– То есть все-таки это гадость.
Делия полностью проигнорировала мои слова. Я знаю, в глубине души она тоже считала такие штуки мерзостью, но она ни за что в этом не призналась бы.
– Она поступила со мной бесчестно.
О чем это она? О том, что мы ненавидим в других качества, которые ежедневно наблюдаем в зеркале?
– Я начинаю презирать все эти прослушивания, – сообщила она. – И мне оттуда не перезвонят. В любом случае, похоже, я там была самой старой.
– Серьезно? А сколько было самой молодой?
– Не знаю. Может, девятнадцать?
– Ее тоже спрашивали про оргии?
– Понятия не имею, я не присутствовала на ее прослушивании.
– А не могли бы мы оставить тему оргий? – вмешался Декс. – Может, вы обе способны отвлечься от того факта, что в комнате присутствует ребенок, а мне вот как-то не по себе.
– Я не ребенок, – возразила я. – Кроме того, именно про оргии я и читала сегодня почти весь день. Ты в курсе, что самой юной девочке Мэнсона было тринадцать? Прикинь. Младше меня. Уверяю, она не только слушала про оргии.
– Круто, – сказал Декс. – Мне уже легче.
– Можно задать странный вопрос? – Я даже не подозревала, что меня интересуют оргии, но чего уж теперь стесняться. – Как вы думаете, людям действительно нравится в них участвовать или их просто привлекает возможность впоследствии хвастать, что они участвовали в оргиях?
– И-и-и – снято, – сказал Декс. – Ты точно не хочешь мороженого? Леденец на палочке? Пойти покататься на роликах?
– Мороженое, – ответила я. – Определенно, мороженое.
Сестра покачала головой и прищурилась:
– Мороженое в обмен на разговор о сексе. Современные дети умеют вести дела.
Я пожала плечами и улыбнулась, но вообще-то я не шутила, когда задавала вопрос. Вот что забавно: когда члены «Семьи» Мэнсона твердят о безумном сексе, невольно начинаешь думать: «Ага-ага, ну конечно, что-то все эти байки о сексе какие-то уж слишком пафосные, на самом деле такого не бывает». Людям как бы очень хочется, чтобы секс был действительно безумным, даже если он таковым и не был. Когда читаешь, как последователи Мэнсона рассказывают о жизни до убийств, главным образом речь идет о том, что им элементарно не хватало еды. По преимуществу они испытывали голод, а не вожделение. Их рассказы о сексе были явно круче самого секса. Не то чтобы лично я хоть что-то в этом понимала, но трахаться с командой грязных хиппи скорее всего не так уж приятно. И я не собиралась бежать впереди паровоза и это проверять.
Похоже, истории о любовных подвигах выглядели лучше вонючей и голодной реальности.
13
Декс уверял, что один из самых быстрых способов заработать деньги в Лос-Анджелесе – массовка в ситкоме. Это абсолютно законно для несовершеннолетних, и профсоюзы следят за достойной оплатой. Он вписал меня в очередную серию «Чипов на палубе!», и я сыграла там одну из двух сестричек-ботанов, менее разговорчивую. Лодка сестер сталкивается с яхтой Чипов прямо перед началом урагана. На меня надели очки еще большего размера, чем мои, какую-то безумную клетчатую юбку и гольфы. В роли была только одна реплика: «Не поддается вычислению, лютик», которую я попыталась произнести «компьютерным» голосом, как робот, но, по-моему, говорила я как нервный полудурок, каким и являлась. Декс сказал, что получилось круто, и даже Джош, когда сцена была сыграна, дал мне «пять».
– Мне очень нравятся твои гольфы, – сказал Джереми. – И очки. Классика.
– Угу, – кивнул Джош. – Еще пару раз засветишься, и вот ты уже новая Оливия Тейлор. – Он давился от смеха.
– Вот де-е-рьмо, – протянул Джереми. – Я совсем забыл об Оливии.
– Везет же. – На этот раз в словах Джоша не было и намека на веселье.
– Мне нужно срочно мотать отсюда. – Джереми посмотрел на часы в мобильнике, а потом на меня: – Хочешь, поедем вместе?
С той поездки на кладбище мы с Джереми общались крайне мало, из чего я сделала вывод, что он списал меня со счетов как ужасное, а то и жалкое создание, которое лучше держать от себя на расстоянии вытянутой руки.
– Конечно. – Я усердно старалась прозвучать круто, но, кажется, нечаянно сбилась на «компьютерный» голос.
– У меня есть идея, – шепнул Джереми. – Только совершенно секретно.
Я жестом изобразила, что запираю рот на замок, и отдала фирменный салют «Чипов на палубе!». Если я что-то и умею, так это хранить секреты.
Когда мы сели в машину, Джереми объяснил, что его сестра поехала в Лас-Вегас, где спонсирует серию вечеринок на Стрипе. А ему в ее отсутствие поручено кормить змею и игуану. По его мнению, я имела полное право забрать рюкзак, который купила для Оливии, сдать его обратно в магазин и вернуть деньги, восстановив справедливость. А что самое прекрасное, у Оливии такое немыслимое количество барахла, что она даже не хватится пропажи.
– Ты у нее была? – Он посигналил и, сворачивая на ее улицу, почти остановился, а потом снова набрал скорость. – Хочу тебя предупредить: там все совсем не так, как ты думаешь.
– Ладно, – сказала я вслух, а про себя добавила: «А у меня по-другому и не бывает».
Оливия Тейлор жила в мегамажорском жилом комплексе с дружелюбным, но вооруженным охранником, который нас поприветствовал, пропуская сквозь ворота. И мы поехали к ее коттеджу – не дворец, которого я, пожалуй, ожидала, но безусловно великоват для одного жильца. Перед домом размещался сад камней со скамьями, а еще там были маленький фонтан квадратной формы и атриум с искусственным прудом, в котором у поверхности вяло переваливалось несколько сонных рыб.
– Готова увидеть, как живет наша вторая половинка? – хитро улыбаясь сказал он, будто знал нечто такое, чего не знаю я.
Из дома Оливии доносился слабый электронный писк. Когда Джереми вошел, под дверью обнаружился полуобморочный карликовый шпиц, который, будто полностью утратив разум, попытался залезть на мою ногу, царапая ее когтями. Внутри писк звучал гораздо громче и пронзительнее. Пощелкав выключателем (свет так и не зажегся), Джереми несколько раз треснул кулаком по панели сигнализации, и писк прекратился. Пес проковылял двумя ступеньками ниже, а потом, широко расставив лапы, напрудил огромную лужу. Кто знает, сколько ему пришлось терпеть.
– Господи, – вздохнул Джереми, беря шпица на руки и гладя по голове. – Она забыла мистера Пибоди. Несчастный ублюдок.
Внутри было темно, и после трех безуспешных попыток найти работающий светильник Джереми раздвинул гигантские, во всю стену, шторы в гостиной, впуская поток солнечных лучей, благодаря которому стало ясно, что Оливия, видимо, уезжала в большой спешке. Когда глаза привыкли к свету, я увидела масштабный «пейзаж» ее дома во всем великолепии. Белая мебель, черные полы, черный камин, белая люстра. Похоже, дизайнер обретал вдохновение для создания декора, созерцая шахматную доску. А вдоль всех стен стояли бесконечные пакеты и коробки, коробки и пакеты. Оливия Тейлор оказалась барахольщицей высокого полета. Я узнала пакет из того магазина, на который мы вместе совершили набег: он небрежно валялся поверх груды таких же фирменных пакетов, переползавшей из гостиной в кухню. На кухне на всех поверхностях росли небоскребы грязных контейнеров из-под китайской еды навынос. Любой папарацци мечтает о такой фотографии. Горы мешков с новой одеждой возвышались на диванах; обгрызенный собакой кусок пиццы с пепперони одиноко валялся на полу; в воздухе пахло мочой животных и уксусом. Да-а, наша крутейшая звезда умела устраивать бардак еще покруче, чем даже ее звездность.
Я не знала, что сказать или сделать, поэтому спросила Джереми, не стоит ли нам здесь прибраться.
– Нет, – ответил он.
Он скинул кипу леденцово-розовых и небесно-голубых бикини на пол, сел на диван и уставился на коробку из-под пиццы на кофейном столике. А потом вздохнул так, как вздыхают родители, когда они не просто безнадежно разочаровались в своем ребенке, а махнули на него рукой, – долгий выразительный вздох, который неизмеримо хуже любого скандала.
– Ох, этот вечный ее бардак. Но все-таки надо поставить ее в известность, что она забыла свою собачку и что свет отключили. Я должен был заранее понять, что дом быстро превратится в полное дерьмо. По ее словам, Вегас идеально подходит для потрепанных звезд реалити-шоу и для бывших группи. Что ж, она отправилась по адресу.
Я хотела сесть с ним рядом и положить ему ладонь на колено в ласковом жесте, которым в кино прекрасные подружки утешают своих парней, а потом те нежно их целуют и без слов выражают благодарность за понимание и тепло. Только вот я не его подружка. И все же мы с Джереми были одни в доме, и, несмотря на жуткий бардак вокруг, я ощутила важность момента. Представив, что Джереми – это Бёрч, только постарше, я села с ним рядом и сказала:
– Сочувствую. Ты молодец, что приглядываешь за ней.
Он покачал головой:
– Может, со стороны так и кажется. Раньше мне и самому так казалось. Я был бы молодец, если бы добился хоть какого-нибудь толка, но нет. А теперь еще и собака.
Пес стоял над пиццей и лизал кусок салями. Каждые несколько минут он выпускал зловонные газы. Человеческая еда явно не шла ему на пользу, но несчастный дуралей, после того как ему наконец удалось помочиться, видимо, всерьез решил оприходовать хотя бы этот прогорклый объедок. Джереми покачал головой и отобрал у него пиццу.
– Интересно, у нее в доме вообще есть собачий корм? – произнес он.
Я сидела так близко, что чувствовала запах шампуня, которым Джереми вымыл голову утром; так близко, что видела три крошечные родинки, раскинувшиеся широким треугольником у него на подбородке. Он оторвал взгляд от хлама, положил руку мне на плечо, и на мгновение мне показалось, что он меня сейчас поцелует. Да, мне и правда так показалось, но он, словно очнувшись, резко встал и пнул ногой коробку из-под пиццы, да так сильно, что она перелетела через всю комнату и приземлилась возле выстроившихся под окнами сумок с покупками.