Голос наконец-то умолк. Из агрегата, то есть камеры внезапно ударил яркий мерцающий луч, уходивший куда-то вниз, в обустроенный специально для этого туннель.
Кадры с залом сменились видом на серую бетонную громадину, притаившуюся на берегу озера. Откуда-то снизу ударил столб пара, сминавшийся в белое, двигавшееся прочь облако. Масштабы были серьезными — облако в своей верхней части достигало высоты в полкилометра — это сообщил голос.
Статическая тяга составила… — сообщил голос, когда в кадре вновь показалась установка… — это лишь на двадцать процентов меньше тяги первой ступени ракеты Сатурн-5, доставившей человека на луну.
— Раз уж речь зашла о тяге, то выходит, что реактор может работать как двигатель, я правильно понял? — Оживился Оппенгеймер.
— Именно так. Вообще двигатель нас изначально и интересовал в первую очередь.
— Еще бы! — отозвался Оппенгеймер, — а на чем он летает? Нужно же какое-то рабочее тело? Сколько его, этого рабочего тела надо? Атомные шаттлы вынуждены таскать с собой немалые запасы воды, которую раскаляют и выстреливают из сопла. Как дело обстоит здесь?
— Для сопоставимого удельного импульса на порядки, на два порядка меньше, — ответил Нордвуд. Для реактора с представленными габаритами, будь он встроен в корабль с массой вдвое больше реактора, нам понадобиться ориентировочно… пятьсот фунтов легкого металла вроде калия, чтобы слетать на луну и вернуться обратно. Лучше применять водород — в этом случае не будет образования сравнительно тяжелых изотопов в выхлопном треке. Теоретически возможны варианты с разными рабочими телами — водородом при старте и легкими металлами на марше. Луч, что бил из агрегата — это выхлопная струя. Помимо всего прочего мы получили ионный двигатель, только наконец-то несравненно более мощный, чем то, что до сих пор, как и сто лет назад, не спеша двигает спутники. Тем не менее, принцип тот же — ионный поток. Еще он, этот поток, хорошо сфокусирован — это благодаря новым сверхпроводникам. Облако пара — это просто маскировка под тест турбоагрегата на случай, если «чинки» просматривают с орбиты. Однако пар образован непосредственно ионным потоком — в конце канала устроена приемная камера с поступающей водой.
— Сколько же вы вели работу над этим? — изумился Оппенгеймер.
— Смотря что рассматривать за точку отсчета… Слишком много составляющих. Вот, например, эта квантовая… то есть холодная плазма второго рода была предсказана лет пятнадцать назад, до Войны. Потом в сто седьмом году она была впервые получена в лаборатории, но возможности практического применения тогда не видели — так бывает. Тогда установка даже не могла работать как электрогенератор. Сверхпроводники — это отдельная история, она была сама по себе. Я иногда сам удивляюсь, как все так сошлось.
Первая конвергенционная установка, — продолжал Нодраман, — то есть комплексная система, позволявшая отбирать сверхтекучую плазму и вводить туда ионный поток была построена в тринадцатом году, в первой половине года. Она работала в импульсном режиме, выдавала десятки киловатт тепловой энергии в импульсе. Приведенная тяга измерялась миллиньютонами. Сверхпроводники инверсного типа стали доступны в шестнадцатом году — это был также частный исследовательский проект GBA. Главная камера реактора выполнена на тех, изготовленных еще в рамках тестового производства. Что касается двигателя, то есть конвергенционной камеры, то там уже использованы более современные образцы — они и сдерживают массив сверхтекучей плазмы при взаимодействии с обычной и фокусируют выхлопную струю. Больше каких-то уникальных материалов в устройстве не применяется. Рама и каркасы фидеров, то есть отводов, конечно, не из алюминия и меди, но это все, включая золото и инконель, есть и всегда было.
— И сколько времени понадобиться чтобы это… чтобы это начало двигать шаттлы? Ты знаешь, что в первую очередь я спрошу о них.
— С одной стороны это нечто сопоставимое с Манхэттенским проектом позапрошлого века, но с другой…
— Что с другой?
— С другой стороны, тогда пришлось создавать совершенно новую промышленность — мало было доводить лабораторные принципы до промышленных масштабов, так еще надо было затащить обычные сферы производства вроде электротехники на новую вершину. А сейчас… — Нордвуд довольно улыбнулся, — Вышло так, словно на момент принятия решения о создании первой бомбы в США уже была и не первый год работала атомная промышленность — строили энергетические реакторы, иногда получали плутоний, который годился для малогабаритных реакторов на спутниках, а потом вдруг решили, а почему бы нам не построить бомбу?
— Слишком уж все хорошо звучит.
— Меня больше смущает научная часть — как так до всего этого так вовремя дошли. Словно заговор ученых, знавших все уже полвека назад, но молчавших. Это шутка. А если серьезно, у AEX и GBA свои собственные программы и такие ресурсы, что… Существуй они тогда, они бы Манхэттенский Проект реализовали бы и не заметили. Да только, к сожалению, их тогда не было. Вспомните то, как сейчас принимаются на вооружение новые образцы.
— С этим согласен, — ответил Оппенгеймер. Я думал, планы ввести в строй старый-новый «раптор» F-222 за полгода были неприлично оптимистичными, но действительно, от подписания документа до поставки первых пятидесяти машин прошло как раз полгода.
— Я иногда думаю, — задумчиво продолжил Оппенгеймер, — что мы таки создали этот… Как в классическом фильме «терминатор»… Я не про роботов, а про машинерию в целом, про этот «скайнет». Только это не покорившие человечество машины, а огромный принтер, который в состоянии напечатать нам все, что нужно — например, модифицируемые под ситуацию истребители, ракеты… В каком-то смысле они нас покорили, но своей полезностью что ли. Хотя такое можно сказать про все, что человек когда-либо создал. Хоть про плуг и костер. А теперь если неосмотрительно перейти к прежнему образу жизни, то эта уникальная штука, этот принтер погибнет. Промышленность расползется по своим углам и начнет штамповать разнообразные автомобили и прочие игрушки для взрослых детей, для обывателей. А потом рано или поздно грянет новая война и все начнется сначала, и еще не известно, как оно будет складываться тогда. Этого нельзя допустить.
Нордвуд глянул на стакан и отметил, что президент из него практически не отпил.
— Так что насчет шаттла? Как скоро двигатель сможет быть инсталлирован во что-то функциональное? Пусть это будет термоядерный шаттл только первого этапа, но мне, нам, нужно, чтобы он был функционален. Полностью функционален. В смысле военного применения.
— В пределах одного года это вполне реально — невозмутимо ответил Нордвуд, впрочем вполне допускавший возможность скептической реакции президента.
— Я правильно понимаю, что двигатель уже приобрел окончательный вид? — Оппенгеймер кивнул в сторону экрана, на котором замер кадр с реактором.
— Не совсем. В него сейчас вносят изменения. Изменения эти чисто тактического характера — двигатель должен иметь больше отводов для маневренного полета. Основная камера принципиально не изменится, только сверхпроводники будут из тех, что сейчас выпускаются уже более массово. Сам корабль — это вообще не проблема — та же, условно говоря, несущая рама на опорах плюс кабина и оружейные системы. У AEX был свой проект межпланетного корабля, правда тот был на ядерном двигателе. Тот двигатель был более громоздким, так что перепроектировать несущую раму труда не составит.
— Да, я помню про те шаттлы, — ответил Оппенгеймер, — Ни на что не способные чисто гражданские машины.
— Менее года… — проговорил Оппенгеймер, уже нарисовавший в своем воображении исполинский P-шаттл с арсеналом ракет вроде sys.520 на борту. Он, конечно, прекрасно отдавал себе отчет, что такого не будет, но вертикально взлетающая и способная слетать на луну и обратно платформа с несколькими ядерными блоками на борту — это не просто супероружие, это путь к высоким орбитам, которые может статься, будут оккупированы исключительно Западным Блоком. А если первый результативный полет состоится до выборов…
— Я догадываюсь о ходе ваших мыслей, — прервал паузу Нордвуд, — но правда в том, что, увязать окончание программы шаттла первого этапа с предстоящими выборами не является чем-то из ряда вон выходящим. Я предполагаю, что возможно придется воздержаться от некоторых активных продвижений на фронтах… Даже усилия Харлингтона по нормализации дел в тылах могут сыграть нам на руку.
Оппенгеймер наконец-то отпил. Нордвуд продолжал:
— Дело не столько в самой стоимости программы, сколько в отвлечении некоторых производственных мощностей, в частности индустрии новых сверхпроводников, а они же, эти предприятия, выращивают детали из аморфного металла — то есть с некоторыми гиперзвуковыми дронами-бомбардировщиками будут проблемы. Решения все равно будут найдены. В крайнем случае, есть керамика — Азиаты так делают и делали всегда. Еще один момент состоит в том, что AEX предполагают выпуск двигателя, то есть реактора серией — это не два и не пять, а минимум полсотни. Это в пробной серии. Они не могут себе позволить возводить новые цеха а то и предприятия ради единичных заказов. Вернее будет сказать, мы все не можем себе этого позволить. Помимо прочего Пентагон должен будет рассматривать успешную реализацию проекта, как кризисное явление, — Нордвуд изобразил кавычки. — «Кризисное» здесь не означает что-то плохое. Помните ту схему с рядом событий и исходов?
— Помню. Про серию этих штабных учений напоминали даже спичрайтеры, — ответил Оппенгеймер.
— В любом случае, мы или захватим главенствующую роль в процессе деэскалации, или успешно реализуем конверсию по собственному сценарию, — резюмировал Нордвуд.
— Скорее это будет конверсия, — ответил Оппенгеймер.
— Одно другому не мешает. Из этих кирпичей, я имею ввиду компоненты сценариев, можно составить что угодно, — ответил Нордвуд, прекрасно знавший о видении Оппенгеймером будущего всего Военного Процесса. Президентом Оппенгеймером, давно уже отвергнувшем какие бы то ни было планы заключения классического мирного договора.