Вы, или ваши дряхлые родители проторговались по-крупному и теперь мы живем как живем. Я полетел в космос, прекратил боевые действия на фронте, сделал это ради вас, а вы принялись с новыми силами колошматить друг друга в тылу. Вы скоты. А еще Оппенгеймер присвоил себе мои заслуги. Это я заморозил фронты, а не он. Я допускаю, что он сейчас смотрит мое выступление. Может даже сидя на толчке. Вообще у него всегда так. Вами управляют с толчка. Я вас поздравляю. Кстати, насчет моих бомбочек, то вроде бы они не причинят никому вреда, я проверил траекторию. Напоминаю это на всякий случай, чтобы вы в очередной раз убедились в моих высоких моральных качествах.
При этих словах за окном стало мерцать – включился ионный экран.
– Здорово у вас получилось! – послышался голос Ландскрихт, – с такими данными вам бы в Голливуде сниматься.
Ответить Завирдяев ничего не мог, но теперь смог повернуть голову в сторону Ландскрихт. Та смотрела в его сторону с безмятежным и радостным выражением лица.
– Я им назвала идентификатор биочипа, это вторая маркировка, теперь кто-то будет в полном замешательстве. У них будет баттхерт.
Завирдяев не сразу понял о чем речь, но потом сообразил, что речь шла о тех буквах и цифрах, проговоренных во второй раз.
– Сейчас покажу вам, как я могу управляться с кораблем. Почти то же самое, что с автомобилем, только свободы больше. Смотрите на монитор, там данные о полете будут. Картинки с камер не будет какое-то время, но полет вы прочувствуете.
Завирдяев повернул голову в сторону экрана. Примечательно было то, что на этот раз в отличие от первых витков на Завирдяеве не было ни скафандра ни шлема. Без сомнений, на это обратили бы внимание на Земле. Вообще так было в чем-то комфортнее, особенно чувствовалось отсутствие тяжелевшего при перегрузках шлема.
Высота довольно уверенно падала. В прошлый раз, когда шаттл перешел отметку сто двадцать тысяч метров, скорость снижения была значительно меньше. Мерцание за окнами стало переходить в сияние. Дисплей с интерлинком все еще что-то отображал – связь по-прежнему поддерживалась через оптический канал, однако на этот экран Завирдяев практически не смотрел. До этого момента.
Сейчас на нем отчетливо выделялись две локации пусков противоракет. Вернее сказать, две метки уже прошли более сотни километров и шли они на встречу с шаттлом, в точку упреждения.
Почувствовалась сила, потянувшая куда-то влево – корабль начал маневрировать.
– Итак, что я вижу? – снова пришел в действие голос не подчинявшийся ему, Завирдяеву. – Я вижу, что в мою сторону летят две sys.520 Хотя постойте, их уже пять. Как можно так разбрасываться? Живя там, в Сибири, в этой жопе, я каждый раз, когда взлетала противоракета, знал, что она что-то защищает. Защищает меня или кого-то еще, возможно живущего в тысяче километров. Чтобы сделать ее была надорвана ни одна сотня задниц. А теперь что? Вы стреляете ими в меня, да еще так бестолково.
Глаза сами поднялись кверху, как и лицо. Оба окна скрылись из Поля зрения. На какие-то мгновения в кабине стало несколько светлее.
– Я чувствую, в меня стреляли не конвенциональной противоракетой. Интересно, попали? Хорошо что интерлинк работает. Он через луч, если кто не знал.
В этот момент Завирдяева вжало в кресло с такой силой, с какой не вжимало даже при старте.
– Ну вот, – продолжал голос, – пришлось немного порулить. Если бы вы оказались сейчас на моем месте, то почувствовали бы страх того, что ваша задница треснет. Я немного привык на взлете. Вообще этот шаттл довольно крепкий. Скажите спасибо. Если вы меня потеряете, то ваше будущее будет незавидным. Но пока дядюшка Завирдяев по-прежнему с вами. Ух ты, еще одна ядерная летит. Что вы от меня хотите?
Тут голова сама повернулась направо. Ландскрихт сидела в своем кресле, держа в правой руке джойстик. Смотрела она на Завирдяева. Выражение лица у нее было озорное. Выпустив из рук джойстик, она показала ему знак "V", затем снова схватилась за ручку управления, после чего корабль сделал несколько рывков, от которых, если бы мышцы шеи не втянули бы голову, то та крепко бы ударилась.
Голова снова повернулась к приборной панели. Высота теперь составляла менее сотни километров, точнее девяносто две тысячи метров. Ионное облако сжалось и вытянулось хвостом так, как до этого не вытягивалось.
– Еще хочу обратить внимание тех, кто сейчас наблюдает мой полет. – продолжал голос, – Видите, как сверкает впереди? До этого такого не было. Это адиабатическое сжатие воздуха. Там забористая плазма. Теперь с передней полусферы ваше инфракрасное наведение вам не поможет, как и радары до этого. Как вам это нравиться? Вижу, что нравиться, да так, что вы принялись стрелять наугад ядерными ракетами. Ваша проблема в том, что есть кое-кто круче вас, и я могу сказать вам, куда ваша очередная ракета угодит. Промах три тысячи пятьсот метров. Когда скажу "now", то плюс три секунды. На пять часов от меня ниже на тысячу метров. Now!
Через три секунды на мониторе появились данные о близком подрыве. На этот раз обалдевшие от светового потока светофильтры задержали излучение настолько эффективно, что в кабине ничего было не заметно.
Вообще, еще когда он поворачивал голову, он заметил, что светофильтры на окнах уже тогда были черными – возможно, их перегружало световое излучение от ионного облака или того самого адиабатического сжатия набегающего потока.
Тем временем на экране интерлинка к центру поля, то есть к локации шаттла, тянулись с десяток новых ракет. Не без эмоций Завирдяев отметил, что больше половины из них исходили из терминалов, находившихся в SSSF, до которого было минуты две лету.
– Можем прерваться, не все время будем выступать, – послышался голос Ландскрихт.
– Когда я летел один, такого не было, – почти простонал Завирдяев, – вы не говорили, что вы меня опять обездвижите, мы так не договаривались.
– Да? Ну извините. Вообще это чтобы вы не ушиблись или шею не вывихнули. Видите, как трясет?
С этим словами она сделала несколько рывков джойстиком и корабль снова начало кидать из стороны в сторону.
– Это еще легко, когда вы в прошлый раз поворачивали голову, перегрузки были куда сильнее. А маневрировать нам надо – видите, сколько они выпускают ракет?
Завирдяев хотел повернуться обратно к экрану, но шея опять не слушалась. Тут же все тело вжало в кресло, затем потянуло вправо, потом толкнуло в спину. Темные, почти черные окна чуть посветлели.
Бьют почти наугад, – объявила Ландскрихт, – вернее сказать, отдали команду бить наугад, расширив радиус попадания до неприличных величин. Вот они и попадают плюс-минус километры. Не волнуйтесь, покрытие выдержит излучение – покрытие для межпланетных перелетов предназначено. Вообще корабль по-своему выдающийся. Старая и проверенная схема. Он и как гиперзвуковой самолет летать может. Видели какие у него выступы. Вот для этого они и сделаны. Заодно и посадочные лапы есть куда пристроить. Такие всегда делали, это не изобретение AEX. Вернее, они все сами сделали, но как оно должно выглядеть не они придумали. Тот, кто проектировал этот, видел настоящие, старые. С моей помощью. Да я про это говорила уже.
– Вы им помогали?
– Ну да. В очень общем виде.
Она снова рванула ручку, и в очередной раз Завирдяева вжало в кресло.
– Как бы нам назвать наш корабль? У вас есть идеи? – беззаботно продолжала Ландскрихт.
– Не знаю, – простонал Завирдяев.
– Можно, например, Нагельтфар. Это корабль из древней легенды. У вас ее немного доработали и исказили, но неважно.
– Наш Нагельтфар вперед летит! – пропела она.
– Вы знаете эту песенку про паровоз? – прошепелявил Завирдяев.
– Ну мне же надо было как-то, пусть и поверхностно, ознакомиться с вашей страной. Да твою же мать! – она рванула ручку.
Корабль по ощущениям "по-самолетному" накренился и, условно говоря, рванулся вверх, тоже если говорить "по-самолетному".
Завирдяева вжало уже точно в кресло а не рвануло в сторону.
– Ракеты не тратили бы! – добавила Ландскрихт. – Скажу честно, – продолжила она более спокойным голосом, – при первом беглом ознакомлении ваша Россия ничего кроме отторжения у меня не вызвала. Сплошное уныние. Но у меня более богатый опыт, так что изображать из себя белоручку мне не зачем. Все нормально с вами, не переживайте. А на Земле вы ведь думали, что я с высока на ваших местных смотрю да?
– Это вы к чему, почти прокричал сквозь вой каких-то бортовых агрегатов и стук вибраций Завирдяев.
– К тому, что у вашей страны вопреки некоторым опасениям ваших же соотечественников есть место в будущем. После Конверсии Войны и дальше, так что не переживайте. Чего-нибудь придумаем.
На мониторе по-прежнему отображались параметры полета. Теперь высота снизилась до восьмидесяти трех тысяч метров, при этом скорость не дотягивала до орбитальной лишь считанные проценты.
– Суперфедерант, кстати тоже выступил на полную, – продолжала Ландскрихт, – какой-то крохотный регион на который смотреть было больно, а теперь… В промышленных районах Германии и Ирландии, как вы видели, развернулись бои. Там сейчас бомбят как местные суперфедералисты, так и приезжие из… ну будем говорить, из нашего региона. Хотя они вначале к вам приехали, понабрались дурных привычек и поехали обратно к себе. Кто бы мог подумать. Кузнецкий Край вырастил достойную… достойные подразделения. Они рванули во все концы континента, а те, кто отслеживал эти перемещения удовлетворились объяснением, что они бегут от будущей атаки со стороны Лебедева. Ловко, не правда ли? Это не мои интриги и даже не очередная задумка Оппенгеймера. Это ваши боссы и их измышления. Развернется новая борьба. Помните, из истории, как у вас в России было – народ требовал Заводы фабрики рабочим. Теперь народ, эти рабочие будут требовать завести заводы и фабрики под юрисдикцию AEX и GBA. Да мы про это говорили уже. Рабочие пинают сапогами свое национальное государство и бегут под крыло транснационального суперкапиталиста.