Раздался авиационный гул — над проспектом пронеслись несколько российских штурмовиков, судя по вполне различимым знакам, блоковских по принадлежности. На одну из рекламных стоек натягивали свежеотпечатанный плакат с подбитым арсеналом и дорисованным рядом карикатурным генералом «чинков», который, придерживая фуражку бежал, вернее убегал сломя голову. Штаны на жопе генерала были разорваны и также как и арсенал дымились. Надо же было успеть подготовить весь этот рисунок, хотя дело было не хитрое.
— А здесь все-таки мило, — вдруг произнесла Лизетт, в который раз оглядывая происходившее вокруг. — Такой необычный город. Еще бы не было этого вашего конфликта с правым берегом.
— Это наверно ты с собой привезла, — ответил Драгович. — Ну то, что здесь стало так здорово и весело. До тебя такого не было.
В ответ та только засмеялась.
— Сейчас надо снимать все вокруг и отправлять в редакцию, — добавила она, доставая телефон. У меня такое чувство, что все это что-то да означает.
— Что может означать праздник?
— Я такого не припоминаю. Об этой победе раструбили по всему миру. По нашему, разумеется.
— Откуда ты знаешь?
— Так телевизор надо смотреть, — по-доброму чуть снисходительно ответила Лизетт, — Знаешь, как этот «Барсук» стал тем, кем он стал?
— Корреспондентом?
— Да, корреспондентом. Год назад он был обычным пехотинцем армии США. Потом он отправился в составе группы на одно задание, им надо было установить флаг на только что захваченной территории. Даже не захваченной, а просто отбитой — там просто никого не было. Знаешь же, как и зачем это делается?
— И что?
— Вот, они установили флаг, два флага, а потом их подбили. Не флаги, а одну машину с несколькими солдатами. Так вышло, что вроде бы и миссия выполнена была, и удар-то они получили, и все живы остались. Самое главное, он, этот «Барсук» заснял все как следует — ну просто любил это дело. Еще конечно так сложилось, что это была не простая вылазка, а такая вот резонансная, с флагом. Ну вот, все сложилось воедино и у него стартовала совсем другая, не солдатская карьера.
— Повезло ему. А здесь-то, у нас, что такого сейчас? Ну праздник…
— А вот посмотрим, — деловито сказала Лизетт, передав горячий стакан Драговичу и изготовив телефон. — Я не буду хвастать, но я все же не случайный человек с улицы и мне есть куда отправить отснятое. Я хочу, чтобы ты тоже в кадре был, так что сделай лицо.
— Ладно, попробую, неохотно согласился Драгович.
Глава 29Культурные нравы. Солдатня
Белые облака пронеслись назад и внизу показались городские кварталы Мюнхена. Судя по навигации, имевшейся в телефоне, самолету предстояло еще с десять минут тащиться на этой малой высоте, ожидая своей очереди на посадку. Рассматривая виды внизу, Завирдяев воспользовавшийся краем крыла в качестве визира, успел проследить, как самолет обгонял автомобили, несшиеся по какой-то обособленной магистрали. Не иначе, по автобану.
Наконец, высота начала вновь уменьшаться — самолет был на глиссаде. Показались ограждения летного поля. Еще в глаза бросились выстроенные в два ряда по полтора десятка в каждом лайнеры, перекрашенные в военный, так называемый пустынный цвет. Так выглядели реквизированные борты, возившие теперь личный состав.
Старт мобилизационной кампании двадцатого года был дан всего пару недель назад, но уже сейчас транспортировка шла полным ходом.
Лайнер коснулся земли, затем плотно встал на все свои три опорные точки. Раздались традиционные аплодисменты.
На выходе до Завирдяева донесся голос русскоязычной стюардессы, по-простецки сообщавшей кому-то из пассажиров, что зал ожидания лучше обойти стороной.
Удивляло не это. Удивляло то, что еще кому-то надо было об этом рассказывать.
Шагая, Завирдяев глянул в остекление, имевшееся в рукаве посадочного терминала. Где-то вдалеке по летному полю маршировала колонна — двигались они к ожидавшему и готовому отвезти очередную группу на один из фронтов аэробусу. Судя по песочному окрасу лайнера, на Центральноафриканский.
Свободной рукой Завирдяев достал из кармана бумажный путеводитель, прихваченный в самолете и рывком развернул сложенный вчетверо лист. В проспекте был расписан весь путь до вокзала, до которого предстояло доехать на электричке, отправлявшейся прямо отсюда, из аэропорта. Прежде нужно было получить багаж — всего лишь одну не особо-то и увесистую сумку, в которую можно было уложить эту, для мелочей и документов.
Широкий не то коридор не то вытянутый зал, в который выходили многочисленные ходы посадочных рукавов был заполнен все же преимущественно гражданскими. Судя по маршировавшей по летному полю колонне, посадочные терминалы были не для солдат. Багажная логистика работала вполне сносно и вскоре Завирдяев взвалил свою «основную» сумку на плечо.
Мало помалу воздух стал приобретать характерный табачный оттенок.
— Вот оно и начинается, — раздраженно и не без некоторой доли беспокойства подумал Завирдяев, перекидывая все же не невесомую сумку на другое плечо.
Наконец, эскалатор, стоявший вряд с несколькими такими же, вывел вниз, в зал ожидания. Миновать этот зал вроде бы было можно, но Завирдяев не думал, что картина будет столь удручающей.
Отступив от эскалатора с десяток шагов, он увидел первые окурки. Процентов на девяносто люди, находившиеся в огромном зале были солдатами. Кто-то был мобилизован только что, кто-то, вполне возможно, возвращался из отпуска, хотя эти отпускники летали туда-сюда вне зависимости от начала или конца мобилизационных кампаний.
Автомат, в котором когда-то, впрочем, совсем недавно, была какая-то съестная мелочь, теперь стоял разбитый и опустошенный. То же самое было и с кофейным, причем если из кондитерского можно было что-то достать, то от кофейного с его баком воды и порошками в этом смысле проку не было.
У стенки высотой по пояс, ограждавшей спуск дальше вниз, был навален штабель из рюкзаков и сумок вроде бы гражданского вида. Рядом, растянувшись прямо на полу, храпел солдат с обнажившимся пузом. Очевидно, он был пьян, причем в говно.
Потом Завирдяев заметил полицейского, шагавшего ему, Завирдяеву, навстречу. Вид у стража порядка был как у побитой собаки. Следом за полицаем довольно непринужденно шагал боец, вроде бы в какой-то выкладке, но в расстегнутой куртке и вообще предельно неряшливым, при этом залихватским видом. Даже в Суперфедеранте таких разбойников еще нужно было поискать. За бойцом шагали двое таких же, ну может те были чуть менее вызывающего вида. Один держал в зажатых зубах сигарету, которой то и дело дымил в стороны.
Все выглядело так, будто эти двое решили поддержать что-то учудившего товарища при его разговоре с полицаем. Один из солдат, тот, что был с сигаретой, бросил на Завирдяева недобрый, переходящий в презрительный, взгляд и, поравнявшись, обдал того струей табачного дыма.
— Хотя бы им не выдали оружие, — пронеслось в голове.
Завирдяев прошел еще несколько шагов и повернул голову, желая оглядеть происходившее по правую сторону, в зале.
Сидения были сплошь заняты солдатней. Некоторые зачем-то взгромождались на спинки, ставя ноги на места для задниц. Кто-то, более удачливый, чем лежавший у кучи вещей, храпел, растянувшись на все тех же рядах металлических кресел. Таких было нимало. Куда пропали офицеры, оставалось только гадать. Судя по всему, им было абсолютно насрать на то, что их бойцы учинили в аэропорту.
Миновав зал без дальнейших приключений, Завирдяев вышел к эскалаторному спуску, ведшему в широкий заполненный магазинчиками подземный коридор, ведший к железнодорожной платформе. Большинство магазинов были закрыты.
В сравнении с виданным залом ожидания крытый перрон выглядел довольно спокойными комфортным местом. Побывала ли здесь с свое время солдатня судить было трудно — ничего такого, что можно было бы разбить здесь вроде бы не было, а окурки могли были быть давно сметены.
Все же, побродив по платформе Завирдяев, отыскал очередной торговый автомат, несший на себе следы воздействия — на этот раз стекло было на удивление в порядке, а вот металл корпуса был вмят сбоку. Были там, на боку автомата и четкие следы от солдатских ботинок.
На дальнем пути стояла электричка, которую в шутку можно было обозвать бронепоездом — окна локомотива были снабжены навесными решетками. Кое-где такие же приспособления были установлены и на окна пассажирских вагонов, но далеко не везде. На некоторых стеклах белели следы от попадания чем-то, может и камнями. Судя по тому, что стекла не были пробиты, их защищала какая-то пленка.
Все указывало на то, что поезд подвергся вандализму во время каких-то беспорядков — таким было никого не удивить — ни непосредственного свидетеля ни телезрителя, находящегося в любом уголке мира. Затишье, траур с черными флагами на улицах, беспорядки, снова затишье — это была обычная рутина для большинства европейских да и не только стран. Россия с ее демаршем в каком-то смысле пошла по своему особому пути, но и там политические кризисы ровно также придавали жизни нездоровой динамичности.
В последнее время, правда появилось что-то новенькое — празднование «малых окончательных побед» — несоразмерные событию безудержные торжества по поводу разгрома «чинков» в так называемой локализованной эскалации.
Прохаживаясь туда-сюда по перрону, наблюдая удручающую окружающую картину, Завирдяев в какой-то момент задался вопросом, как здесь все преображалось или могло преобразиться при наступлении большого траура или, напротив, празднества, случись оно в очередной раз.
Ответ на вопрос, видеоответ, конечно при желании можно было отыскать в интернете, но тратить время на подобную чепуху, на удовлетворение праздного любопытства, Завирдяев не стал бы.
Наконец, к платформе довольно энергично приблизился объявленный поезд. Выглядел он ни чуть не лучше того, что стоял в стороне — те же укрепленные лобовые стекла и выборочно защищенные окна пассажирских вагонов.