бся и там не будет воды для вашей люцерны? Или спрос на люцерну не продержится долго?
– Этот лозоходец никогда не ошибается. Он вам реку в скале найдет. Люцерна, говорят, новое и самое надежное средство от запоров, а у кого, скажите на милость, не бывает запоров?
– У нас банк, а не игорный дом, мистер Ньюэлл.
– Но Гидеон и Генри уже копают. Я должен заплатить этим людям. Вы слышите, что я вам говорю? Вы вообще меня слышите? Или вам уши серой заложило?
– Успокойтесь, пожалуйста.
– Успокойтесь? – кричал Чурба. – Успокойтесь?! Да там же под землей хорошая вода, может двадцать-тридцать футов. Дайте мне эту честную струю, а дальше я сам разберусь. Без нее Чурба Ньюэлл – мертвец. Успокойтесь?! А ну давайте сюда деньги, сейчас давайте.
Схватив служащего за плечи, Чурба стряс с него очки. Растоптал в блестящую пыль стекла в черепаховой оправе.
– Вы просто вывели меня из себя. – Чурба повалился обратно в кресло. Он сбросил с клеркова стола золотого орла. – Простите мне эту вспышку. Вы же видите, я не совсем нищий. Двадцать долларов покроют все, что я наломал, и еще останется. Если не возражаете, я отправлюсь сейчас в банк «Первый из верных», – может, там я найду руку, достойную пожатия.
– Мы не забудем ваше поведение, – сказал клерк.
– И не надо, – сказал Чурба.
Кардифф, Нью-Йорк, 16 октября 1869 года
На ферме Чурбы Ньюэлла, на пятачке позади амбара, Гидеон Эммонс и Генри Николе с размаху втыкали лопаты в мягкий клевер. Земля была как масло и распадалась комьями.
– Чтоб ему в мае нас позвать, – вздохнул Генри.
– В мае у него и денег-то не было, – ответил Гидеон.
– Я б тут колодец не ставил, – проворчал Генри. – Чует моя душа, милю прокопаем, пока помокреет.
– Может, так, а может, и эдак, – ответил Гидеон.
– Задаток он выложил?
– Только на сегодня. Ума не приложу, где он раздобыл денег. Может, помер кто.
– А на завтра?
– На завтра Чурба в Сиракьюс двинул, к банку подъезжать.
– Они ему и болячки не ссудят. Видал, какая халупа? А амбар? А старуха? У пацана голова что дыня. Пес не стоит собственного дерьма, не говоря про остальное.
– Мужик был в настроении, когда мы договаривались, – сказал Гидеон. – Зато нынче утром уезжал – как подменили. Прям уксуса напился. Может, у него с головой не того.
– Понятное дело, – ответил Генри. – Столько навалилось.
– Да уж, довелось помыкать.
– Камень, – сказал Генри. – Так я и знал. Еврейские штучки – содрал небось с Чурбы деньги, а про десять футов камня – ни гугу.
– Может, еврей камня-то и не приметил.
– Все он приметил, не волнуйся.
– Может, тут и не десять футов. Может, просто обломок какой тонкий, – сказал Гидеон.
– Сам увидишь, – ответил Генри. – Спорим на доллар, зря мы тут жопу рвем.
– Слыхал? Я тоже царапнул, – сказал Гидеон.
– Ньюэллово счастье, – ответил Генри. – Давай поглядим, что это нам свалилось.
Пока Генри тыкал лопатой, Гидеон залез в яму, встал на колени и принялся сдвигать в сторону комья суглинка.
– Твердый гранит, – сообщил он.
– Что я тебе говорил? – отозвался Генри. – Кончаем это дело. Что толку, Чурба все одно с пустыми руками домой заявится. Была мне охота слушать, как он станет уламывать нас докопать за Христа ради.
Гидеон счистил с камня горку красноватой глины:
– Чему удивляться, тут все плесенью поросло. Пара дюймов почвы, а остальное…
Гидеон Эммонс взвыл. Из расчищенного круга на него смотрело серое лицо.
– Что с тобой? – спросил Генри. – Змея, что ль, какая?
– Не, – отвечал Гидеон. – Что-то есть, но не змея точно. Разве что гнездо змеиное. Клянусь, это рожа, да только я таких рож отродясь не видел.
– Какая рожа, где?
– Прям на меня и пялится, – сказал Гидеон.
– Боже святый! – ахнул Генри. – Может, индеец какой дохлый.
– Не похож он на дохлого индейца-то, – сказал Гидеон. – На белого похож.
– Давай поглядим – вдруг кроме рожи у него еще чего есть.
– Бросай, Генри, лопату и лезь ко мне.
– Даже и не знаю.
– Глянь, какая башка. Что три моих. Был бы такой индеец, все б мы в вигвамах жили.
Генри и Гидеон стали горстями вычерпывать землю.
– Я ногу нашел, – сказал Генри. – Пальцы что твои жабы, даже больше. И коленка.
– Надо бы позвать кого, – сказал Гидеон. – Чтоб свидетель.
– Мы сами свидетели, – возразил Генри. – Я тебе, а ты мне.
– Пойду схожу за кем на всякий случай. Не нравится мне все это.
– В доме никого нет. Миссис Ньюэлл с пацаном в город уехали.
– Вон телега на дороге, – сказал Гидеон. – Кликни-ка его сюда.
– Погоди, – не послушался Генри. – Может, не надо никаких свидетелей? Может, стоит вытащить эту штуку да и отволочь в надежное место? Больно надо Чурбе Ньюэллу знать, что мы тут нашли.
– Это его земля, – сказал Гидеон.
– Что с того? Нашли же мы.
– Глянь, какая шея. А до спины вообще не добраться. В нем, должно быть, тысяча тонн вчистую, вдвоем не сдвинуть, даже если приспичит. Да и ни к чему это.
– Слыхал про Онондагскую низину? Этого каменного мужика умники отхватят по доллару за фунт.
– Хоть по два, все одно пойдет Чурбе, – сказал Гидеон. – И правильно. Гидеон Эммонс отродясь не воровал трупы и не собирается.
– Там на телеге Джон Хагенс, – сказал Генри. – Пусть едет своей дорогой. А мы с тобой потолкуем.
– Рука, – сказал Гидеон. – Я нашел согнутую руку.
– Ох, не нравится мне эта рожа, – сказал Генри. – Может, он приятель того прибитого?
– Тем более надо оставить Чурбе, – сказал Гидеон. – А ну, веди сюда Джона Хагенса.
– Если еще пойдет. Он же упрямый.
– Скажи ему, что мы нашли, но близко старайся не подпускать. В Онондагском округе такого отродясь не бывало. Смотри, какой живот, как все мускулы втянуты. Не знаю я, как он смерть принял, да и знать неохота. Не завидую я этому мужику, хоть он и громадина.
– Знаешь, чего подумал? Если он помер и его закопали, то как же он теперь целиком, а не скелет? – спросил Генри.
– Неужто не слыхал про окаменелости? – поинтересовался Гидеон. – И не читал нигде? В давние времена и не такое бывало. Кожа идет в камень. Тело в кристалл. Даже кочаны находят окаменелые. Обычное дело.
– Джон, Джон Хагенс! – крикнул Генри проезжавшей мимо телеге. – Стой! Иди сюда, мы тебе кое-что покажем, не пожалеешь!
– Генри, Гидеон, добрый вам день! – прокричал в ответ возница. – Я бы с радостью, да только в Кардифф мне надо, последние арбузы везу.
– Нельзя такое упускать, – сказал Генри. – Настоящая окаменелость.
– Здоровенный мертвяк! – крикнул Гидеон. – Застрял у Чурбы Ньюэлла в новом колодце.
– В новом колодце? – переспросил Джон Хагенс – Откуда у Чурбы Ньюэлла деньги на новый колодец?
По дороге в Кардифф, 16 октября 1869 года
Пара летучих мышей поднялась над лесом, покружилась и вновь нырнула в укрытие. Чурба Ньюэлл прищелкнул языком, подгоняя лошадь. Он хотел вернуться домой засветло. Этот забег он проигрывал. Красное солнце скользило за край планеты, а из сливовых облаков выкатывалась молодая луна.
Склонившись над упряжью, Чурба зажег болтавшийся на крюке фонарь. От той же спички он прикурил и купленную в Сиракьюсе сигару. Вспышка напугала черепаху, что переползала сейчас дорогу. Выдув на пятнистый панцирь струю пятидесятицентового дыма, Чурба подобрал путешественницу и отнес на поросшую камышом полянку.
Затем он вернулся в повозку и натянул поводья. Дергая, чтобы лошадь пошла, Чурба смотрел, как умирает солнце и рождается луна. Сжимая зубами огонь, он радовался кончине дня.
Чурба не знал, чего ждать дома. Гидеон и Генри, должно быть, выкопали дружка Джорджа Халла еще в полдень и вполне возможно, наложили от такой встречи в штаны. Когда они расскажут Чурбе свою историю, он должен «поразиться, но не выказать ни волнения, ни даже особого интереса. Наоборот. Кроме колодца и воды, тебя ничего не заботит. Скажи им, чтобы оттащили эту штуку куда-нибудь подальше и побыстрее. Поезжай вместе с ними в Кардифф просить совета у пастора. Скажи свое слово, а потом сядь и жди».
После представления в «Коллендейле» Чурба не сомневался, что выполнит все в точности, как написал Джордж. Нелегко, однако, будет сохранять невозмутимый вид и притворяться, будто он не понимает, какая сейчас поднимется волна. Если поднимется.
Чурба не ждал ничего особенного. Народ в Кардиффе был медлителен на радость и тяжел на чувства. Ньюэлл написал тогда Джорджу: «Не жди Четвертого июля», на что кузен ответил, что пятое или шестое тоже сгодятся. «Лови момент перед большим забегом».
– Может, так, а может, и этак.
Чурба ткнул сигарой во вспыхнувшего светлячка. Ничем не рискуя, ничего и не получишь. «Если все лопнет, выставлю исполина посреди кукурузного поля – будет у соседей лишний повод бухнуться на колени, когда пойдут по земле Ньюэлла».
Чурба держался дороги, огибавшей молочную ферму Дэниеля Арчера. Три Ньюэлловых коровы поместились бы внутри одной Арчеровой, да еще место осталось бы. Жестяной флюгер над Арчеровым амбаром скрежетал, точно это не амбар, а замок. Сквозь сумерки было видно, как дожидаются зимы стога и тюки с телячьим кормом. Дом Арчера венчала новая крыша, на окнах красовались новые ставни, на воротах были вырезаны пшеничные колосья. Притом что Арчер лентяй. За неделю он делал меньше, чем Чурба за день.
– Как так вышло? – спросил Чурба у поднимавшейся над горизонтом Венеры. – Где я не туда свернул?
Он глубоко затянулся сигарой, однако забыл, что нельзя вдыхать. Спазм скрутил легкие. Чурба кашлял и охал, выплевывая коричневый сок на пышный арчеровский остров. Придя в себя, он сообразил, что повозка стоит на месте. Дотянулся до хлыста, огрел лошадь и только потом разглядел, что ее держит под уздцы какая-то фигура.
– Па?
– Александр? Это ты? Что ты тут делаешь в темноте и на дороге?
– Я боюсь этих свечей.