быстренько сделаться Агатой Кристи и раскопать, кто из моих пяти лучших друзей и двух братьев убил мою карьеру. И посмотри на торт. Как из обычного гастронома. Скоты.
Значит, вот из-за чего она так взбеленилась. Не из-за кадров, где она выглядит как нарик, как расист или как абсолютно голый нарик-расист, а из-за фотографий, на которых она немножко, совсем чуть-чуть приближается к обыденности. Шокировало в этих снимках только то, что ничего шокирующего в них вообще не было.
– Может, есть смысл притвориться, что это не ты, – предложила я. – Ты здесь даже и не очень-то на саму себя похожа.
– А ты скажи это очередному директору по кастингу, когда он начнет шариться по Интернету.
Оливия захлопнула ноутбук и швырнула его на заднее сиденье. Потом она завела машину, и мы выехали с парковки. Я сидела и думала, во что обошлась бы покупка нового ноута, если бы Оливия промахнулась и не попала на заднее сиденье, когда вдруг почувствовала нечто очень странное: мне на правую руку хлынул тяжелый ливень, хотя никакого дождя не было и в помине. Ощущение переползло с руки на правое плечо, потом на голову, и я запаниковала. С заднего сидения на меня наползало нечто. Я закричала, видимо, очень искренне и дико, потому что Оливия едва не въехала в фонарный столб.
– Ты что, полный психот? – спросила меня она. Теперь я видела, что всему виной большая зеленая ящерица, которая только что спрыгнула с моей головы ей на колени. – Ты доведешь Игги до нервного срыва.
– Игги?
– Все в порядке, Иг-г-г-и-и-и. – Она поцеловала ящерицу в голову. – Это Анна. Она не хотела тебя напугать.
Ящерица устроилась у нее на ноге, Оливия нежно поглаживала ей голову. Я оглянулась назад, чтобы проверить, не водятся ли на заднем сиденье еще какие-нибудь рептилии, и постаралась угомонить свой пульс. Оливия въехала на парковку за торговым центром, остановилась под табличкой «Только для сотрудников» и взяла ящерицу под мышку.
– Значит, у тебя есть ящерица.
– Игуана, – поправила меня Оливия. – А известно ли тебе, что они могут прожить столько же, сколько и люди? Но, в отличие от людей, они никогда, абсолютно никогда не срут тебе на голову. – Она показала мне жестом, чтобы я вылезала из машины, и спросила: – У тебя же есть кредитка, да?
По ее взгляду вполне можно было предположить, что она оставит меня в машине, если я дам неправильный ответ.
У меня была кредитная карта от папы, просто на случай экстренных ситуаций, и были все шансы, что она еще действует, так как я ни разу не общалась с папой с того момента, как он месяц назад уехал в Мексику. Оливия еще что-то говорила, а у меня в голове зазвучал папин голос: «Неужели я даже не могу себе позволить отвлечься и съездить куда-нибудь с Синди? Даже на выходные? Вот так, значит? Почему мне никто ничего не говорит?» А потом вступила мама, вероятно, углядев прекрасный повод лишний раз ему напомнить, какой он отстойный отец: «Тебя не было целый месяц, а не пару дней. И чисто формально ты все еще являешься ее отцом, так что потрудись оторваться от своей бесконечной пина-колады». Бла-бла-бла.