– Я буду рядом, – пообещала она. – И все, что на тебя налезет, я хочу видеть собственными глазами. Договорились?
– Договорились, – сказала я.
Первое платье было безумным. То есть серьезно: наряд для душевнобольного преступника, которого содержат в обитой войлоком камере. Электрический фиолетовый с неоновыми розовыми цветочками и зеленой отделкой – похоже, кто-то решил для пошива платьев использовать обивочную ткань. Я не выйду в этом платье из примерочной даже под страхом смертной казни.
– Ну как? – спросила Делия.
– Не подходит.
Делия начала крутить ручку двери:
– Можно хотя бы взглянуть?
Я открыла дверь.
– Окей, – сказала она. – Ты права, немножко кричаще, но ты посмотри на длину. До середины бедра – для тебя это идеально. И мне дико нравятся рукава. Мы пока пристреливаемся, но скоро попадем в цель.
Я потянула подол платья сзади. Вдруг там есть потайная вставка, которая сейчас опустится и прикроет мне задницу. Без шансов.
– Длина ужасная. Я не могу заявиться на съемочную площадку голой. Я голая. Ты это понимаешь?
– Да где же голая, я тебя умоляю, ты оглядись по сторонам, посмотри, как одеваются в этом городе. В этом платье ты все равно будешь практически монашкой.
Может, она и была права, но не настолько права, чтобы я согласилась оголить пятую точку.
– А что, джинсами они не торгуют?
– Конечно, торгуют, но я хочу, чтобы ты выделялась. Я и джинсы принесу, а ты продолжай мерить платья. Вдруг найдется такое, с которым ты сможешь смириться.
Там были бесконечные ряды платьев моего размера, некоторые уже ношеные, другие совсем новые. Я попыталась отобрать пять или шесть, которые не стала бы высмеивать, увидев их на ком-нибудь другом. Иногда мне проще, глядя в зеркало, притворяться посторонним человеком. Я стараюсь слегка расфокусировать взгляд и представляю, что я случайный прохожий, который бредет по улице и вдруг наталкивается на телку по имени Анна, которая недавно начала ходить в одну с ним школу. Если удается правильно настроиться, мне становится немножко легче принять собственную внешность. Я не такая уж откровенно отвратительная – на самом деле, временами я бы даже сказала, что выгляжу мило, но только при условии, что это говорю не я, а кто-нибудь со стороны. И вот я стала выбирать вещи так, будто делаю это для «другой» Анны, той чувихи, которая приземлилась в Голливуде и запросто играет в покер со звездами кино. Вот она – что она обычно носит?
Видимо, я слишком погрузилась в свои фантазии, потому что довольно сильно толкнула какого-то покупателя.
– Извините, – сказал он, расцветая улыбкой мегаизвращенца. Тот самый чел из веганского ресторана: с пустыми руками, без покупок, без всяких видимых причин здесь находиться, совсем рядом со мной, и вступать в беседу.
Я оглянулась, выискивая взглядом Делию. Она сновала среди стоек с джинсами в дальнем конце зала.
– Она твоя сестра? – спросил извращенец. – Она просто прелесть.
Я ничего ему не ответила, а прямиком направилась к Делии и заявила ей, что мы должны уйти. Немедленно.
– Ты что, издеваешься? – возмутилась Делия. – После того как ты неделю умоляла сходить с тобой по магазинам? Признайся, ты употребляешь?
– Просто… – начала я, но не успела я сказать и двух слов, как тот чувак оказался рядом с нами.
Он протянул сестре руку, которую та полностью проигнорировала. Он некоторое время постоял с вытянутой вперед рукой, а потом медленно ее опустил. Но продолжал глазеть на Делию во все глаза, как плотоядное животное, увидевшее стейк своей мечты. К тому моменту я точно знала, что именно этот человек клеит записки на дверь моей сестры. И мне это не нравилось. Ни капельки не нравилось.
– Я не мог не обратить на вас внимание, – сказал он, украдкой подвигаясь еще ближе. – У вас есть представитель? Пожалуй, я мог бы сделать вам заманчивое предложение.
Готова поставить последний доллар, говорил он совсем не о кино. Сестра же, в свою очередь, продолжала перебирать джинсы, избегая встречаться с ним взглядом и притворяясь, что совершенно ничего не происходит.
– У нее есть агент, – встряла я. – Понятно?
Меня он словно бы не слышал и не видел. Кассир с безразличном видом ковырялась в телефоне. А Делия, даже не удостоив извращенца взглядом, сказала самым будничным голосом:
– Думаю, вы видите, что я помогаю подруге сделать покупки ко дню рождения, и вы должны с пониманием отнестись к тому, что именно этим, и только этим, я и намерена сегодня заниматься.
Вот так, спокойно, без шума и суеты. Извращенец не уходил.
Она продолжала его игнорировать, обращаясь ко мне, словно его и вовсе не было рядом.
– Вот это крутые джинсы. Ты их мерила? Думаю, они сядут на тебе почти настолько хорошо, чтобы оправдать цену.
Наконец извращенец ретировался. Он пошел к выходу, постоянно оглядываясь, чтобы проверить, не посмотрит ли на него сестра.
– Какой кошмар, – выдохнула я. – Что это вообще такое было?
Сестра пожала плечами, будто речь шла о надоедливой мошке.
– Если их игнорировать, – сказала она, рассматривая бирку с ценой на одном из моих платьев, – они обычно уходят. Мой психотерапевт как-то говорил, что есть такие люди, которые любые признаки внимания к себе трактуют в положительном ключе. Поэтому таким я не уделяю внимания вообще.
До чего же странный подход. Неудивительно, что она лишь слегка закатила глаза, когда я рассказала ей о машине, которая припарковалась возле ее дома прошлой ночью. Или о сумасшедшей тетке, которая однозначно не перепутала адрес и не шла на вечеринку. Или когда я хотела обсудить с ней предстоящую операцию нашей матери. Делия или королева дзена, или абсолютно ненормальная.
– А теперь примерь, – сказала она, показывая на ворох платьев у меня в руках. – Я требую увеселений.
9
В следующие две недели сестры как будто с нами не было. Она утверждала, что ходит на прослушивания для какого-то нового проекта и много времени проводит на пересъемках фильма про зомби, но интуиция мне подсказывала, что она нас троллит и тусуется с Роджером. Чтобы я не оставалась без дела, Декс на съемках «Чипов» давал мне разные поручения, а по вечерам мы просто вместе болтались и поджидали Делию. Я, конечно, не могла забыть о своей семье, но вот про школу я начала забывать. Причем выпадение школы из моего сознания было настолько эпичным, что, получив и-мейл от мистера Хейгуда с темой письма «ЭКЗАМЕНАЦИОННАЯ РАБОТА?», я целых две минуты соображала, спам это или нет. Это был не спам. Мистер Хейгуд хотел, чтобы я «оставалась в обойме», поскольку август «стремительно приближается».
– Бл…! – ляпнула я, а потом добавила: – Извини. Я хотела сказать «блин».
Декс пожал плечами:
– Что тебя беспокоит, юное создание? Ты собираешься просветить меня, почему все книги, которые ты читаешь, посвящены серийным убийцам?
Вопрос застал меня врасплох до такой степени, что я впервые соврала Дексу:
– Мне надо написать экзаменационную работу по истории. Про Лос-Анджелес и про какое-нибудь событие, которое изменило Америку. И я выбрала Чарльза Мэнсона.
Он посмотрел на меня с некоторым изумлением, а я добавила:
– Я должна собрать все доступные сведения обо всех людях, которые участвовали в той истории.
Декс слегка прищурился, как обычно делают взрослые, когда хотят показать, что перестали понимать, куда катится современная школа, а потом улыбнулся и предложил устроить совместный мозговой штурм. Одну вещь я знаю о взрослых людях наверняка: любую чушь им можно представить как школьное задание, и они купятся, если говорить уверенно. Я запросто могла сказать: «Я должна перевоплотиться в одну из девочек Мэнсона и описать свои ощущения, мне задали на драмкружке», – думаю, он и это бы «съел». Что касается меня, чтение для Роджера было моей единственной настоящей работой, и я подсознательно надеялась, что Декс не заметит, что именно я читаю. Ведь когда Декс был рядом, мне следовало притворяться, что Роджера вообще не существует. Впрочем, исследование для Роджера вряд ли правильно называть чтением, потому что прошлым утром он прислал мне и-мейл следующего содержания: «ПРОСТО БУДЬ ОДНОЙ ИЗ НИХ. НО НИКОГО НЕ УБИВАЙ». Сспадибоже, будто меня надо предупреждать. В следующем послании, разъяснительном, он просил меня в течение нескольких дней постараться воспринимать мир глазами девочек Мэнсона. В считаные секунды у меня в голове пронесся миллиард вариантов ответа. Например: «ТОЛЬКО ЧТО ОТСОСАЛА ТРИДЦАТИПЯТИЛЕТНЕМУ ЭКС-ЗЕКУ. Я ПОЛУЧУ ДОПЛАТУ?» Однако, учитывая мнение Роджера обо мне, он скорее всего выслал бы мне чек на пятьдесят баксов и попросил описать все в подробностях.
И вот что, между прочим, забавно: как только я выдумала эту диковатую историю про эссе по истории, идея моментально превратилась из глупой во вполне достойную. Может, Делия и правда умнее меня, и ложь иногда действительно может обернуться правдой, не успеешь и глазом моргнуть. Так или иначе, я знала и абсолютную правду: Делия меня убьет, если Декс узнает про всю эту байду с Роджером. Стоило мне рассказать Дексу о своих изысканиях, он тут же заявил, что у него есть фильм «Долина кукол» и я обязана его посмотреть, потому что там про Лос-Анджелес, а в главной роли снялась Шэрон Тейт, и это самая большая ее роль в кино. Более того, он и сам не прочь посмотреть этот фильм. Так что на следующий вечер мы засели на диване, запасшись попкорном со вкусом сыра и настоящими «Доритос» из нормального магазина.
Вот только Декс забыл упомянуть, что «Долина кукол» – ужасный фильм, и даже не в прикольном смысле, когда можно растащить диалоги на цитаты, а потом все время их повторять и ржать над самыми дикими сценами. Фильм оказался очень длинным и жутко скучным, да и актеры играли в нем ужасно. Там все очень красивые, все долбаются таблетками и спят с кем ни попадя, но настолько нудно, что я чуть не заснула. Сюжет строится вокруг жизни трех подруг, которые стараются пробить себе дорогу в мир шоу-бизнеса и вдобавок повстречать принца на белом коне; на этом пути они, по множеству причин, подсаживаются на таблетки, или «куклы». Шэрон Тейт играет Дженнифер, милую и туповатую актрису, которая влюбляется в певца из ночного клуба, а он, оказывается, страдает от таинственного наследственного заболевания, которое проявляется ровно в тот момент, когда она делает открытие, что беременна. Ну и печалька. Вероятно, по мнению авторов, мораль фильма состояла в том, что битва за известность или даже стремление стать известным куда лучше, чем то, что происходит, когда ты этого на самом деле добиваешься. Что-то типа «Гэтсби», но только гораздо дерьмовее и бесконечно скучнее. Признание и успех сводятся к тому, что ты становишься несчастным и уже не можешь слезть с таблеток.