Еще они с трудом поднимались на высоты в тридцать тысяч футов, обычные для классических, мало изменившихся за полтора века общемагистральных самолетов.
Гиганты летали низко, потому что чувствовали себя более уверенно в условиях более плотной атмосферы, обеспечивавшей оптимальный цикл охлаждения да и в целом работы атомных турбоагрегатов.
— Что меня интересует прежде всего, — снова начал президент, не отрываясь от документа, — так это то, обеспечит ли звено из пяти машин стопроцентное выполнение намеченного? По меркам фронтовых операций это довольно скромная группировка.
— Сэр, все просчитано и этого более чем достаточно, — ответил американский генерал. — У мятежников отсутствуют системы ПВО, которыми пересыщен фронт в своей стандартной конфигурации. Наиболее продвинутое, что у них есть — мобильные установки ПВО ближнего радиуса действия. Это российские системы с историей модернизаций в полвека. В целом они функциональны и со своими задачами они справляются, но со стандартной фронтовой авиационной системой вооружения, такой как B-252F они существуют как бы в разных плоскостях. Дело даже не в техническом превосходстве, а в тактике — бомбардировщик не будет заходить в их радиус поражения и даже обнаружения. В общем, это то, как мы представляли себе Большой Фронт задолго до Войны, — генерал усмехнулся, — хотя бы здесь мы проявим себя, как нам виделось десятилетия назад.
— Не совсем мы, — поправил Оппенгеймер. — Вернее будет сказать совсем не мы.
— Согласен, Сэр. Я имел ввиду машины как таковые. То, как они задумывались.
— Хорошо, я понял вашу мысль. Теперь вопрос касательно противоборствующей стороны, то есть мятежников. Информация о их планах противодействия правительственным войскам достоверна? Нехорошо выйдет, если они решат прибегнуть к тактике мобильного боя и откажутся от идеи своих укреплений.
— Исключено, Сэр, — ответил генерал от сил Блока, — они уже приступили с стягиванию техники и подготовке плацдармов.
— Удивительные люди, на что они рассчитывают? — пробормотал Оппенгеймер, доставая из футляра перьевую ручку. — Конечно, они не знают про бомбардировщики, но и без них… Одних этих мотострелков, думаю должно было быть достаточно чтобы засомневаться… Эту энергию бы да в целях Общего Дела, на фронт… — Оппенгеймер принялся выводить свою размашистую подпись на документе, утверждая операцию прикрытия.
— Итак, господа, сейчас мы с вами перейдем в основной кабинет и займемся основной же повесткой, — обратился он к присутствовавшим в кабинете-отсеке. — Скажу вам заранее, первым пунктом у нас идет проведение очередной плановой мобилизации. Отдельно поговорим про восточное побережье и отдельно про южные штаты.
Оппенгеймер убрал документ в папку и передал ее генералу Пентагона. Затем все трое встали и двинулись к выходу. Самолет, уже успевший набрать крейсерскую высоту и скорость двигался на север, к Американскому континенту.
Глава 31Пробуждение Завирдяева
На какое-то время серая пелена неба расступилась и округу осветили пронзительные, но с тем же почти ничуть не гревшие лучи низкого осеннего солнца. На контрасте с осенней округой, погруженной в смесь серого и буро-желтого, освещение казалось особенно ярким, словно подкрепленным спрятанными где-то светильниками.
Завирдяев не торопясь подъезжал к промышленному городку — очертания бетонных построек, чьи грани также были отчетливо выделены неожиданно появившимся светом, уже высились над горизонтом.
Настроения в СФС царили по большей части упаднические. Кто-то, напротив демонстрировал подъем боевого духа, причем довольно искренне, но все же главный вектор был направлен в пессимистическую сторону.
Слухи о вторжении, появившиеся пару недель назад исключительно в качестве бредовых домыслов, теперь обратились в данность. Никто, правда, не мог назвать точной даты запланированного Лебедевым — предполагаемые сроки находились в пределах от двух дней до недели.
Завирдяев не в первый раз поймал себя на мысли, что в плане общей атмосферы все происходившее чем-то напоминало картину поражений одной из сторон в войнах прошлого. То, как можно было себя представить смятение в тылу проигрывающих, будь то падение Южного Вьетнама в позапрошлом веке или обреченность Третьего Рейха, или Второго…
Еще не разрушенные улицы живут какой-никакой своей жизнью, ходит транспорт, вещает пропаганда, но уже откуда-то из — за горизонта катится фронт, подгоняемый более успешным противником. И кто-то собирает чемоданы, кто-то уже садится в поезд, едущий неизвестно куда, кто-то просто выезжает из города. В кино да и документалках выглядело так. Мертвенный, хоть и яркий свет, озарявший унылый пейзаж был как-то не вполне выразимым словами образом сообразен происходящему. Тут бы и сцену с покидающими обреченный город молчаливыми людьми, толпящимися на перроне.
На деле все было несколько не так. Возможно, в случае полного военного поражения от «чинков», что-то подобное действительно стало бы до ужаса актуальным, причем не именно здесь, а везде, но полное военное поражение давно уже стало чисто теоретическим сценарием.
Кое-кому действительно имело смысл паковать чемоданы. С другой стороны этим «кое-кому», то есть верхушке СФС да и КАНАР — бежать было не так-то просто. Бежать, конечно, было куда, но нужно было миновать территорию России, а для этого нужно было заранее и не без искусности подготавливать маскировку, легенду и прочие шпионские атрибуты. Или готовить немалую сумму, чтобы в условиях массового бегства воспользоваться возможностью покинуть край на борту сервисной авиации констеллейшнов или Блока.
Несомненно, когда дело для них запахло бы жареным и стало бы совершенно ясно, что безболезненно выйти из сложившейся ситуации не получится ничем, кроме как бегством, то билет на такой рейс и даже сама, так сказать, дорога в аэропорт неимоверно подскочила бы в цене. Бежать заранее, дешево и незаметно, тоже было чревато потерей нажитого положения, власти, благосостояния. Такая своего рода биржевая игра, где надо было уследить за прыгающим графиком, а лучше предсказать его прыжки.
Простые граждане также пребывали в тревожном ожидании. Чем-то это напоминало ту атмосферу, что время от времени охватывала ту или иную часть разваливавшегося Советского Союза. Завирдяев запомнил ту тревогу с детства, но в итоге ничем катастрофическим те передряги не оборачивались.
За раздумьями и воспоминаниями он доехал до северного пропускного пункта — поста на двухполосной дороге, устроенного в разрыве бетонной стены. Он остановил машину у стоп-линии, затем открыл боковое стекло и выставил в окно карточку-идентификатор. Тронувшись с места, он медленно протащился перед несколькими камерами в массивных корпусах, установленных вряд. Система отсканировала пропуск и лицо водителя, то есть Завирдяева. Какие-то из камер, несомненно успели рассмотреть салон на предмет не находится ли там непредусмотренный пассажир.
Впереди загорелся зеленый светофор. Вооруженной охране, устроившейся в остекленной будке, возвышавшейся на уровне второго этажа, казалось, не было до происходившего никакого дела. Это впечатление было не вполне справедливо по отношению к ним, так как своя функция, у них была и была она вполне определенная — в случае чего захлопнуть бронированные ворота, перейти на защищенную позицию и дать вооруженный отпор. Типичные сценарии в рамках мер предосторожности.
Дальше пошла прямая внутренняя улица с высаженными по обе стороны тополями, неторопливо сыпавшими желтыми листьями. По одну сторону, по правую, был тяжеловесный бетонный забор, отделявший территорию комплекса не от внешнего мира, а всего лишь один сектор комплекса от другого. По левую сторону один за одним тянулись серые бетонные корпуса высотой с десятиэтажный дом. Вроде бы в них предполагалось добывать термоядерное топливо из воды, или из тяжелой воды, которая, в свою очередь, добывалась из большого объема воды. В общем, советские проектировщики и инженеры тогда задались целью построить объект, который был в состоянии функционировать максимально самостоятельно — и добывать топливо и ремонтировать агрегаты. Даже была своя атомная станция, которая должна была служить «стартером». Все это при том, что в радиусе нескольких километров была высоковольтная линия, вполне способная дать часть своей энергии, чтобы «зажечь» синтез. Так, с АЭС в качестве «стартера» никто и никогда больше не делал, да и эти не сделали. АЭС, правда, какое-то время проработала. Потом, когда у России наконец-то появились свои термоядерные генерирующие мощности, АЭС была закрыта за ненадобностью и благополучно демонтирована.
Сейчас уже было трудно сказать, был ли этот комплекс мемориалом необузданной глупости и непрактичности или же, напротив воплощением, хитроумного и вполне рационального расчета, не оправдавшегося лишь по причине изменений в глобальной картине мира, мира политики и мира технологий в частности.
После поворота показались боксы крытой автостоянки, куда Завирдяев ставил машину.
Выйдя из бокса, он, неожиданно для своей усталости, озорно прошуршавший тополиными листьями, направился к пропускному пункту, который нужно было миновать, чтобы попасть в так называемый внутренний пояс, где располагались жилые корпуса.
Этот сектор был заново обустроен уже тогда, когда полумертвый комплекс стал превращаться в обиталище чиновников и клерков Блока и СБСЕ. Чисто географически сектор не находился где-то в центре комплекса, он был с скорее с западной стороны, хотя от внешнего периметра он и вправду был изолирован другим сектором шириной в полкилометра. Еще в последние недели там, во внутреннем секторе были расконсервированы несколько общежитий, которые в случае чего могли бы принять наиболее уязвимых гражданских. Это конечно же был всего лишь жест — площадей для таких целей там было недостаточно.
Завирдяев шагнул в разошедшуюся автоматическую дверь и направился к рамке, перед которой как обычно выложил свой «орел пустыни».