Оппенгеймер задумчиво покачал головой.
— Я уже не в первый раз выслушиваю какую-то чушь, которая потом оказывается вполне работоспособной. Тем не менее, сейчас у меня ряд вопросов. Первый — это каким образом мы можем быть уверенны в том, что своей атакой, своими ракетами, мы как указкой очертим тот самый район для противника, их которого будет исходить его атака? Я правильно понимаю, речь идет о стратегической атаке. Это ведь носители?
— Скорее речь идет о вооружениях средней дальности. Главным образом секрет здесь заключается в том, что очерчивать мы будем не что-то случайное, а будем выбирать исходя из наших данных о тылах противника. Несмотря на все игры по информации — дезинформации это реализуемо. Завод под простыню не спрячешь. Или мост стратегического значения. Равно как и противоракетные терминалы. У противника должно создаваться впечатление, что атаковать он будет с паритетных условий. С локализованного сектора тыла с защитой, условно паритетной нашему, так сказать, плацдарму. Очагу.
— Другое дело. Теперь второе. Какова страховка от непредсказуемой эскалации?
— Здесь я отвечу просто — Война идет уже седьмой год, сэр. Кому такая эскалация нужна?! — он вежливо усмехнулся.
— Оппенгеймер также несколько ожил.
— Значит, без определенного двухстороннего процесса над белым континентом здесь не обойдется?
— Разумеется, Сэр, иначе зачем ему там летать все эти годы.
— А ведь и вправду, это чем-то сродни конверсии, только вместо орбиты и дальнего околоземного пространства у нас теперь эти как их назвали? Очаги? Уже определено где новая стратегия будет опробована.
— Да, сэр, — ответил Нордвуд. — Окрестности ракетодрома «Кеплер-Запад».
— Да… Эти места… Я о них наслышан, — жизнерадостно ответил Оппенгеймер. — Лишь хочу отдельно заострить внимание на том, чтобы наиболее важные шаттлы были вовремя эвакуированы, а лучше заранее.
— Сэр, разумеется. Вообще, там теперь введены в строй лазеры-селекторы. Помимо своего прямого назначения они прекрасно подбивают гиперзвуковые дроны. Правда, если те не слишком низко над горизонтом и нет облачности.
— Не так уж и прекрасно, хотя ладно. И еще. В порядке маленьких радостей жизни. Местным в случае этой локальной победы не помешало бы устроить какую-нибудь маленькую разрядку. Ну там празднование, выходные. Что-то вроде этого. У всех остальных также сформировать чувство сопричастности. Людям это нужно. Я имею ввиду всех остальных и американцев в особенности.
— Хорошо, я передам ваше пожелание. Это не составит ни труда ни затрат.
— Да, кстати результат предсказуем или все будет происходить… на паритетной основе?
— Конечно на паритетной основе. Теоретически возможно что-то вроде поражения, если противник переусердствует с наступательной активностью, но… Как уже было сказано, приоритет в выборе должен быть отдан защищенному району. «Кеплер-Запад» в этом смысле подходит как нельзя лучше — тут и оборона и оптимальная дистанция до линии фронта. — Еще один немаловажный момент, — Нордвуд в который раз повеселел. — Объявить мы можем как поражение, так и победу. И это независимо от победы или поражения на противоположной стороне. При теперешней информационной изоляции две победы по обе стороны не являются чем-то экстраординарным. Хотя бы потому, что наш противник не может не врать. Да такое и в войнах прошлого имело место, правда не на таком проработанном уровне, какой мы можем позволить себе сейчас.
— Да. Довольно циничная концепция, — вздохнул Оппенгеймер. — Впрочем не впервой. Впрочем, как и всегда. Я вот думаю, в случае поражения не помешало бы тоже осветить событие как положено. Траур и все такое. Я имею ввиду в охвате всех наших наций. Люди должны быть в тонусе и не забывать, что бывает и такое, иначе грядущая конверсия может пройти незамеченной.
— Тут как ни странно все не так просто. Серьезного ущерба концепция не предусматривает, однако… я бы подумал насчет того, что с таким поражением можно увязать какой-нибудь… Какой-нибудь «черный день» на фронте. На любом. Функционирование тыла все равно один механизм и увязать, например очередной прорыв нашей обороны на Африканском фронте с ударами по району в Сибири труда не составит. Такое своего рода оправдание. Так, на всякий случай.
Оппенгеймер задумался, потом глянул в иллюминатор. Гладь Онтарио уплывала куда-то назад, самолет шел на юг. Линия горизонта из желтой перешла к алым оттенкам.
— Только бы весь этот кордебалет дал бы нам возможность поспокойнее дотянуть до того момента, когда эта громадина с ее бешеным двигателем оторвется от земли, а еще лучше приземлиться. Хотя бы в своем первом тестовом полете, — подумал он.
Глава 17Приезд репортеров
Прогрев углеводородный двигатель, Драгович начал маневрировать — сначала по подземному бетонному залу, половина которого, отведенная под убежище, была уставлена кроватями и столами, затем выбрался в галерею и, наконец, оказался на улице, где, несколько осторожничая направился к проезжей части утренней, сиявшей в лучах ослепительного зимне-весеннего солнца улицы.
То тут, то там мелькали прохожие, давно позабывшие про все правила уличного движения и предпочитавшие ходить не по вздыбленным от намерзшего льда тротуарам, а по ровной и регулярно чистившейся проезжей части. Сигналить было делом неблагодарным — в лучшем случае ответом была порция отборного мата. Определенные правила сами собой все же выработались — прохожие занимали первый ряд.
Правила поведения здесь, как это страшно не звучало, были написаны кровью, но они уже были написаны и написаны были не один год назад. В этом смысле Суперфедерант не представлял собой что-то уникальное. В какой-нибудь Ирландии было все то же самое. Дома, правда, по счастью, до такого не дошло.
Драгович глянул на свой автомат, лежавший на переднем сиденье. Представать перед репортерами в таком виде, да еще во вполне себе безмятежном и благополучном гостиничном центре, возможно, было не самым изящным способом встречи гостей, но выбирать, учитывая дальнейшую программу, не приходилось.
Впереди показался тяжелый строительный бульдозер, занимавшийся очисткой проезжей части. Займись он тем же самым на тротуарах, он, пожалуй разворотил бы все бордюры, как и покрытие пешеходных дорожек.
Так, как здесь, было везде — все, что не представляло собой большую ровную асфальтированную поверхность, в лучшем случае изредка очищалось вручную. К окончанию зимы это был просто какой-то естественный рельеф с извилистыми тропками.
Наконец показалась стеклянная коробка торгового центра, в которую, судя по всему, вообще никогда не ничего прилетало — все зеленые зеркальные стекла были целы. Этот торговый центр теперь и являлся гостиничным комплексом.
Второй из встречающих-сопровождающих, «Мексиканец» был офицером спецкорпуса. Он был на месте еще в то время, когда Драгович без особой спешки направлялся к гаражу. Этот второй, а вернее сказать, первый по старшинству, был из местных, даже не из российских, а именно из местных. Свое прозвище-позывной он получил за внешность. Сходство действительно было. Объяснялось это тем, что был он из числа самых коренных местных, живших здесь за тысячи лет до того здесь появились русские первопроходцы. Народов этих было на самом деле не счесть, но в плане языка или поведения они абсолютно ничем не отличались от россиян. Еще он что-то плел, будто многие тысячи лет назад часть людей из тех народов пешком двинулась на восток, также пешком пересекла замерзший пролив до Американского континента и так появились индейцы, в том числе и Южноамериканские. В общем кто-то зашел ну очень далеко — или те древние люди или сам «Мексиканец».
Сам он был невысокого роста мужиком лет сорока с типичными для здешних краев отметинами легкого алкоголизма на лице, хотя, насколько его знал Драгович, а Драгович и до этого дня имел с ним дело, к службе и всему, что с ней связано, этот «Мексиканец» подходил довольно ответственно.
К тому же он был человеком с определенными организаторскими способностями, которые по его собственным словам за стаканчиком, проявились, когда извилистая жизненная дорога наконец-то вывела его к стоящему делу. Проще говоря, в прежней жизни он был никем и организовывать ему было нечего и некого, а тут появилась какая-никакая возможность раздавать указания а то и пинки.
Встретились они в зале на первом этаже, где раньше, по все видимости, был супермаркет. Теперь тут было обустроено что-то вроде вестибюля, больше похожего на зал ожидания вокзала или аэропорта.
Еще был паршивенький буфетик, за прилавком которого никого не было. В зале установили ряды кресел, смотревших в сторону глухой стены с повешенными в ее верхней части двумя телеэкранами.
«Мексиканец» не без заинтересованности смотрел сюжет новостей, шедший по общероссийскому телеканалу. На экране мелькал корреспондент в простой каске — той, что не утыкана оптикой, и в бронежилете с наклеенной липучкой с надписью «пресса».
Драгович не сразу разобрался в потоке гулких звуков, эхом отдававшихся от стен зала, но вскоре понял, что речь идет про артиллерию, про ее работу на подступах к Мвинилунге — название не пропадало из сводок уже второй месяц, как до этого было с бесчисленными городками-предшественниками.
— Замбезию разъебывают, — объявил «Мексиканец» подошедшему Драговичу и махнул рукой в сторону телеэкрана.
— Замбези, — мысленно поправил Драгович, однако смолчал.
— Смотри, эшелон с «извергами», — с некоторым оттенком восхищения проговорил «Мексиканец». — У нас на внешнем кольце их всего пять штук, а тут…
— Авиация скована — вот это плохо — продолжил он, спонтанно пустившись в военно-тактические рассуждения. — Да хотя, с другой стороны, хрен с ней с авиацией. Я бы вложился, в первую очередь, в тяжелые крылатые ракеты — одна такая корова под десять тонн весом красиво разворотит все что захочешь. Особенно в поле. Ну подземку може