Теперь один из элементов безопасности предприятия, да и всей округи оказался, как имели обыкновение говорить военные эксперты, не функционален.
У вас работает гражданское оповещение? — поинтересовался Драгович, продолжавший проездку по ушам.
— Это как? — отозвалась Лизетт, услышавшая очередную непонятную хрень.
— Ну это когда я что-нибудь вижу, я беру телефон, как можно быстрее открываю приложение и отмечаю тип того, что вижу — беспилотник, самолет, воздушный подрыв.
— Зачем? По-моему нет такого места, которое не сканировали бы радары, а если и есть, то до него никому нет дела.
А вот! — изобразив важность ответил Драгович, — У нас-то еще есть правобережные с их провокациями, особенно это было актуально до того, как Харлингтон приехал. Поэтому у нас своя система обнаружения и оповещения. У нас, конечно радары тоже есть, но и люди кое-что могут. Особенно против мелких дронов. Вот так, — подытожил, почти что похваляясь он.
Настроение было приподнятое. Чувство было такое, словно он удачно выкрал из какого-то замка принцессу. Лизетт и вправду весьма контрастировала с местными, так разочаровавшими приехавшего из своих далеких краев Драговича.
Драгович выехал из города и теперь подъезжал к развилке. Одна из дорог вела туда, где он успел побывать утром. Другая же, по которой он сейчас и поехал, шла южнее и через пару десятков километров выходила на автомагистраль, ведшую через «приграничный» блокпост и далее на запад. Ну так далеко, до границы региона, Драгович конечно ехать не планировал — нужно было проехаться по магистрали и отыскать приличный мотель — там добра этого хватало. Досадно было, конечно, что имея в распоряжении квартиру, пусть и чуть подбитую, приходилось тащиться не пойми куда, но тут уж ничего поделать было нельзя — все сработало благодаря версии о том, что за городом пережидать налет было куда безопаснее и вообще комфортнее.
— У нас как-то пару лет назад такое было, — вдруг начала Лизетт.
— Что? Такой налет?
— Ну да, только не на сам Париж.
— И как вы это перенесли? Я, признаться, хоть и слежу за новостями, но всех событий не упомнишь.
— Вражеские суперсамолеты прокрались над океаном и выпустили несколько сотен крылатых ракет по всему побережью, не по Парижу. Тревога была такая же, как здесь. Такая же продолжительная.
— Это арсенальный транспорт, — поправил Драгович. Нас сейчас обстреливают такие же. Видела по телевизору?
Нет, только слушала. Я фильмы старые смотрю, когда такое происходит. Чтобы… Чтобы почувствовать себя вне этого всего.
— Охрененный способ, — подумал про себя Драгович, но, разумеется смолчал.
— Надо будет тоже так попробовать, — вместо этого ответил он. — А зато я сегодня видел, — таким тоном, будто готовит приятный сюрприз, продолжил он, — видел, как на юг летел бомбардировщик B-1001. Он летел низко-низко, я аж испугался. Великая машина. Он меньше чем эти долбанные транспорты, зато он невидимка. Прокрадется. Может, сейчас крадется, чтобы ударить куда надо.
— Про него я слышала, ответила Лизетт, — он кружит тут не первые сутки. Находится в постоянной готовности чтобы эскалировать.
Драгович и позабыл, что Лизетт была не так проста в вопросах всего, что касалось тактики и обстановки вообще, даром что она киношками на время тревоги хотела забыться.
— Про то, что он кружит, я не слышал, — ответил Драгович и на этот раз не соврал — утреннее появление гигантского «стелса» было для него, как, надо думать, и для Ландскрихт, сюрпризом.
Впереди показался крупный светоотражающий щит со своеобразным знаком — на желтом фоне был черный силуэт вертикально взлетающей ракеты, еще клубы дыма и расходящиеся от места старта круги, будто радиоволны. На самом деле, так обозначили ударную волну и распространяющийся звук.
«Берегись звукового удара» — гласила надпись сверху. Внизу была не вполне соответствовавшая русскому варианту надпись на английском: «Blast Shock Warning». Где-то неподалеку располагался терминал. Вернее было сказать не где-то, а по левую сторону от дороги — объект был совершенно четко выделен не смотря ни на что пробивавшимися сквозь туманно-снежную пелену огнями на осветительных мачтах.
Драгович и раньше видел придорожные знаки указывавшие на близость пусковых позиций, но не придал особого значения этим предупреждениям. Вроде бы, старты противоракет могли вышибать стекла автомобилям, но это совсем рядом, у ограждений, и надо было быть настоящими «долбодятлом», чтобы ездить в непосредственной близости от терминалов, у их заборов.
— Я когда-то хотел побывать во Франции и в Париже в частности, — начал Драгович очередную, как ему показалось, довольно непринужденную тему.
— Да еще не поздно, — ответила Лизетт. — У нас, правда, с нашим символом, с башней, теперь не все в порядке, хотя я уже говорила. И что некоторые ее хотят сохранить в таком виде. А вот другие говорят, что надо ее разобрать и построить такую же, только больше. За облака. Вот это было бы красиво. Эта идея мне нравиться. И напоминания о Войне не было бы.
Внезапно дорога, да и вообще вся местность, озарилась ярким, быстро мерцающим светом. За какие-то мгновения Драгович успел осознать, что источник света движется — тени от неровностей на дороге, сначала четко вырисовывавшиеся, быстро исчезли, как и съежились тени от деревьев. Это означало, что свет исходил не от взрыва.
Драгович инстинктивно начал снижать скорость, причем так, чтобы не занесло, как вдруг машина дрогнула, а до ушей донесся вначале громоподобный удар, а затем вой, словно от огромной хриплой сирены.
— Терминал! — пронеслось в голове. Еще в мозгу, что было совершенно естественно, всплыла картина с только что виданным щитом.
Лизетт вскрикнула, обхватила голову руками и попыталась согнуться насколько это возможно. Ее сумка, очевидно, этому препятствовала.
Драгович, тем временем сбавивший скорость до десяти-пятнадцати километров в час, наконец-то повернул голову туда, налево, и краем глаза увидел расползающийся наклонившийся к югу дымный столб, уходивший в облака, в которых все еще что-то тускло мерцало.
— Все в порядке, Лизетт, это противоракета. Это свои, — он положил руку ей на спину, затем погладил и потянул к себе.
Дома у Драговича, как и во всей Европе, как и во Франции, большинство ударов исходило сверху, отчего самой распространенной обороной была вот такая противоракетная. Однако, все эти годы, пока Драгович не оказался здесь, в Сибири, он не видел пуски славной противоракетной обороны так близко. Оказаться поблизости от терминала в густонаселенной Европе было конечно возможно, но Драговичу как-то не доводилось. Очевидно, и Лизетт тоже.
Лизетт молчала, но с какой-то готовностью прижалась к нему. Тем временем все озарилось новым свечением, а спустя несколько секунд последовал рев.
Он вновь повернул голову в сторону терминала. Там теперь громоздилось целое облако, которое было заметно темнее общего фона слившихся неба и земли. Выглядело так, словно туча упала на землю. Вдруг чуть поодаль от тучи, сгребаемой ветром в сторону, появилось новое и не особо яркое свечение. Драгович сумел разглядеть, как с земли поднимался очередной огонек, за которым тянулся темный шлейф с выхваченным светом краем. Такая змейка со светящейся головой. Подъем выглядел неестественно медленным, неторопливым. Самой противоракеты разглядеть не удалось — слишком уж далеко было, да и темно. Огонек выписывал какую-то замысловатую кривую. На первый взгляд, выглядело так, будто бы ракета была не в порядке, однако Драгович прекрасно знал что за этим последует.
В какой-то момент огонек обратился яркой вспышкой и тут же исчез в облаке огня, огня и дыма, сиявшего как огонь. Это было ярко. Одновременно с этим из дымно-пламенного облака ударила огненная струя, тут же вонзившаяся в угрюмое небо. Так эти старты и выглядели — сначала маломощный двигатель выдергивал семнадцатиметровую башню из ее шахты, волок ее вверх, рулил при этом, словно направляя ствол невидимого орудия в нужную сторону.
Еще он уводил ракету подальше от шахты, чтобы пусковая позиция и контейнер в частности остались в пригодном для дальнейшего применения состоянии. В какой-то момент, когда нос пьяно танцующей ракеты смотрел туда, куда было нужно, включался маршевый двигатель. Это включение-то и выбивало стекла неосмотрительно оставленных поблизости автомобилей, вырубало зевак, если таковые по какой-то малопонятной причине оказывались поблизости, било громом на десятки километров.
На второй и третий пуски Лизетт, насколько смог судить Драгович, никак не отреагировала — не вздрогнула, не попыталась получше спрятаться. В общем-то все обошлось без глупостей и во время первого пуска, однако сейчас в ответ на успокоительные речи она что-то все молчала.
— Я сам до этого не оказывался так близко к их стартам, — продолжал он. — Отчасти я сам виноват, что не предупредил тебя, там был желтый предупреждающий знак…
Спустя полминуты она вроде стала приходить в себя.
— Так воют противоракеты «система-520» и «580»— полумертвым голосом произнесла она, — тридцать секунд прошло, значит они уже в космосе, километрах в двухстах отсюда, чуть меньше… У нас такие же взлетали. Когда в город прилетело. Поехали отсюда…
Драгович завел машину и, чуть осторожничая, тронулся вперед.
— Почему ты без очков, — спросила она.
— Да ты посмотри, какие облака, — наигранно беззаботно ответил Драгович, — вообще у нас теперь вместо селективных подрывов используют лазеры. Так что и в хорошую погоду можно особо не опасаться.
Раздался очередной грохот и вой, затем еще.
— Вдалеке что-то светит, — объявила Лизетт, показывая в свою сторону, направо, на север. — Там как будто бы тоже запускают!
— Да, там тоже есть терминал. Он далеко.
— Что-то мне это все очень не нравиться, — произнесла Лизетт.
— Мне тоже, но что это изменит? Вообще основная цель — это ракетодром. Он далеко, так что хотя бы это обнадеживает.