У меня нет ничего против духовенства, назначенного как группа людей, подходящих и пригодных [для выполнения определенной роли], потому что религиозные дела прихода должны быть в порядке, но только для этого; и хотя я предпочел бы для этой цели хорошо образованных и либеральных людей, я все же не вижу оснований отдавать им исключительное предпочтение. В чистые времена христианства старейшины церкви вели ее дела. Разве Иисус Христос выбирал своих учеников, апостолов, которых он назначил проповедовать Евангелие, из среды ученых и мудрых? Человечеству надоедают с правами духовенства! Права! Какие права? Кто им платит, кто их поддерживает? Кто пустил этих трутней в улей, чтобы жиреть за счет работы трудолюбивых пчел? Кто прославляется, будучи невежественным во всех полезных знаниях и искусным лишь в раздорах по разным вопросам и бессмысленном жаргоне метафизического богословия?
Праздность, гордыня, аристократизм знати и богатство — вот что сделало необходимым духовенство. Люди слишком ленивы или робки, чтобы молиться за себя, и они нанимают попа, чтобы он молился за них! Затем также их слух должен услаждаться красноречивыми проповедями, будто бы религия нуждается в красноречии, чтобы осуществлять ее! Конечно, все это не необходимо и несущественно для религии! Сограждане, вы помогаете этим мошенникам обманывать вас, делая их необходимыми для вас. Пусть они знают, что они ваши слуги; что они не те, кем претендуют быть — вашими хозяевами; пусть они знают, что вы нанимаете их и платите им; и что они ни на йоту не станут менее благочестивыми, если будут более скромными.
Эти взгляды на предмет стоят вашего размышления. Духовенство во все времена и в каждой стране запрещает дискуссии, не одобряет никакого исследования. Как и другие тираны, попы требуют пассивного послушания и непротивления. Они осуждают всякого, кто противится их взглядам — не только религиозным, но и мирским. Здесь, как и повсюду, их намерение, во-первых, надеть оковы на ваш дух, затем [надеть их] на ваши тела и, наконец, хозяйничать в ваших карманах.
Пора предупредить людей о том, что их свободы в опасности: хитрецы подкапываются под них, коварный враг упорно стремится нарядиться в импозантную одежду небесного друга. Пора воззвать к честным гражданам этой пока еще свободной страны и бросить клич: «Трубите трубою на Сионе»! (Иоиль, гл. 2, ст. 1).
Об ассоциации идей
В последнее время так мало внимания обращается на глубокую и важную книгу Гартли «Наблюдения над человеком», впервые опубликованную в 2-х томах в 1749 г., что я попытаюсь сформулировать основные относящиеся к ассоциации идей факты, прекрасно изложенные в этом трактате. Д-р Дж. Пристли обратил внимание своих последователей на эту работу, а «Зоономия» Дарвина в основном базируется на учениях Гартли, Брауна{1} и Гиртаннера{2}. Учению об ассоциациях уделяется также большое внимание в сочинениях Кондильяка, но я не обнаружил, чтобы на книгу Гартли обратил внимание кто-либо из современных французских идеологов{3} или физиологов — Кабанис, Дестют де Траси, Ришеран{4}, Мажанди{5}, Аделон{6} или Бруссэ{7}. Представляется, что французские физиологи также пренебрегают тем, что сделали англичане, как англичане тем, что сделали французы.
Нижеследующий короткий очерк ни в коем случае не отменяет необходимости того, чтобы каждый образованный физиолог или идеолог внимательно ознакомился с первым томом работы Гартли, которую, несмотря на ее ненужные гипотетические прибавления, едва ли превосходит какая-либо известная книга по языку, глубокому и точному рассуждению, обширности применений. Пристли сократил ее, но сама книга настолько содержательна по материалу и способу изложения, что она должна читаться такой, какой ее написал Гартли. Его теория вибраций, впервые предложенная сэром Исааком Ньютоном, неправильно понятая и неправильно интерпретированная поверхностными авторами, может быть верной или нет — я склонен соглашаться с ней, — но факты, относящиеся к обширным ассоциациям ощущений с ощущениями, ощущений с идеями, идей с идеями и тех и других с мышечными и другими телесными движениями — автоматическими и произвольными, инстинктивными и интеллектуальными, нормальными и болезненными, совершенно неоспоримы: это [ведь] не теория, а факты.
На ассоциацию идей впервые обратил внимание г-н Гей в диссертации, предпосланной «Происхождению зла» Кинга, а затем г-н Локк в его «Опыте о человеческом разуме» (кн. II, гл. 33){8}. Книга Гартли была отмечена шотландскими метафизиками в такой поверхностной и легкомысленной форме, которую следовало ожидать от людей, не могущих пли не умеющих позаботиться о понимании. Но г-да Рид, Освальд, Битти, Дугалд Стюарт и Томас Браун{9} процветали. Как фавориты клира, ибо они принадлежат к ортодоксальной школе идеологии, они — онтологи и психологи, они не нарушают всеобщих предубеждений, они не идут против клерикальных учений, их ужасают тенденции еретической метафизики, стиль их сочинений большей частью хорош, часто отмечен изяществом и вкусом, в то время как догматизм, который пронизывает их пустопорожние страницы, хорошо рассчитан на то, чтобы обмануть многочисленных читателей, согласных читать не думая. Но прогресс точной физиологии разрушил их [построения]. Думающая часть публики, которая в конечном счете задает тон той более обширной части, которая не думает, утомилась тем, что приходится тащиться через страницы, заполненные фигуральными словами и фразами, не имеющими определенного значения, и стала громко взывать к реальным фактам и точности языка. Я первоначально склонился к мысли набросать этот очерк, внимательно изучив критические замечания, высказанные д-ром Блейром{10} и лордом Кеймсом{11} при чтении мной курса на эту тему в колледже, где я президентствую, и увидев, как можно было бы более удовлетворительно объяснить и проиллюстрировать принципы, которые они пытаются развить, если бы они что-нибудь знали относительно учения об ассоциации идей. Таким образом, вся путаница и темнота данного лордом Кеймсом объяснения хода идей, их связи с предшествующими идеями, его тяжеловесное и не очень вразумительное объяснение того, что он называет идеальной презентацией, — эмоций, страстей, симпатий и симпатических эмоций, эмоций, сходных между собой, эмоций, связанных с музыкой, и многих других — все это разъясняется как очевиднейшие случаи ассоциаций. Д-р Джозеф Пристли понимал значение этого учения для [уяснения] этих предметов и отметил его применение в своих «Лекциях о красноречии и критике», не прибавляющих ничего к Блеру и Кеймсу. Хотя он и понимал его полезность, в своих лекциях об этом учении он его мало использовал сравнительно с размерами его применимости, и я предполагаю, что это произошло из-за его недостаточного знакомства с физиологией.
В последующем очерке «Ассоциация идей» я не претендую на то, чтобы развить теорию — мою собственную или кого-либо другого. Я утверждаю очевидные, хорошо известные, неоспоримые факты, знакомые каждому физиологу, когда-либо обратившему свое внимание на сцепление раздражений и движений в нервных волокнах, но полностью игнорируемые компанией метафизиков-словоблудов, которым и не грезится, что феномены тела могут быть каким бы то ни было образом использованы при выяснении или объяснении феноменов духа. Этот разряд авторов довольствуется порицанием чьего-либо воззрения, если его тенденция, непосредственная или отдаленная, является тем, что духовенство называет еретическим и опасным, как всякое мнение, которое стремится уменьшить влияшие клерикалов или разоблачить правление, с помощью которого они держат невежд в подчинении. «Что такое ортодоксия и что ересь?» — спрашивает лорд Сендвич в спорах о [религиозной] корпорации и определении [ортодоксальности]. «Ортодоксия, мой лорд, —
говорит епископ Уорбертон{12}, — это мое мнение, а ересь — это мнение другого человека». Пора отбросить изучение тенденции какого-либо воззрения и поставить вместо этого вопрос, что является фактом и истиной. Последние никогда не могут иметь дурной тенденции, однако изуверы, заточившие в тюрьму Галилея и осудившие Лоуренса и Макартнея, думают иначе. Каково слово истины? Рассмотрим этот вопрос открыто и честно.
Очерк учения об ассоциации идей будет тогда выглядеть следующим образом.
Когда впечатление или стимуляция прилагаются к какому-либо чувствующему окончанию, они распространяются посредством некоторого рода движения по ходу нерва в мозг. Движение, распространяющееся таким образом по ходу нерва в направлении мозга, подчиняется следующим принципам.
1) Это — вибрационное движение, колебание тела или нервного ствола. Но имеется в виду не мнение сэра Исаака Ньютона, или д-ра Гартли, или какого-либо другого известного мне автора, хотя оно по неведению и приписывается Гартли и в таком виде неправдоподобно, так как нервы не являются чем-то вроде натянутых струн клавикордов. Они — относительно мягкие тела, находящиеся в мягких телах.
2) Мельчайшие частицы, из которых построены нервы, приводятся в вибрационное движение, которое распространяется вдоль всего вещества нерва в данном направлении. Таким представляется мнение Гартли. Может быть, так оно и есть, но мы не имеем достаточных доказательств для того, чтобы установить существование такого рода движения в нервах. Гартли обращается за помощью к понятию сэра Исаака Ньютона об эфире. Но это гипотеза.