Активность состоит в согласованном движении; это не счастье, но средство для его создания.
Так, отсутствие голода — это момент блаженства, еда — это средство достижения его.
Summum bonum{4} означает не испытывать страданий в теле и беспокойства в уме.
То есть без-забот-ность тела, спокойствие ума.
Чтобы обеспечить спокойствие ума, мы должны избегать желания и страха, двух основных болезней ума.
Человек — свободный агент.
Добродетель состоит в: 1) благоразумии, 2) умеренности, 3) силе духа, 4) справедливости, которым противостоят: 1) глупость, 2) желание, 3) страх, 4) лживость.
[О материи и мышлении]
Т. ДЖЕФФЕРСОН — Д. АДАМСУ
Монтичелло, 14 марта 1820 г.
Дорогой сэр...
Я считаю его (Стюарта] и Траси{1} самыми способными из ныне живущих метафизиков, под которыми я разумею исследователей мыслительной способности человека. Стюарт, как представляется, дал ее естественную историю, исходя из фактов и наблюдений; Траси — ее способ действия и дедукцию, которые он назвал логикой и идеологией; а Кабанис в своей «Физике и нравственности человека» очень остроумно анатомически исследовал особые части человеческого организма, которые, весьма вероятно, могут осуществлять эту способность. И они спрашивают, почему способ действия, называемый мыслью, не может быть придан материальному органу особой структуры, так же как магнетизм игле или эластичность пружина посредством особых манипуляций со сталью. Они заметили, что при прокаливании иглы или пружины их магнетизм и эластичность прекращаются. С распадом материального органа при смерти его мыслительное действие также может прекратиться. И при этом никто не предполагает, что магнетизм или эластичность сохранили самостоятельное и определенное существование. Они лишь качества особой структуры материи. Измените структуру, и ее качества также изменятся. Вы знаете, что Локк и другие материалисты обвиняли в богохульстве спиритуалистов, которые отрицали за творцом силу наделять некоторые формы материи способностью мышления. Это, однако, спекуляции и тонкости, которые, что касается меня, доставляют мне мало удовольствия. Когда я встречаюсь с утверждением, находящимся за пределами понимания, я отказываюсь от него, как поступаю с тяжестью, которую человеческая сила не может поднять, и думаю, что в таких случаях невежество поистине самая мягкая подушка, на которую я могу положить свою голову. Если бы, однако, было необходимо создать [какое-то] мнение, я согласился бы с Локком, предпочитая проглотить одну непостижимость, чем две. Требуется одно усилие только для того, чтобы принять единственную непостижимость, что материя наделена мышлением, и два, чтобы поверить, что 1) есть существование, называемое духом, относительно которого мы не имеем ни доказательства, ни представления, и 2) этот дух, который не имеет ни протяженности, ни твердости, может привести материальные органы в движение; это вещи, которые вы и я, возможно, вскоре узнаем. Мы прожили так, что нам не страшны рога этой дилеммы. Мы намеренно никому не причиняли вреда, а нашей стране мы сделали добро, которое нам выпало совершить на нашем пути, в той мере, насколько это соответствовало нашим способностям. То, что мы не сделали больше, чем могли, ни один суд не может нам вменить в вину как преступление...
[О материи и восприятии]
Т. ДЖЕФФЕРСОН — Д. АДАМСУ
Монтичелло, 15 августа 1820 г.
...Позвольте обратиться к Вашему запутанному письму от 12 мая о материи, духе, движении и т. д. Множество сомнений не дало мне уснуть. Я читал его и откладывал, читал и откладывал снова и снова. И чтобы дать отдохнуть уму, должен был в конце концов вернуться к своему обычному успокоительному «я чувствую, следовательно, существую». Я ощущаю тела, которые не являются мной самим; следовательно, есть другие существования. Я называю их материей. Я чувствую, что они изменяют место. Так я узнаю о движении. Отсутствие материи — пустота в моем понимании, или ничто, или нематериальное пространство. На основе ощущения материи и движения мы можем воспроизвести все определенности, которые мы можем иметь или которые нам нужны. Я могу постичь, что мысль есть действие особой организации материи, созданной для этой цели творцом, так же как притяжение есть действие материи или магнетизм — магнитного железняка. Если тот, кто отрицает за творцом способность наделения материи способом действия, называемым мышлением, покажет, как он мог наделить Солнце способом действия, называемым притяжением и направляющим планеты по их орбитам, или как нечто лишенное материи может иметь волю и этой волей приводить материю в движение, тогда от материалиста можно законно потребовать объяснить процесс, посредством которого материя проявляет способность мышления. Если мы откажемся от принципа ощущения, все повисает в воздухе. Говорить об имматериальных существованиях — это значит говорить ни о чем. Говорить о том, что человеческая душа, ангелы, бог имматериальны,— значит говорить, что они — ничто или что нет ни бога, ни ангелов, ни души. Я не могу рассуждать иначе; но я убежден, что меня поддерживают в моей вере в материализм Локк, Траси и Стюарт. Когда в христианскую церковь вкралась эта ересь имматериализма, этот замаскированный атеизм, я не знаю. Но конечно, это — ересь. Иисус не учил о ней. Он действительно говорил нам, что «бог есть дух», но он не определил, что такое дух, и не сказал, что это не материя. Отцы древности обычно, если не всегда, считали это материей: действительно, легкая и тонкая, эфирный газ, но все же материя...
Поэтому, отвергая все органы информации, кроме своих чувств, я избавляюсь от пирронизма{1}, с которым терпимость в спекуляциях сверхфизических и противофизических столь бесполезно занимает и тревожит ум. Иногда действительно одно чувство может быть введено в заблуждение, что изредка бывает, но никогда — все наши чувства вместе, с их способностью размышления. Они служат доказательством реальностей, и их вполне достаточно для всех целей жизни, без того чтобы бросаться в бездну мечтаний и иллюзий. Я удовлетворен и достаточно занят существующими вещами, без того чтобы мучиться и беспокоиться о том, что в самом деле, может быть, и существует, но о чем у меня нет никаких свидетельств...
[Учение Иисуса]
Т. ДЖЕФФЕРСОН — Б. УОТЕРХАУЗУ
26 июня 1822 г.
Учение Иисуса просто, оно целиком направлено на счастье человека.
1. Есть только один бог, и он совершенен.
2. В будущей жизни есть воздаяния и наказания.
3. Сущность религии — искренняя любовь к богу и любовь к ближнему, как к самому себе. Таковы великие принципы, на которых Иисус стремился преобразовать религию евреев. Сравните с этим деморализующие догмы Кальвина.
1. Бог существует в трех лицах.
2. Добрые деяния или любовь к ближнему -ничто
3. Вера — все, и, чем менее понятен довод, тем большая заслуга в веровании.
4. В религии нельзя пользоваться разумом.
5. Бог с самого начала избрал одних, кого ожидает спасение, и других — кто будет осужден; никакие преступления, совершенные первыми, не будут осуждены, и никакие добродетели последних не спасут их.
Итак, приверженцы какого из этих учений праведны и милосердны по-христиански? Те, кто верит и поступает согласно простому учению Иисуса? Или нечестивые догматики, такие, как Афанасий{1} или Кальвин? Поистине я считаю, что неверные пастухи — это те, кто входит в овчарню не через дверь, а каким-то Другим путем. Они просто узурпаторы христианского имени, когда проповедуют религиозную ересь, представляющую собой бред, безумные фантазии, столь же чуждые христианству, как и религия Магомета. Их богохульство привело к неверию думающих людей, которые слишком поспешно отвергли самого предполагаемого автора вместе с нелепостями, столь ошибочно приписанными ему. Если бы учение Иисуса всегда проповедовалось таким же чистым, каким оно выходило из его уст, то весь цивилизованный мир был бы теперь христианским. Я рад, что в этой благословенной стране свободных исследований и мнений, стране, которая не подчинила свои верования и совесть ни королям, ни священникам, истинное учение воскрешает одного только бога, и я верю, что в Соединенных Штатах сейчас не найдется ни одного молодого человека, который не умер бы как унитарианец.
Но я сильно опасаюсь, что, когда эта великая истина будет восстановлена, ее приверженцы впадут в роковую ошибку: начнут фабриковать формулы вероучений и вероисповеданий — те орудия, которые так быстро уничтожили религию Иисуса и сделали из христианского мира простую Акелдаму{2}; и что они откажутся от добродетели ради таинств и променяют Иисуса на Платона. Насколько более мудры квакеры, которые, соглашаясь с основным учением Евангелия, не занимаются никакими ересями, [поучающими] о таинствах, и, оставаясь в пределах, здравого смысла, не допускают никаких спекулятивных различий во взглядах, чтобы ослабить любовь своих братьев. Пусть это будет мудростью унитарианцев, этой священной мантией, которая укроет своим милосердным покровом всех, кто верит в одного бога и кто любит своего ближнего!
Религиозная свобода в университете штата Вирджиния
7 октября 1822 е.
В том же докладе членов комиссии 1818 г. указывалось, что «в соответствии с принципами конституции, ставящими все религиозные секты в равное положение, при ревностном отношении различных сект к защите этого равенства от всяких посягательств и при проявленном ранее отношении законодательной власти к вопросу религиозной свободы не предлагалось создавать в университете профессуру богословия; однако было предусмотрено обучение древнееврейскому, греческому и латинскому языкам, сокровищницам оригиналов и самых первых и наиболее уважаемых авторитетов в вере каждой секты, а также предусмотрен курс лекций по этике, излагающий моральные принципы, общие для всех сект. Не нарушая конституции, дали возможность каждой секте взять в свои собственные руки заботы о дальнейшем обучении догмам каждой из них».